Бывший папа. Любовь не лечится - Лесневская Вероника. Страница 2

Забыть не получается. Я пытался.

Сразу после расторжения брака рванул за границу. Около полугода практиковал в европейской клинике под руководством дяди, ведущего нейрохирурга. Все члены моей семьи связаны с медициной. И женщины, и мужчины. Каждый – специалист в своей области. Врачебная династия.

А Надя…

Надя была простой медсестричкой, когда мы познакомились. Именно так, уменьшительно-ласкательно, а иначе язык не поворачивался ее назвать. Молоденькая, старательная, воздушная. Медсестричка Наденька. С сияющей улыбкой и светло-голубыми, почти прозрачными глазами на пол-лица. Несмотря на возраст и внешнюю хрупкость, она хваталась за любую работу. Крови не боялась, от тяжелых дежурств не отлынивала, ничем не брезговала.

Мои родители ей прочили успешную карьеру в медицине, а если быть честным, попросту давили на нее и побуждали поступать в институт. Связываться с младшим медицинским персоналом для династии Богдановых не комильфо.

Правда, мне было плевать. Я связался – и ни дня об этом не пожалел. Надя с моей семьей не спорила, пыталась соответствовать и упорно готовилась к экзаменам, пока не… забеременела. Признаться, мы оба были рады и с нетерпением ждали малыша… Но счастье продлилось до первого скрининга.

– Надя… Надя, – повторяю в пустоту, прокручивая кольцо на пальце. – Как из головы тебя выбросить?

Год… А ощущение, будто только вчера она плакала в моих объятиях. Только вчера собирала вещи. И ушла только вчера.

А я не остановил. Не смог. Она так просила отпустить. Умирала рядом со мной, будто я из нее жизнь высасывал.

Я пообещал оставить Надю в покое – и выполнил, как бы тяжело мне ни было.

Год… Ни весточки.

Лишь однажды, по возвращении в Россию, я все-таки не выдержал и позвонил ее родителям, чтобы убедиться, что она в порядке. Мне ясно дали понять, что мне там не рады. После этого я и решился возглавить проблемный реабилитационный центр, с которым никто не хотел связываться, чтобы не отвечать за ошибки предыдущего директора. Отец был в шоке от моей новой должности, ведь это как выстрел себе в голову, но я остался непреклонен. Мне нужно было дело, которое заполнило бы все мысли. Я закопался в бумагах, от злости перестряс здесь все, поувольнял нечистый на руку персонал и набрал новый. Мне было чем заняться, но тоска так и осталась моей постоянной спутницей.

– Доктор Богданов, выручайте, у нас сложная пациентка, – в кабинет без стука врывается врач-реабилитолог и с недавнего времени мой заместитель Вячеслав Никитич. Показательно морщусь от обращения, и он исправляется: – Назар, я без вас не справляюсь! Никак, – вытирает взмокшее лицо марлевой повязкой, небрежно сует ее в карман. Ждет в проеме, пока я встану и выйду из кабинета. – Она отказывается от помощи. Направлена к нам на реабилитацию после ДТП.

– Была за рулем? – уточняю уже на ходу. Никитич никогда не беспокоит по пустякам, да и субординацию соблюдает. Значит, ситуация действительно патовая.

– Нет, какой-то урод не справился с управлением и въехал в остановку, где стояла она с ребенком.

Спотыкаюсь на ровном месте, замедляю шаг.

– С ребенком? – сердце обрывается. Старая рана кровоточит и болит. Воспоминания накатывают волнами. Не вовремя.

Всему виной проклятая годовщина.

– Да, у нее сын, – продолжает врач. – Малыш не пострадал – она успела оттолкнуть коляску и приняла удар на себя.

– Настоящая мать, – выдыхаю с облегчением и светлой грустью.

Надя была такой же. Как тигрица, боролась за нашего ребенка. Грызть была готова всех вокруг, и даже меня. Но не смогла вырвать дочку из цепких лап судьбы.

– Хм, да, но несговорчивая, – тяжело вздыхает. – Только поступила, а уже требует отпустить ее домой, к сыну.

– Отпустим, когда сама пойдет. И не таких упрямых на ноги ставили, – останавливаюсь у палаты, нажимая на ручку двери. – Как зовут? – киваю на историю болезни в руках Вячеслава Никитича. – Мне как к ней обращаться?

