Лотосовый Терем (СИ) - Пин Тэн. Страница 20

— Раз ты знал, кто убийца, почему не сказал мне, когда я спрашивал? — взорвался Фан Добин.

— Боялся, что он заметит, как ты сверлишь его взглядом, и сбежит.

Фан Добин сердито зыркнул на него.

— Когда это я не мог скрыть намерения?

— Ну-у… — рассеянно протянул Ли Ляньхуа.

Господин Фан рассердился ещё сильнее.

— Хотя мы с Цинши и подозревали, что это “Гэ Пань” убийца, но не могли быть уверены наверняка, — выдохнул Ян Цююэ.

Ли Ляньхуа оглядел его с головы до ног и осторожно спросил:

— Теперь-то… юный герой Ян, можешь поведать нам, почему ты предпочёл стерпеть несправедливые обвинения, но не осмелился рассказать правду?

Фан Добин добавил про себя: и зачем ученику Байму из Удана с высоким положением в цзянху становиться простым караульным и сторожить мертвеца? Может, тоже польстился на хранящееся в гробнице сокровище?

— Я пытался выяснить местонахождение пропавшего много лет назад Хуанци-шишу, — ответил Ян Цююэ. — Одиннадцать лет назад он исчез в окрестностях Си-лина, я вступил в караул гробницы, чтобы разузнать тайны этого места.

— Даос Хуанци был среди пропавших одиннадцати человек? — ахнул Фан Добин. — Ого, слышал, этот старик — мастер цимэнь багуа*, кто знает, может, поэтому его и заманили сюда. Ох, неужели его съели те люди?

Цимэнь багуа — древняя форма гадания, первоначально разработанная для помощи в формировании военной стратегии и тактики

Ян Цююэ слегка разозлился, но поскольку у него всегда был угрюмый вид, на лице это не отразилось, он лишь сказал с прохладой в голосе:

— Я провёл в Си-лине три года, изучил надписи, прочитал летописи предыдущей династии и нашёл кое-какие зацепки.

— Имеющие отношение к смерти императора Сичэна? — спросил Ли Ляньхуа.

Ян Цююэ кивнул.

— Си-лин похож на место захоронения, но не является им: это будто бы императорская гробница, но в неё можно попасть, в сторожевой башне можно жить, а ещё число лошадей, которое здесь содержат, намного превышает количество караульных. В летописях и памятных надписях говорится, что после скоропостижной кончины Сичэна на престол взошёл его сын, однако вскоре пропал без вести, наступила смута и страна пришла в упадок.

— Я только знаю, что сын императора Сичэна, император Фанцзи был чрезвычайно уродлив, с неровными бровями и косоглазием, — перебил Фан Добин.

— Император Фанцзи был увечным, безобразной наружности, и взойдя на престол, редко посещал столицу, опасаясь, что придворные будут тайком насмехаться над ним. Однако если верить историческим записям, родился он нормальным, с детства был умён и сообразителен, весьма проницателен в государственных делах, и Сичэн в нём души не чаял. В “Хрониках аудиенций” говорится, что в юности он был красив, имел прекрасные манеры и возвышался над людьми; но в семнадцать его поразил недуг, от которого лицо исказилось в судорогах, навсегда обезобразив. С того года, когда Сичэну исполнилось тридцать пять, а Фанцзи — семнадцать, на императора начались покушения, и однажды его тяжело ранили. Кто-то дерзнул заявить, что это Фанцзи подослал убийц, Сичэн разгневался и приказал обезглавить наглеца. У Сичэна было одиннадцать сыновей, но благоволил он только Фанцзи. — Помолчав, Ян Цююэ продолжил: — С семнадцатилетия Фанцзи император осыпал его бесчисленными драгоценностями, титулами и даже даровал прекрасных наложниц, но как ни удивительно, сын вёл себя с отцом крайне непочтительно, в летописях сохранились его бранные слова — однако отец его не наказывал. После внезапной смерти Сичэна Фанцзи взошёл на престол, хотя говорится, что завещания не было, но возражений ни у кого не нашлось: все знали, что на троне может быть только он.

— И впрямь странно, — пробормотал Фан Добин. — Отец и сын явно были не в ладах…

Ян Цююэ обратил взгляд к Ли Ляньхуа.

— Господин Ли, как признанный целитель, не могли бы вы подтвердить кое-что для меня?

— Что именно? — отозвался тот.

Молодой караульный поколебался и спросил:

— Это искривление рта и лицевые судороги — не могли они быть результатом отравления или травмы?

