Лотосовый Терем (СИ) - Пин Тэн. Страница 203

— Именно. — Видя, что император приходит в себя, Фан Добин невольно восхитился его исключительным самообладанием. — Он собирался, наблюдая за Лу Фаном и его друзьями, выяснить, обнаружил ли кто-то из них правду за восемнадцать лет.

— И в результате… напугал Лу Фана до потери рассудка, убил Ли Фэя и Шан Синсина? — теперь голос Хэнчжэна звучал устало. — Какие доказательства?

Сверху вдруг упала книга, на сей раз Фан Добин сохранял спокойствие — протянув руку, поймал и с довольным видом открыл на нужной странице.

— Это исторические записи нынешней династии, «Жизнеописания знаменитых людей, том сорок пятый», в котором описана вся жизнь Лю Цюмина, среди прочего говорится, что он воспитывал сына в строгости, и звали его сына Лю Вэньфэй. В «Жизнеописаниях знаменитых людей, томе шестьдесят девятом» рассказывается о жизни Лю Вэньфэя, а также, что он в строгости воспитывал своего сына по имени Лю Кэхэ.

После первого потрясения чувства Хэнчжэна притупились. В книге оказался ещё лист чистой бумаги, Фан Добин вытащил его и положил к окровавленным запискам.

— Это чистая страница, вытащенная из плана Пагоды блаженства. Ваше величество, прошу, взгляните — бумага один в один с этими записками. Лю Кэхэ вместе с Лу Фаном и остальными жил во дворце Великой добродетели… — Фан Добин указал на себя. — В первую же ночь, когда я заселился туда, кто-то повесил в саду газовую накидку Лу Фана, проткнул рукав яшмовой шпилькой и оставил чертёжный лист Пагоды блаженства — кто мог знать, что Лу Фан возьмёт с собой газовую накидку и кто знал, куда изначально была воткнута шпилька? Чжао Чи не знал — он не умел плавать, а потому не видел останки на дне колодца и не знал, куда была воткнута шпилька, и уж тем более, он не мог завладеть чертежами Пагоды блаженства.

— Пусть Лю Кэхэ — внук Лю Цюмина, пусть он сумел заполучить записи своего деда, это не доказательство, что он убийца! — сурово возразил Хэнчжэн. — Ты должен понимать, что каждое сказанное тобой слово — величайшее преступление, и за каждое мы можем лишить тебя головы!

— Только тот, кто проживал во дворце Великой добродетели, мог украсть у Лу Фана накидку и знал, что в ту ночь заклинатель Люи собирается проводить обряд, и дедушка Ван устроит Ли Фэя и остальных в другом месте. Но как в ту ночь Ли Фэй оказался в роще? Когда он покинул гостевой дворец? Почему Чжао Чи и другие ничего об этом не знали? Кто мог легко найти Ли Фэя и увести его? Почему стражники, что ходили дозором за стенами дворца, ничего не заметили? Кто знал, что в этой роще по ночам тихо и безлюдно? И зачем кто-то перерезал горло Ли Фэю и надел на его тело газовую накидку? — Фан Добин высоко поднял голову и выпятил грудь. — Потому что Ли Фэй раскусил правду.

— Правду? — Хэнчжэн переменился в лице.

— Правду о том, как вдовствующая императрица Хуэй родила сына, — Фан Добин выдохнул. — Восемнадцать лет прошло, Ли Фэй родился вновь и сменил кости*, разве сравнить с тем, каким он был прежде? Лю Кэхэ напугал Лу Фана до безумия, затем решил испытать Ли Фэя, вот только тот не знал, когда следует отступить, и принялся ему угрожать. В результате Лю Кэхэ в порыве гнева убил его, повесил на дереве, а затем оставил третью записку, чтобы запугать Шан Синсина.

Родиться вновь и сменить кости — обр. в знач.: измениться, переродиться; исправиться, встать на правильный путь.

— Это лишь твои односторонние заявления, а не доказательства, — ни в какую не уступал Хэнчжэн, ведь признать, что Лю Кэхэ — убийца, было равнозначно тому, чтобы признать, что Лю Цюмин совершил тягчайшее преступление, признать, что он и прежний император — не одной крови с Тайцзу, разве можно было допустить такое?

