Эпоха Опустошителя. Том I (СИ) - Павлов Вел. Страница 21

— Ты… ты же… тот самый… — с удивлением прошептала Эльза, глядя на опекуна Пустого и его культю. — Тебя должны были уби…

— Нет… Нет… Нет… Как же так… Не успел… — пробормотал дрожащими губами калека, не обращая никакого внимания на убийцу и не сводя глаз с горсти пепла. — Глупцы… какие же вы глупцы… И я… старый дурак…

Вся жизнь сошла с лица старика после сказанного и увиденного, а из-за нахлынувшего неверия и бессилия на него стало жалко смотреть.

Рот Эльзы открылся, чтобы отдать приказ, но язык попросту застрял в глотке. Лавина чужеродного давления и злобы распространилась по всему холлу. Старик стал центром чужеродной силы, а все бойцы окаменели, не в силах двинуть ни единым мускулом из-за подавляющего могущества.

Устранители с выпученными от ужаса глазами наблюдали за действиями калеки.

Сделав несколько неуверенных шагов на пошатывающихся ногах, тот присел на колени перед пеплом и растерянно смотрел на останки несколько длительных мгновений, а затем в какой-то миг он медленно и с благоговейным трепетом коснулся цепочки медальона на своей шее.

Медальон был единственной вещью, с которой Бетал не расставался на протяжении долгих лет. Дарованный предмет дождался своей минуты. Но видят предки, для всех было бы лучше, чтобы данный день никогда не наступил.

— Если этот пепел всё, что осталось от юного господина, то смерть покажется вам не пыткой, а избавлением от мук, — опустошенно и мало разборчиво пробормотал старик, рукой прижимая медальон к груди и прикрывая раскрасневшиеся от слёз веки. — Вы, насекомые, не поняли, какую катастрофу посмели пробудить… Когда он явится сюда, то ни вам, ни вашему синдикату, ни вашему миру и уж точно не мне не сыскать прощения…

Глава 8

Пешка или… ферзь?

Военный лагерь великого дома Ксант.

Зона смертников Западной коллизии.

Двое суток спустя.

Поздняя ночь…

Не знаю почему, но с детства в том мерзком приюте приходилось быть настороже, что и выливалось в постоянные драки и мордобой. Наверное, из-за своего ненормального естества и проклятой крови я практически никогда не видел сновидений и редко когда ощущал себя в безопасности. Находясь в забытьи, беспокойные и в то же время родные эмоции, такие как гнев, раздражение или ярость силились поглотить и заставляли отдаться в их власть.

Примерно то же случилось в шатре Гамана. Сила неизвестного казалась удушающей, и когда опасность была слишком велика клин не срабатывал. Однако опасность не заставляла бежать прочь от сильных противников! Нет, совсем наоборот. Она убеждала действовать наперекор здравомыслию. По какой-то причине она требовала найти, покалечить, разорвать, броситься с головой в омут безумия и залить всё кровью. Требовала рваться в бой, словно умалишенному. Упиваться каждой каплей силы. Она требовала убивать и отнимать жизни…

Но убивать… не получалось.

Благодаря медитативным техникам Бетала удавалось минимизировать вред и держать их под контролем, но как бы глупо это ни звучало у меня был еще один спасательный круг. Необычайно редкие сны. Точнее всего-навсего один единственный сон, который я знал наизусть.

Этот жалкий отпечаток памяти заставлял искать мою поганую семью в Терре. Чтоб она в канаве сдохла! Возможно, видение навевалось больной фантазией, потому как я даже до конца не знал правдив он или нет.

Сейчас сон явился вновь. Происходящее казалось размытым и непреодолимо далёким. Всегда появлялись декорации незнакомой комнаты. Странное убранство. Всё чудилось чересчур таинственным. Призрачные очертания неизвестных я видел всегда. Чаще всего в центре находился до смерти измождённый мужчина, в окружении женщин. Я не видел лиц, никогда не мог расслышать имена. Попросту не выходило. Формировались только едва различимые тени.

Впрочем, одна из присутствующих теней мерещилась иначе. Взгляд её всегда обращался на собственные руки, ведь в них покоился сгусток тьмы, и этот сгусток напоминал собой свёрток с младенцем.

— Почему… почему так… — шелестел безжизненно-хриплый голос. — Он… не причем… Это я во всём повинна… Зачем… наказывать дитя?

