Портрет моего сердца - Кэбот Патриция. Страница 50

— Не в том дело, Хилл, — сквозь слезы пролепетала Мэгги.

Что она делает? Заливается слезами из-за того, что мужчина, с которым она занималась ночью любовью, сбежал в Йоркшир? Она не какая-то жеманная гувернантка, не влюбленная молочница. Она художница и еще заведет себе дюжину любовников! Взять, к примеру, Беранж. Она никогда не видела, чтобы та плакала. Никогда! Хотя у француженки было множество любовников, причем некоторых она не могла вспомнить уже через неделю. Значит, просто следует закалить себя и стать похожей на Беранж.

Однако Мэгги знала, что, как бы она ни старалась, похожей на Беранж ей не стать. Ей не нужны бесчисленные любовники. Она вообще не может представить, что занимается любовью с кем-то, кроме Джереми. Она хотела только его, а он уехал в Йоркшир. Это все равно что в Индию… слишком далеко от нее!

В дверь постучали, а Хилл, вернувшись через минуту, сердечно произнесла:

— Ну, мисс Маргарет, вы сегодня на редкость популярны. Может, вас заинтересует известие, что, по словам Эверса, внизу дожидается месье де Вегу?

— Пожалуйста, не могла бы ты отослать месье де Вегу прочь? Я слишком плохо себя чувствую.

— Я не стану делать ничего подобного, — фыркнула Хилл. — Это ваш жених, вы не можете отсылать его прочь, как нежеланного поклонника.

— Ну, пожалуйста, Хилл.

Та бросила на хозяйку один лишь взгляд и быстро вышла. Когда она спустя несколько минут вернулась, Мэгги вытирала слезы.

— Мисс Мэгги, не волнуйтесь, — ласково сказала Хилл, протягивая ей свой носовой платок. — Он ушел. Очень расстроился, что вы приболели. Нос у него такой распухший, глаза подбиты, удивляюсь, как он вообще может что-то разглядеть. Бедняга. Он принес вам розы. Поставить их к остальным?

Мэгги взглянула на уже переполненную вазу.

— Наверное. Лучше бы он перестал их носить. Должно быть, потратил на них целое состояние.

— Он велел передать, что цветы вам за то, что проглядел вас днем в галерее. Он не знает, как это могло случиться, и просит простить, если чем-то вас огорчил. А все поправки, которые вы сделали… в пейзажах? Да, в пейзажах. Идеальны. Он ждет вас завтра утром ровно в десять, чтобы развешивать картины. Теперь насчет завтрашнего дня. Я думаю, вы захотите надеть белый атлас, однако на перчатках, которые к нему подходят, не хватает пуговицы. Как вы могли быть такой небрежной, ума не приложу. Завтра мне придется идти к Трампсу и поискать, не найдется ли такой же. Теперь выглядит хорошо. — Служанка удовлетворенно оглядела букет. — И пахнут они божественно! Я всегда говорила, зимой нужно полюбоваться чем-то ярким.

— Да, — согласилась Мэгги, хотя мысли ее были далеки от аромата и красоты роз.

Глава 33

Раздраженно чертыхаясь, Джереми распахнул тяжелую дубовую дверь. Ветер с пустошей дул свирепый, и за два часа, которые ему пришлось добираться от железнодорожной станции до Ролингз-Мэнор, достиг шквальной силы. Герцог уже забыл, каким тоскливым и холодным может быть Йоркшир в середине зимы, особенно на пустошах. Ему пришлось, нанимая экипаж, заплатить втридорога, к тому же проклятую колымагу едва не снесло ветром с дороги. Снег валил беспрестанно, слепил глаза, кучер чуть не отказался везти герцога, и убедили его тронуться в путь лишь дополнительные пять фунтов да полфляжки виски.

Стоя посреди Большого холла и стряхивая с плеч снег, Джереми проклинал все и вся на этот раз за то, что прибыл слишком поздно и его никто не встречает. Наверно, уже больше десяти вечера, в такой час сельские жители или удаляются на покой, или засыпают после основательной выпивки, единственного развлечения долгих зимних вечеров. Господи, некому даже снять с него плащ!

С неудовольствием отметив, что свечи в большой люстре уже потушены, он нашел стул, куда сбросил промокшую верхнюю одежду. Его нещадно трясло, он мечтал согреться у огня, но сомневался, что найдет на главном этаже горящий камин. Надо отыскать Эверса, Джона Эверса, пусть велит кому-нибудь разжечь у него в спальне большой-пребольшой огонь. Господи, ну и возвращение. Следовало взять с собой Питерса, еще лучше сразу отправиться в Герберт-Парк и выяснить с сэром Артуром все раз и навсегда. Сейчас как раз подходящее для этого отвратительное настроение.