– Надежда Богданова, однофамилица ваша, – невозмутимо называет имя, от которого меня бросает в холодный пот. В этот же момент я толкаю дверь и машинально, как робот, переступаю порог.

Невозможно. Только не она! Но…

На больничной койке – моя бывшая жена, с которой мы развелись год назад.

Встречаемся взглядами.

Вздрагивает. Узнала. И я не забыл.

– Сколько месяцев ребенку? – спрашиваю совсем не то, чем должен интересоваться врач.

Читаю ответ в ее широко распахнутых, наполненных слезами глазах.

Значит, дома Надю ждет младенец. Скорее всего, наш сын, о рождении которого я даже не подозревал. Не заслужил быть отцом. Сдерживаюсь с трудом, потому что осознание бьет прицельно в сердце, разрывая его на части.

Мир вокруг вдруг перестал существовать. В палате только мы вдвоем. Я и моя одержимость.

Скажи мне, милая, за что ты так со мной?

Глава 2

Ранее

Надежда

Ослепляющая вспышка фар, грозный рев мотора и… пронзительный визг тормозов.

Черный автомобиль заносит на скользком асфальте. Огромная махина разрезает плотную стену дождя, оглушительно сигналит и на полной скорости мчится на нас с сыном.

Счет идет на доли секунды. Шансов нет.

Эмоции мгновенно отмирают, остается лишь жгучий материнский инстинкт. Именно он побуждает меня с силой оттолкнуть от себя коляску.

Последнее, что я слышу, это жалобный детский писк из люльки, проникающий в самое сердце и разрывающий его изнутри.

В голове одна мысль: «Сыночек, не пострадай!»

Неужели я и правда проклята, если после утраты первого ребенка судьба заберет у меня и второго?

Удар. Толчок. Кромешная тьма.

Острая, адская боль пронизывает спину и отдает в ноги. Ощущение, будто все кости ниже пояса раздробили в пыль, а мышцы перекрутили в мясорубке.

Просыпаюсь в слезах. Меня трясет, как в лихорадке. После кошмара не получается сориентироваться и понять, где я нахожусь. С губ машинально срывается:

– Сынок? Малыш…

Рука скользит по холодному, пустому матрасу. Паника захлестывает меня с головой, но я выныриваю в последний момент. Мысленно встряхнув себя, собираюсь по крупицам.

Осматриваю палату – и медленно возвращаюсь в реальность. Вспоминаю, как вчера меня привезли из больницы в реабилитационный центр. Сбросили, как балласт, потому что я безнадежный пациент.

Все тело продолжает ныть. Полностью. Покалывает вплоть до ступней и самых кончиков пальцев. Или мне кажется? Это невозможно, ведь я ничего не чувствую ниже пояса.

Пытаюсь пошевелиться – слушаются только руки. Приподнимаюсь на локтях, хватаюсь за специальный поручень и подтягиваюсь. Выдохнув, опускаю взгляд на свои ноги, безвольно покоящиеся на кровати, будто чужие, игрушечные.

Показалось.

Фантомные боли.

Я по-прежнему… инвалид. До конца дней. И это еще не самое страшное – на себя мне плевать. Настолько, что я не хочу слушать слова утешения и обещания чудесного исцеления. Ложь! Я насмотрелась на последствия подобных травм, когда работала медсестрой. Но я научусь жить дальше ради самого дорогого человечка на земле.

Сейчас, завтра и всегда я нужна своему ребенку. Только он имеет значение.

Протягиваю руку к тумбочке, беру телефон – и откидываюсь на подушки. Глядя в белый больничный потолок, подношу трубку к уху, вслушиваясь в долгие гудки.

– Мамуль, как там Назарка? – выпаливаю сразу же, как доносится щелчок соединения.

Мой маленький Назар Богданов. Все, что осталось мне от погруженной в руины семьи. Родители считали меня мазохисткой, но я дала ребенку отчество и фамилию отца. Все, кроме него самого. Не решилась. Побоялась говорить бывшему мужу о беременности раньше времени. Каждый раз, когда я намеревалась позвонить ему, в памяти всплывали его слова об аборте. И палец сам нажимал на иконку отключения. Я бы не выдержала повторения истории.

Теперь, когда сын родился живым и без отклонений, возможно, пора признаться. Здорового, полноценного малыша Назар бы принял и, наверное, полюбил. Не знаю. За несколько лет брака я так и не поняла, как устроен мой бывший муж. Что у него внутри? Там, где должно быть сердце?