Поцелуйте невесту, милорд! - Кэбот Патриция. Страница 38

Но Эмма если и собиралась что-то сказать, то только поблагодарить камердинера Джеймса, положившего на ее тарелку жареного голубя. Слова, однако, замерли у нее на устах при виде птицы, от одного взгляда на которую текли слюнки. Никогда ей не удавалось приготовить такое сочное и аппетитное мясо.

— Если мы намерены заняться аннулированием брака, — говорил между тем Джеймс, — нам придется отправиться в Лондон вдвоем. Мой поверенный знает, как ведутся подобные дела. Вероятно, понадобится твоя подпись, и потом, будет гораздо проще разобраться с документами при твоем непосредственном участии, чем пересылать их по почте. Не дай Бог, еще затеряются. Я не слишком верю в почтовое сообщение с островом. Насколько я понял, в плохую погоду паром не может пристать к берегу по нескольку недель кряду.

Эмма кивнула, хотя слушала вполуха. Казалось, ее голова потеряла способность разумно мыслить. Вместо того чтобы сосредоточиться на словах Джеймса, она вспомнила, как миссис Пек по их прибытии на остров предложила Эмме и Стюарту услуги своей поденщицы — для тяжелой работы, как она выразилась. Но Эмма вынуждена была отказаться. У нее не было денег, чтобы заплатить за какую бы то ни было помощь по хозяйству. К тому же, как сказал Стюарт, им полезно носить воду и колоть дрова. Честный труд, сказал он, сделает их ближе к Богу.

Насчет последнего Эмма не могла судить. Но она совершенно точно знала, что ее ладони очень быстро сделались шершавыми и мозолистыми.

Сегодня впервые с тех пор, как она поселилась в этом доме, он был вычищен и прибран кем-то другим, а не ею.

— Я предлагаю, — продолжил Джеймс, — незамедлительно отправиться в Лондон. Скажем, завтра. И пробыть там не менее трех месяцев. Полагаю, этого будет достаточно, чтобы получить причитающуюся тебе сумму и начать оформление бумаг, необходимых для аннулирования брака. А чтобы ты не беспокоилась об учениках, мы могли бы на время твоего отсутствия нанять преподавателя… Эмма?

Эмма оторвала глаза от тарелки и посмотрела на Джеймса.

— Что, милорд?

В его вопросительном взгляде сверкнули веселые искорки.

— С тобой все в порядке?

Эмма тряхнула головой, но это не помогло. С тем же зачарованным видом, с которым она созерцала содержимое своей тарелки, она теперь уставилась на Джеймса… на мужа, поправилась она. Ведь теперь он ее муж.

Впрочем, нет. Это понарошку.

Но как же трудно помнить об этом, глядя на его лицо и видя его рот, который совсем недавно с такой властной настойчивостью прижимался к ее губам! Кто бы мог подумать, что Джеймс Марбери так замечательно целуется? О, разумеется, у него никогда не было недостатка в женском обществе, но Эмма всегда считала, что это из-за его привлекательной внешности и солидного банковского счета. Откуда она могла знать, что под его невозмутимым обликом бьется такое страстное сердце?

А может, все это проделки ее собственной пылкой натуры, склонной, как часто отмечал Стюарт, к физическому проявлению чувств?

Однако постепенно смысл слов, которые произносили губы Джеймса, губы, способные вызывать в ней такие шокирующие ощущения, начал доходить до сознания Эммы. В Лондон. Он хочет, чтобы она поехала в Лондон.

С ним.

Завтра.

— Это совершенно исключено, — выпалила Эмма, прежде чем успела сдержаться.

Робертс, вернувшийся к очагу, где кипело на огне загадочное варево, замер, не донеся ложку до котла. Джеймс приподнял брови.

— Эмма, — рассудительно сказал он, — если ты немного подумаешь, то поймешь, что это наиболее разумный план действий…

— А кто будет заниматься с детьми, пока меня не будет? — требовательно спросила она. То ли вино прояснило ей голову, то ли начал проходить шок от возвращения в прибранный дом, но Эмма вдруг снова стала самой собой.

Правда, она не совсем понимала, что у Джеймса на уме.