Нет, в таком настроении он может запросто пристрелить старика и уже никогда не убедит Мэгги выйти за него замуж.

Герцог начал разматывать шарф, когда заметил огонек свечи, движущийся к нему сквозь мрак Большого холла, и с надеждой окликнул свеченосца. Но, рассмотрев наконец, кто идет, он увидел девочку лет четырнадцати-пятнадцати, с облаком белокурых кудряшек, обрамляющих хорошенькое личико. Бледно-голубой атласный халат был чересчур роскошен для служанки, да и туфли отделаны мехом. Джереми решил обсудить с дядей жалованье горничных, которого наверняка не хватает для покупки атласных халатов.

— Вы кто такой? — подозрительно спросила она.

Герцог сразу понял, что горничной она никак быть не может, его тетка не наняла бы подобную грубиянку.

— Я собирался задать вам тот же вопрос.

— Я Элизабет Ролингз. Я здесь живу.

— А я ваш кузен Джерри. — Господи, когда он видел Лиззи в последний раз, она едва доходила ему до бедра, теперь макушка ее кудрявой головки находилась где-то на уровне его плеча. — И я тоже здесь живу. Это мой дом.

— Врете, — грубо заявила она. — Мой кузен Джерри сейчас в Индии.

— Нет не в Индии, а стоит перед вами. Кстати, почему вы не в постели? Вашей матушке известно, что вы не избавились от привычки бродить по дому в темноте? Я думал, она отучила вас еще десять лет назад, когда поймала ночью на кухне за пожиранием остатков торта, испеченного к дню рождения брата.

Лиззи открыла рот от удивления, глаза стали огромными.

— Кузен Джерри! — выдохнула она. — Это вы?

— Разумеется, я. — Джереми бросил шарф в кучу одежды на стуле. — А где все? Дом похож на склеп.

— Мама лежит в постели. Доктор Паркс не велел ей вставать, пока ребенок не родится, хотя она все равно пытается встать. Папа, наверное, читает в библиотеке. Сестры уже спят, а где братья, не знаю. Почему у вас кожа такого смешного цвета?

— Я загорел. Около экватора с людьми это бывает. Так почему вы не в постели, мисс?

— Нечего разговаривать со мной как с ребенком, — возмутилась Лиззи. — Мне уже исполнилось пятнадцать лет, и я могу вставать когда захочу.

— Чтобы встретиться с каким-нибудь поклонником. Кто он? Один из лакеев? Я завтра же его прогоню. — Ухватив девочку за руку, герцог потащил ее к лестнице, ведущей на открытую галерею, которая опоясывала Большой холл с трех сторон. — И не рассчитывай, что я не расскажу об этом твоему отцу.

С силой, неожиданной в такой хрупкой барышне, Лиззи вырвала у него руку и скомандовала:

— Пустите меня, шут надутый. Я спустилась за книжкой.

— Ну да, — издевательски хмыкнул Джереми. — Как она называется? «Путеводитель к глупым любовным романам для молодых девиц»?

— Я читаю «Письма о воспитании», монографию о женских правах, написанную Кэтрин Макколи, современницей Мэри Волстонкрафт, прославившейся своей восьмитомной историей Англии.

— Господи! — воскликнул Джереми. — Зачем ты это читаешь?

— Потому, невежда самонадеянный, что меня этот предмет интересует, — с презрением ответила Лиззи.

Герцог тихо простонал. Да, она воистину дочь своей матери, несмотря на белокурые кудряшки. Сколько он себя помнил, тетушка вечно была погружена в какой-нибудь толстенный серьезнейший труд. Он с интересом представил себе будущую Лиззи: ум и наклонности синего чулка в соблазнительном теле хористки! Ему стало жаль мужчин, которым выпадет несчастье влюбиться в Лиззи Ролингз.

— Какого дьявола! Что здесь происходит? — загремел с галереи звучный бас.

— Привет, дядя Эдвард, — беспечно отозвался герцог. — Простите, что потревожили вас.

— Джереми? — Лорд Эдвард снял очки.

Боже мой, изумился потрясенный Джереми, его дядя стал дальнозорким! Какие еще несчастья свалились на семью за время его отсутствия?