Пьянящий аромат - Кэбот Патриция. Страница 70

Говорил только Джереми, несчастный, безутешный Джереми, который вцепился в Пегги, как в спасительную соломинку, и все продолжал спрашивать, позволит ли она матери забрать его. Пегги поцеловала ребенка в лоб и заверила, что мать хочет, чтобы он остался в Роулингзе.

— Она просто хотела увидеть тебя, Джерри, — сказала Пегги. — Хотела посмотреть, каким ты вырос чудесным мальчиком. — Но ей так и не удалось окончательно успокоить Джереми.

Оказавшись в Большом зале Роулингза, Алистер, казалось, вновь обретший — хотя бы отчасти — свою непотопляемую жизнерадостность, предложил совершить рейд на кухню в поисках чего-нибудь съестного — в конце концов, должны же они пообедать. Но Пегги отказалась и вместе с Джереми направилась прямо в детскую Она с облегчением увидела, что чашка горячего шоколада и приготовленный кухаркой пудинг подняли дух мальчика Если бы можно было, думала она грустно, глядя в лицо уснувшего племянника, решить ее проблемы, съев что-нибудь сладкое…

Она знала, что, пока остается в детской, ограждена от любых объяснений. Там, за дверями, была Энн Герберт, ее отца Пегги обманула, заявив, что Кэтрин Роулингз умерла. Там был Алистер, которому она не только лгала, но и без всяких оснований дала повод думать, что может ответить на его чувство восхищения ею, когда на самом деле прекрасно знала, что любит Эдварда Роулингза. И, наконец, там был Эдвард.

Но ведь она не лгала Эдварду, хотя пыталась. Нет, здесь ее грех в недоговоренности. Рассказав ему, что Кэтрин Роулингз не умерла, она утаила, что сестра — содержательница публичного дома и что она повинна в смерти его брата. Разве может мужчина ответить на любовь женщины, чья плоть и кровь повинна в таком? Даже в лучшем из миров, где человека судят по его собственным деяниям, а не по тому, кто его родня, Пегги не могла представить, чтобы мужчина мог простить что-либо подобное. Даже такой мужчина, как Эдвард Роулингз.

Из тех троих, кого Пегги считала наиболее пострадавшими от ее лжи — при этом она даже не принимала в расчет людей вроде миссис Прейхерст и Люси, а также всех тех, кто будет шокирован и задет, когда всплывет правда (а виконтесса уж постарается, чтобы все стало известно как можно скорее), — менее всего заслуживала этого Энн Герберт. Поэтому, когда Джереми уснул, Пегги зашла в комнату к своей подруге.

Энн сразу же отозвалась на тихий стук Пегги и с порога заявила, что ей все равно, будь она хоть сестрой сатаны, — они подруги и останутся такими навсегда. Пегги понимала, что должна все объяснить подруге, но, как только она начала говорить, та отказалась слушать. Энн схватила обе руки Пегги и сказала:

— Все это не стоит и выеденного яйца, Пегги. То, что ты сделала, сделала во имя любви к Джереми, желая ему всяческого добра. Это поймут все.

Облегчение и благодарность омыли душу Пегги, как весенний дождь. Но ей еще оставалось попросить Энн об одолжении, очень важном одолжении, учитывая все, что случилось…

Она попросила об этом, а когда Энн засмеялась и сказала в ответ «конечно, не будь глупышкой», поняла, что в лице чуть наивной, мягкой Энн обрела бесценную подругу.

Теперь предстоял разговор с Эдвардом. Выдержать это, Пегги знала, будет нелегко.

После того как они вернулись в поместье из Эшбери-Хауса, Роулингз несколько раз подходил к дверям ее комнаты. Сначала стучал, а потом, услышав, что она попросила его уйти, подергал ручку запертой двери и ударил в нее ногой. Пегги, как и прежде, отказалась открыть, едко заметив, что, если хозяин дома намерен в щепки разбить хорошую дверь, то это, конечно, ему решать, но она не советовала бы. Эдвард пытался увещевать ее, заговорив таким нежным голосом, что девушка моментально почувствовала, как воля покидает ее. Правда, потом, вспомнив, что случалось каждый раз, когда она впускала его в свою комнату, Пегги перестала обращать внимание на его мольбы.