— В случившемся… нет твоей вины, — раздался мёртвый мужской шепот, который бережно перенял крошечный клубок из её рук. — Это я не смог никого защитить… Со всей своей мощью я бессилен… Проклинаю себя за эти слова… но другого выхода сейчас нет… Это единственный шанс на спасение… Простите меня…

На этом моменте сон всегда сходил на нет, а я пробуждался посреди ночи в собственной постели напрочь залитый холодным потом.

Впервые же на памяти видение… не прекратились.

Декорации и окружающее пространство стали стремительно изменяться. Теней в этот раз осталось всего четыре. Две из них едва держались на ногах и прямо сейчас стояли в густой тьме перед блеклым красно-синим маревом. Туман своей формой напоминал причудливый омут и слегка освещал окружение. Двое других находились дальше прочих. Причем с каждой секундой силуэты становились более отчетливыми.

На миг померещилось что я увижу нечто очень важное для себя. Сам не заметил, как вялое и полусонное сознание внезапно оживилось и с оголтелой жадностью уставилось на развернувшуюся сцену.

Я никогда не видывал подобного.

— Заклинаю тебя… — шептал умоляющий голос, — сбереги его и прости, что взвалили на тебя… столь непосильную ношу…

На миг почудилось, что силуэт глубоко и уважительно поклонился, и что-то беззвучно проговорил ответ, а затем у всех на виду, женская тень склонилась над клубком тьмы.

Не знаю почему, но я никогда не слышал столь тёплых слов в адрес хоть какого-либо человека:

— Я знаю… знаю, что твой отец… не одобрит моего поступка… Но помни одно, сынок… Однажды придёт момент, когда тебе придётся воспользоваться своими силами… Что бы ни случилось… Что бы ни произошло… Даже невзирая на последствия… Делай всё, чтобы выжить… Я дрянная мать и надеюсь, что однажды… ты простишь меня и отца… за содеянное…

Нет… Не может такого быть! Неужели она… Она…

Выговорить последнее слово не удалось. Оно будто застряло в глотке, а в следующей миг всё вновь поглотила тьма.

Сердце билось как умалишенное, стоило голосу неизвестной женщины затихнуть, глаза резко раскрылись, и я словно ужаленный подскочил на койке, чуть не ударившись лбом о прогнившее перекрытие барака.

Лицо и тело было залито холодным потом, а из-за учащенного дыхания приходилось жадно сглатывать живительный воздух.

Всего на вдох померещилось, что я вновь вернулся на Терру в мрачный тренировочный лагерь синдиката, но стоило тщательнее приглядеться к окружению и полумраку, как смог облегченно выдохнуть.

Нет, всё-таки Вечное Ристалище. Может оно и к лучшему. Тут я хотя бы ощущаю себя гораздо свободнее. Жаль лишь… Бетала. Прости, старик.

Чем больше я размышлял над сном, тем больше возникало вопросов. Голос женщины до сих пор звучал в сознании, но громоподобный храп Ганграта сбивал с нужных мыслей.

— Что бы ни случилось… Что бы ни произошло… — тихо прошептал я одним губами, вспоминая слова. — Делай всё, чтобы выжить. Используй все силы…

Использовать всё, что умею? Невзирая на последствия? Все силы? Все возможности?

— Что ж, — хмыкнул угрюмо я, подхватывая с кровати накидку и набрасывая её на плечи. — Да будет так…

Барак покидал бесшумно. Благо опыта хоть отбавляй. Секунду спустя я уже был на улице, пытаясь со вкусом втянуть как можно больше воздуха в лёгкие.

Сига и Мера, именно так называли двух лун-сестер в Альбарре, сегодня были в полном зените и прекрасно освещали округу. Несмотря на глубокую ночь тихий гвалт и гогот доносились из окружающих бараков.

После беседы с Зарганом миновало двое суток. Не сказать, что наша компашка сидела на месте. Своё слово старик сдержал. К утру следующего дня нас вернули в зону смертников, но смотрелись мы на фоне других приговорённых не как нищие оборванцы, а как вполне нормальные воители со сносным снаряжением. Цвета обмундирования остались прежними, черно-серыми, да и в целом всё выглядело также, но вот качество стало на порядок лучше, а сейчас это самое важное.