— Проще говоря, напугал Лу Фана до потери рассудка тот, кто имел доступ к его вещам, Ли Фэя тоже убил тот, кто имел доступ к его вещам, в обоих случаях преступник оставил одинаковые записки — значит, это был один и тот же человек. — Ли Ляньхуа тайно шептал Фан Добину. — А тот, кто убил Шан Синсина, знал, что в его вещах хранится парадный халат. Это был тот же человек, что находился рядом с Шан Синсином у ворот Воинственных небес, напугал Лу Фана и убил Ли Фэя. Легко добраться до вещей Лу Фана могли: Ли Фэй, Чжао Чи, Шан Синсин, Лю Кэхэ — они жили в соседних комнатах, с виду были дружны и хорошо знали друг друга. Легко добраться до вещей Ли Фэя могли: Чжао Чи, Шан Синсин, Лю Кэхэ. Могли знать, что у Шан Синсина хранится парадный халат, и были рядом с ним в момент убийства: Чжао Чи, Лю Кэхэ.

Фан Добин говорил по памяти, к счастью, запоминал он превосходно, так что в дополнение к словам успевал ещё менять выражение лица и размахивать руками, производя огромное впечатление.

Хэнчжэн молчал.

— Но Чжао Чи не знал, какой скрытый смысл таится в этой одежде, — медленно проговорил Фан Добин. — Он не мог воткнуть шпильку в дырочку в газовой накидке, он никогда не был в тайной комнате, и сам он сокровищ оттуда не выносил. Самое большее, он немного награбил, но ничего особенного не совершил — зачем бы ему убирать свидетелей? Он совершенно не владеет боевыми искусствами и не смог бы убить Шан Синсина у ворот Воинственных небес. Поэтому…

— Поэтому свидетелей убил не Чжао Чи?

— Есть и ещё одна важная причина считать Лю Кэхэ убийцей, — отчеканил Фан Добин — эти слова принадлежали ему самому, а не были нашёптаны Ли Ляньхуа. — Прошлой ночью я направился во временную резиденцию, чтобы осмотреть вещи покойного Шан Синсина, залёг в засаде снаружи и стал ждать, пока убийца явится за его вещами. Прошло много времени, никто так и не появился, но в комнате Шан Синсина загорелась лампа.

— Что? — вырвалось у Хэнчжэна. — Ты видел убийцу?

— Да, я видел убийцу, — холодно ответил Фан Добин. — Но он не проходил передо мной, а сразу возник в комнате — что из этого следует? Из этого следует, что этот человек уже находился в резиденции, ему и не нужно было неожиданно прорываться ночью, чтобы попасть в комнату Шан Синсина! Кто это был? Кто это мог быть? Чжао Чи той ночью отправился в зелёный терем, покинув свои покои, так кто же там оставался?

После этих слов лицо Хэнчжэна стало пепельным, зубы застучали.

— Как Лю Кэхэ… — медленно начал он после долгого молчания. — Сумел убить Шан Синсина за воротами Воинственных небес? Я слышал, это было дело рук нечистой силы — Шан Синсин ехал в паланкине, неожиданно ему перерезали горло и он истёк кровью, не нашли ни убийцу, ни орудие убийства, ни свидетелей, которые видели убийцу…

— Орудие убийства перед вашим величеством, — сверкнул улыбкой Фан Добин, указывая на обнаруженную в паланкине Шан Синсина записку. — Вот чем Шан Синсину перерезали горло. Лю Кэхэ воспользовался случаем, когда их с Шан Синсином паланкины поравнялись, бросил в него лист бумаги, перерезав ему горло, потому следов и не осталось.

Хэнчжэн остолбенел, Фан Добин взял двумя пальцами записку, о которой говорил.

— Золотистая бумага поразительно прочна, за сто лет не потеряла своих качеств. Ваше величество, если не верите, прикажите принести с кухни свинью, я могу показать… э-э-э… — Он резко поднял голову и зыркнул на крышу — навыком убивать отправленным в полёт листом бумаги он не владел, если император и правда прикажет принести свинью, как быть?

— Не бойся, не бойся, — утешил его с крыши Ли Ляньхуа. — Если правда принесут свинью и ты не убьёшь её бумагой, я воспользуюсь скрытым оружием. Его величество наверняка не владеет боевыми искусствами, так что ничего не заметит.

Фан Добин про себя обругал несносного Ляньхуа, который причинил ему немалый вред, заставив наговорить в лицо императору столько оскорбительного вранья, как только Хэнчжэн окончательно придёт в себя, то разгневается и прикажет казнить всю семью Фан, и уж тогда-то он утащит Ли Ляньхуа вместе с собой в могилу!

— Не нужно. — Хэнчжэн пристально посмотрел на окровавленную золотистую бумагу и вздохнул, взгляд его стал ещё более усталым. — Судя по всему, Лю Кэхэ и правда мастер боевых искусств.

— Разумеется, — поспешил заверить Фан Добин. — Мастер из мастеров.