Ли Ляньхуа уставился на него. Фан Добин про себя расхохотался — фальшивый лекарь натолкнулся на задачку не по зубам, но не успел пошутить, как услышал вежливое: “Разумеется”. Он поперхнулся — этот мошенник сказал лишь “разумеется”, но не уточнил “разумеется, могли” или “разумеется, нет”. Ян Цююэ не заметил этой уловки и продолжал говорить.

— Если причиной уродства императора Фанцзи был яд или травма, то кто совершил это злодеяние?

— Неужели ты хочешь сказать, что это был его отец? — ошеломлённо спросил Фан Добин.

— Не знаю, — покачал головой Ян Цююэ и посмотрел на висящего на вратах “Гэ Паня”. — Тайны императоров Сичэна и Фанцзи, разгадка смерти этих одиннадцати человек — все ответы за Вратами Гуаньинь.

— Юный герой Ян, — медленно начал Ли Ляньхуа, — я спросил, почему ты предпочёл терпеть несправедливые обвинения, а не выступить против “Гэ Паня”, но ты так и не ответил мне.

Ян Цююэ вдруг побледнел.

— Я…

— “Гэ Пань” перед всеми свалил на тебя вину, а ты не стал оправдываться, о чём это говорит? — пробормотал Ли Ляньхуа. — Ты один из лучших учеников Байму, по доброй воле скрывался среди караула гробницы три года — действительно ли только ради поисков даоса Хуанци? Само собой, в поисках пропавшего шишу нет ничего дурного, вот только пока “Гэ Пань” не вынудил тебя применить “коготь сизых псов”, ты и не собирался признаваться, что Байму — твой учитель. Ты проявляешь интерес к тайнам Силина, внимательно изучил жизнеописания — это можно было бы назвать необычным увлечением, но кое-что увлечением не объяснишь. — Он вдруг поднял голову и пронзил Ян Цююэ взглядом, ясным и уверенным, совершенно не похожим на его обычное поведение — и раздельно произнёс: — Когда я сказал, что Чжан Цинху убили скрытым оружием, ты воскликнул “вот оно что!”, однако это ведь ты отрубил ему голову, как же мог не знать?

В лице Ян Цююэ не осталось ни кровинки.

Фан Добин вытаращился на него, утратив дар речи, Ли Ляньхуа же неторопливо продолжал:

— Ты отрубил Чжан Цинху голову чтобы помочь Чжан Цинши выдать себя за брата или чтобы помочь “Гэ Паню” скрыть улики? Ведь не выйдет определить причину смерти без его головы, верно?

Молодой караульный хранил молчание.

— Ты не сказал “Гэ Паню”, что Чжан Цинши выжил, помог ему выдать себя за Чжан Цинху — не для того ли, чтобы остаться его пешкой? И он свалил вину на тебя, потому что узнал, что Чжан Цинши выжил и был недоволен тобой? Какой рычаг воздействия был у “Гэ Паня”, чтобы связать ученика Байму из Удана по рукам и ногам и заставить действовать исподтишка?

Ян Цююэ тяжело вздохнул, но продолжал безмолвствовать, сжав губы. Он не мог ответить на вопросы Ли Ляньхуа и не желал оправдываться.

— Ученик даочжана Байму, даже сговорившись с “Гэ Панем”, не сможет заглушить голос совести. Я верю, что ты не убивал, — спокойно сказал Ли Ляньхуа, а потом протянул руку и разблокировал его меридианы.

Пока он говорил, Ян Цююэ молчал, услышав же последнее предложение, задрожал всем телом.

— Я…

— Если у тебя какие-то трудности, так и скажи, — вздохнул Фан Добин. — Неужто думаешь, что мы с несносным Ляньхуа причиним тебе вред? — Он ударил себя в грудь. — Клан Фан в моём лице оказывает тебе покровительство, чего боишься?

— Я больше не ученик Удана, — Ян Цююэ преодолел свою нерешительность и слабым голосом произнёс: — Три года назад шифу изгнал меня, как посмею я теперь называться учеником Байму?

— У тебя неплохие боевые навыки, с чего Байму тебя выгонять? — не поверил Фан Добин.

Ян Цююэ отвернулся.

— Я украл Золотой меч Удана и заложил за пятьдесят тысяч лянов серебра.

— Пятьдесят тысяч лянов? — удивился господин Фан. — На что они тебе?

— Играть на деньги, — помолчав, сознался молодой караульный.

Фан Добин и Ли Ляньхуа растерянно переглянулись: они не ожидали, что Ян Цююэ, с его отнюдь не слабыми навыками и утончённой наружностью, погряз в порочной пучине азартных игр и был изгнан из учеников.