— Я знаю, как ты относишься к своим ученикам, — терпеливо произнес он. — Вот почему я предложил нанять учителя на то время, пока тебя не будет…

— Это может занять несколько месяцев, — возразила Эмма. — Я бы не сказала, что нас засыпали предложениями, когда умер последний учитель. Такая глушь не слишком привлекает дипломированных преподавателей. А я не могу уехать, пока мы не найдем подходящую замену.

Как ни странно, она ощущала нечто похожее на страх. Но чего ей бояться? Не Джеймса же, в самом деле? И уж точно не Лондона.

Нет, это не страх. Просто она не может бросить детей. Они в ней нуждаются. Ведь, кроме нее, у них никого нет.

— Ты не понимаешь, — произнесла она с ноткой отчаяния. — Детям необходима эта школа. Для многих из них это единственное место, где они чувствуют себя нужными…

— Разумеется, — сказал Джеймс. — Именно поэтому Робертс и вызвался тебя заменить, пока мы не найдем учителя.

Робертс выронил ложку. Однако если слова хозяина и явились для него полной неожиданностью, никак больше это не выразилось.

— Я был бы счастлив, миледи, — невозмутимо вымолвил он и направился за чистой ложкой.

Эмма, совершенно ошарашенная, обмякла на стуле. Да, она боится, и бесполезно это отрицать. И не за детей. Понимает ли Джеймс, чего он от нее хочет? Чтобы она вернулась в Лондон? Нет, он просто не понимает, о чем говорит.

Или понимает? Может, это связано с неожиданным желанием этого нового, изменившегося Джеймса исправить причиненную ей несправедливость? Скорее всего.

Но если его планы включают воссоединение Эммы с семьей, лучше ему сразу забыть об этом. Потому что она никогда этого не допустит. Год назад, отвергнутые всеми, они со Стюартом покинули Лондон, ясно осознавая, что никогда туда не вернутся. Эмма, во всяком случае, поклялась, что если вернется, то только когда докажет, что ее родные ошибались и их мрачные пророчества относительно будущего ее брака не сбылись. Если она вернется в Лондон, пообещала она себе, то только как обожаемая супруга введенного в сан священника… и с выводком из полудюжины детишек в качестве зримого доказательства их счастливой совместной жизни.

И вот теперь она вернется как вдова нищего викария, хуже того, как бездетная вдова. Нет, еще хуже: как бездетная вдова, которая вышла замуж за кузена собственного мужа, богатого и знатного, олицетворяющего собой тот гип мужчины, который ей и прочили в мужья с самого начала. Тот тип мужчины, с которым она не собиралась связывать свою судьбу, ибо всегда утверждала, что выйдет замуж только по любви и только за человека, разделяющего ее решимость сделать этот мир лучше.

Что, увы, означает, что она не сможет объяснить своим друзьям и родственникам, почему она изменила своим убеждениям и вышла замуж за Джеймса. Даже если она скажет, что сделала это только ради того, чтобы получить деньги, которые она намерена потратить на благотворительные цели, они пожелают знать, откуда взялись эти деньги и почему убийца Стюарта счел нужным оставить ей наследство, что, несомненно, вызовет неудобные вопросы. И в первую очередь насчет того, что послужило причиной смерти Стюарта.

А этого Эмма обсуждать не собиралась. Ни с кем.

— О! — воскликнула она, когда эта мысль пришла ей в голову. — Джеймс, я не могу! Честное слово, я не могу вернуться в Лондон. Это слишком ужасно.

Граф Денем, видимо, ожидавший чего-то в этом роде, быстро нашелся:

— Но я не могу оставаться здесь, Эмма. В Лондоне меня ждут срочные дела.

Эмма удивленно заморгала. Срочные дела? Ну конечно же, ему нужно вернуться в Лондон. Ведь он приехал сюда за останками своего кузена, и теперь, когда стало ясно, что он их не получит, зачем ему оставаться на острове.

В самом деле, зачем?

— В таком случае, — отозвалась Эмма, ощутив вдруг непонятное разочарование, — ты должен ехать.

Странно, что она так расстроилась. Это же замечательно, что он уезжает! Тогда ей не придется жить в вечном страхе, как бы не открылась правда о том, что произошло в ту ужасную ночь, когда умер Стюарт.

Более того, если Джеймс уедет, ей не придется больше смотреть на этот рот, вспоминать о поцелуе в замке Маккрей и постоянно ловить себя на мыслях о том, что бы она почувствовала, поцелуй он ее во второй раз.