Че Гевара. Книга 1. Боливийский Дедушка - Шаинян Карина Сергеевна. Страница 13

Сергей рисовал. То ли его деловитый настрой оказался заразительным, то ли Юлька совсем застеснялась, но задуманный ею изначально медленный и чувственный стриптиз провалился. Вместо того чтобы дразнить и изгибаться, Юлька запрыгала на одной ноге, стягивая джинсы. Воротник свитера оказался слишком узким, и ей пришлось долго вертеть головой, чтобы выбраться на свободу. Наэлектризованные волосы громко затрещали, когда она убрала их с лица. В комнате было тепло, но когда Юлька сняла белье, ее слегка передернуло. Броненосец на шее качнулся, разбрасывая блики.

– Какая интересная вещь, – заметил Сергей. – Это тоже ты делала?

– Ой, я совсем забыла… – Юлька испуганно прикрыла кулон рукой. – Ты, пожалуйста, не рисуй его, ладно?

Она подалась вперед, губы испуганно приоткрылись, странные разноцветные глаза расширились – он много раз видел такое выражение у девушек, скромно прикрывающих грудь, но здесь ладонь лежала выше, пряча лишь украшение. В этом было что-то новое, что-то таинственное… Сергей торопливо зачеркал карандашом.

– Вот так и стой, – сказал он.

Через пару минут Юлька начала беспокоиться. Она переминалась с ноги на ногу, закатывала глаза и один раз даже показала язык, но Сергей был поглощен рисунком. Такой холодный, оценивающий взгляд… Так не на живую девушку смотрят, а на набор линий и цветных пятен. Юлька начинала чувствовать себя каким-то пейзажем. А вдруг этот художник – скромный, приличный человек и никогда не пользуется своей профессией для того, чтобы соблазнять девушек? Это было бы ужасно.

– Не могу больше, – сказала Юлька вслух и решительно подошла к Сергею вплотную.

Чтобы поцеловать его, ей пришлось встать на цыпочки. У него оказалась мягкая щетина и горячие губы, и пахло от него красками и кофе.

– Вот как? – проговорил Сергей. Юлька закусила губу и кивнула. Рассмеявшись, художник подхватил ее на руки. Юлька взвизгнула.

– Где-то здесь у меня была кровать… – бормотал Сергей, убирая одну руку. С грохотом свалилась сброшенная на пол коробка с красками, следом посыпалась бумага и книги. Жалобно зазвенела чайная ложка. Юлька почувствовала, что сползает, и вцепилась в Сергея, стараясь подтянуться повыше. «Лазаю, как по баобабу», – подумала она и хихикнула.

– Что? – спросил Сергей. Под ногами раскатисто загремело – кажется, теперь он сбросил на пол кружку из-под кофе.

– Значит, ты все-таки спишь со своими моделями, – довольно проговорила Юлька, зарываясь лицом в широкое плечо.

– А как же, – ответил Сергей и выключил свет.

– Жюли, – прогудела бабушка, – ты ничего не хочешь мне рассказать?

Юлька растерялась. Когда-то бабушка очень часто задавала этот вопрос, и это означало, что каким-то образом Мария прознала, что Юлька ночевала вовсе не у подруги. Или почуяла запах табачного дыма, исходящий от школьной формы. Или догадалась, что хронические тройки по химии уже превратились в полновесные пары, и внучке грозит двойка за год… Но Мария давно уже перестала вмешиваться в Юлькину жизнь, справедливо полагая, что повзрослевшая внучка разберется сама – а от нее теперь требуется только вовремя пустить под крыло, если уж выпадет тяжелое время. Дать отсидеться в тепле и безопасности, выплакаться, когда надо, и снова отпустить на волю. За это Юлька всегда была бабушке благодарна. И вдруг такой вопрос…

От неожиданности она вдруг почувствовала себя напортачившим подростком. Мозг судорожно перебирал последние поступки, пытаясь понять, в чем именно надо признаться. Сигареты? Юлька давно курит в открытую. Пара бутылок пива, выпитого с подругами позавчера? Даже не смешно! И не ночевки же в студии она имеет в виду?! После всех ее романов и романчиков, после того, как Юлька три года прожила с приятелем-байкером и чуть не вышла за него замуж? Да и вообще – на фоне бабушкиных эскапад она просто скромница!

– Бабушка, ты о чем вообще? – спросила наконец Юлька.

– В зеркало на себя посмотри, – ответила Мария.