Но теперь, когда прошло почти два часа, она почувствовала, что вполне владеет собой и готова к встрече с Эдвардом. Пегги знала, что прислуга уже спит, поэтому она вряд ли наткнется на миссис Прейхерст, Люси или Эверса и не придется выслушивать их соболезнования или порицания — кто знает, как повернется дело. Девушка была совершенно уверена, что Алистер напился до бессознательного состояния. Хотя вполне возможно, что и Эдвард мог последовать его примеру, Пегги чувствовала, что скорее всего найдет его в библиотеке и там они смогут поговорить как воспитанные люди, без пощечин и сумасшествия в постели.

Надев старенький шелковый халат, который не носила ни разу со времен Эпплсби, но полагала, что он лучше защитит ее от возбуждающего взора Эдварда, чем неглиже с перьями, девушка отперла дверь спальни и вышла в темный холодный коридор.

Там напротив ее двери расположился, вытянув длинные ноги, Эдвард, рядом с его стулом стоял графин с коньяком.

— Добрый вечер, мисс Макдугал, — проговорил он с таким видом, будто сиживать у дверей молодых женщин — самое обычное для него дело. Но Пегги моментально догадалась, что за шутливым тоном скрывается волнение.

— Если вы ищете свою служанку, то я отослал ее спать час назад. Если вам что-нибудь нужно, буду счастлив быть полезным. Что именно вы хотите в данный момент? Может быть, стакан теплого молока? Или книгу из библиотеки, чтобы успокоить растрепанные нервы? Может, вам необходимо мужское плечо, чтобы выплакаться? — Эдвард сделал рукой широкий жест, в другой Пегги заметила пустой бокал. — Что бы вы ни пожелали, я все с удовольствием сделаю для вас!

Пегги, стоя в дверях, смотрела на него. Он по-прежнему был в вечернем сюртуке, хотя отсутствовал галстук, а сорочка была расстегнута почти до пояса. Черные густые волосы на его груди контрастировали с крахмальной белизной сорочки, и Пегги едва удержалась, чтобы не подойти и не положить голову на его широкую грудь. От волнения она с трудом выговорила:

— А я собиралась вас искать.

Он иронически поднял брови:

— Какая удача. Похоже, вы уже нашли меня.

— Вы давно сидите здесь?

— Достаточно давно, чтобы начать подозревать, что вы никогда не выйдете. — Он вытянул стройные ноги так сильно, что суставы протестующе захрустели. — Полагаю, вы не впустите меня к себе? Хотя здесь довольно прохладно, а этот стул с каждой секундой становится все тверже…

Пегги бросила нервный взгляд через плечо в комнату. В ее спальне, как всегда, было покойно и тепло, и уж точно удобнее вести разговор, чем в холодном коридоре или даже, подумала она, в его библиотеке, которая немного страшила девушку своим сугубо мужским духом и кожей мебели. Но чего она боялась больше всего, так это повторения любовного приключения прошлой ночи — неужели это было всего лишь прошлой ночью?

Будто прочитав ее мысли по встревоженному лицу, Эдвард отставил пустой бокал и поднялся, слегка качнувшись.

— Позвольте заверить вас, мадам, что эти руки… — Он протянул прямо к лицу Пегги массивные мозолистые пальцы, — …я все время буду держать по швам. Если вы, конечно, не потребуете, чтобы они сослужили какую-либо службу… или еще чего-нибудь.

Пегги не собиралась подвергаться риску, не зная, что он мог подразумевать под «какой-либо службой или еще чем-нибудь», однако после секундного колебания со вздохом широко отворила дверь и впустила его. Похоже было, что эта маленькая победа Эдварду совершенно безразлична. Он показался Пегги странно взволнованным. Быть может, он собирался просить ее покинуть Роулингз? Ну конечно, он разыграл эту сценку солидарности в Эшбери-Хаусе лишь для сохранения лица, а когда дело дошло до того, что нужно жить под одной крышей с родственницей убийцы брата, тут уже другие ставки. Что ж, она поможет ему успокоить совесть.

— Присядете? — напряженно спросила Пегги и указала на одно из кресел, стоявших возле весело потрескивавшего камина.

— Нет, спасибо. — Эдвард два или три раза потянулся всем телом. На Пегги всегда производили впечатление его габариты, особенно когда он находился в ее комнате. Рядом с ним вся мебель казалась лилипутской, в том числе и огромная кровать с балдахином выглядела примерно так же, как игрушки Джереми рядом с ней. — Я предпочел бы стоять, если вы не против. Слишком долго сидел.