Совсем сбитая с толку, Юлька бросилась в ванную, включила свет и застыла, глядя на свое отражение. С ним действительно что-то было не так. Протерев глаза, она посмотрела на себя внимательнее. Лицо чистое. Прическа в порядке… Вернее, в буйном беспорядке – как всегда. Ни прыщей, ни мешков под глазами… Глаза! Юлька сдавленно пискнула и зачем-то потрогала отражение пальцем. Ее глаза, темно-карие, почти черные, поменяли цвет. Один стал синим. Другой – зеленым.

«Чепуха какая-то», – пробормотала Юлька. Она видела такие глаза. Раньше – чаще, последние годы – реже, но видела и знала.

«Мне пора развеяться», – говорила бабушка и удалялась в свою комнату. Выплывала оттуда, пахнущая духами, в немыслимом, пестром, как стая тропических птиц, платье, с блестящей яркой помадой на пухлых губах – и с разными глазами. Один синий, другой – зеленый. Такими же, как сейчас у Юльки…

– Бабушка у нас немножечко влюбилась, – говорила мама, сердясь и смеясь одновременно.

– В кого? – удивлялась Юлька.

– А это она сейчас пойдет и выберет…

Бабушка возвращалась под утро, а то и через сутки, с темным румянцем на шоколадных щеках, вся какая-то особенно плавная и сильная, прямо-таки дышащая бурной энергией. Юлька почти видела, как от седых бабушкиных волос летят искры.

– Это смахивает на банальный вампиризм, – говорила мама.

– В любви нет ничего банального, Кати, – гудела бабушка, – ты позже поймешь.

Мама качала головой и закатывала глаза, а бабушка удалялась к себе. Выходила, одетая в привычные шерстяные брюки и вязаную кофту. И глаза у нее снова были темно-карие…

– У нас это что, семейное, по наследству? – спросила Юлька, возвращаясь в комнату. – Я теперь должна пойти развлечься? Но я не хочу.

Бабушка покачала головой. В глазах у нее была тревога, почти страх, и Юльке стало не по себе.

– Или это потому что я влюбилась? – вымученно улыбнулась она. – Так это ничего. Это ведь хорошо даже! Бабушка? Ну что случилось?

– Принеси шкатулку, – сказала Мария.

– Не понимаю только, откуда у тебя на это силы берутся, – сказала Юлька, вертя в руках обезьянку. – Это ж отшивать замучаешься!

– Да, да, – покивала бабушка. – А уж обидно иногда было! Вот бельгийский инженер… Красавец… – ее взгляд затуманился. – Проходу мне не давал. Пытался Андрея бить, хоть и аристократ… Добрый был. Все переживал, что жизнь такая несправедливая, жалел нас, детей подкармливал… – Мария помолчала, глядя в пространство. – Съели его.

Юлька закашлялась. Еще в детстве она как-то догадалась, что о жизни в Африке бабушку лучше не спрашивать.

– Так ты все-таки любила деда? Или это из-за того, что он советский был?

Мария недоуменно взглянула на внучку.

– Ну, коммунизм… Ты же с ними была не просто так? Верила?

– Поначалу верила, – вздохнула Мари. – Коммунизм я возненавидела вместе с твоим дедушкой. Такая же иллюзия, морок, как его чувства и наше будущее. Дело не в этом. Я жить хотела! Долго. Сильно! Я думала – почему эти белые женщины остаются красивыми и сильными, а я в тридцать пять буду дряхлой старухой со слоновыми ногами? Если еще раньше не умру от малярии или сонной болезни… Если не убьют бандиты из соседнего племени… Я думала – наверное, холода сохраняют их, как кусок мяса на леднике. А Андрей рассказывал, что в России очень холодно. Рассказывал совершенно невероятные вещи – про снег, про замерзшую воду, узоры на стекле… Я хотела законсервироваться. – Мария задумалась, а потом усмехнулась: – И знаешь, Жюли, это сработало.

– Я вижу, – улыбнулась Юлька.

– Сила самовнушения! – гордо произнесла бабушка. – Никакому мединституту ее не побороть.

– Но форточку я все-таки прикрою. Не растаешь, – Юлька погасила сигарету и закрыла окно. – Значит, волшебная вещь? И дает особенные способности? Какие? Кроме того, что глаза становятся разными? Знаешь, Сергей, наверное, в основном из-за разных глаз с ума сходит. А я и не знала… Если я перестану носить броненосца – он, может, и рисовать меня расхочет, кто их знает, этих художников!