Третьего не дано? - Елманов Валерий Иванович. Страница 99

И тут же, словно давая ответ на этот вопрос, вдали на пригорке показалось несколько всадников. Я вгляделся и понял, что, увы, мне вновь выпала неудачная карта.

Времени на размышления не было, тем более что они меня тоже приметили, и я свернул в лес. Надвигающиеся сумерки мгновенно сменились полумраком, и оставалось ехать наугад, примерно прикидывая верное направление.

Но вскоре вдали послышались голоса казаков, которые, судя по всему, решили непременно меня отыскать, а потому о направлении пришлось забыть.

Попетляв часок в лесу, я добрался до реки — не иначе как Яуза, быстро ее форсировал, но погоня не унималась.

Пришлось вновь нарезать круги по лесу, то и дело меняя направление. Своего я добился, сбив умаявшихся казаков со следа, но при этом вновь заблудился.

Темень, хоть глаз выколи, и куда ехать — поди пойми.

Думал и гадал я недолго, решив, что утро вечера мудренее и, коли не получается добраться к ночи, значит, остается поспать.

На душе было тревожно, но я успокоил себя тем, что, встав засветло, успею часикам к девяти, если не раньше, добраться до своих.

Подняться по тревоге — секундное дело, поставить задачу — тоже несколько минут, и после обеда мы уже всяко будем в Москве.

К тому же завтра было только восьмое июня, и до рокового дня оставалось более двух суток.

Эту дату — десятое — я помнил хорошо. Именно в тот день в опустевшие царские палаты войдут бояре Голицын и Рубец-Мосальский, сопровождаемые дворянами Шерефетдиновым и Молчановым, а также несколькими стрельцами, и, разведя семью Годуновых по разным комнатам, приступят к своему черному делу.

Но сейчас здесь находился я, Шерефетдинов там вообще никогда не появится, а остальные как войдут, так и уйдут несолоно хлебавши, поэтому волноваться не стоило.

Обругав себя за излишние переживания, я попытался уснуть, но не смог — помимо прохладной ночи сырая одежда, что была на мне, забирала остатки тепла. Словом, меня прохватил озноб, и пришлось лезть в мешок, чтобы достать кресало и огниво.

Промучившись еще с полчасика, я кое-как — трут отсырел, и надежды на него не было — с грехом пополам развел костер и развесил на палках одежду.

Терпения дождаться окончательной просушки не хватило — очень уж хотелось спать. Да еще комары замучили — Яуза-то под боком.

Словом, примерно через час, не больше, я стал заново одеваться, решив, что досохну ночью, и примостился на ночлег поближе к огню, который не стал тушить — не должны казаки продолжать поиски ночью.

Спал я плохо — один бок постоянно подгорал от костра, а другой мерз. Перевернешься, и, пока тот, что горячий, не остыл, — вроде ничего, а чуть погодя все начиналось сызнова.

Ну и какой отдых, если крутишься как пропеллер?

Правда, в общей сложности два-три часа мне удалось отдохнуть, хотя весьма относительно, и на том спасибо.

В очередной раз открыв глаза, я понял, что больше уже не засну — почти прогоревший к тому времени костер перестал греть и ближний к нему бок.

Вдобавок все равно светало. Легкая дымка наподобие тумана еще стелилась по земле, но очертания травы, казавшейся из-за этой дымки сиреневого цвета, уже хорошо просматривались даже на расстоянии нескольких метров.

Значит, пора вставать.

Но тут…

Насторожил меня треск сухих веток под чьими-то ногами. Кто мог идти сюда и с какой целью — я не рассуждал, не до того. Приподняв голову, я оценил обстановку и ободрился — определенно идущий был один, а уж тут как-нибудь управлюсь.

Однако нападать на спящего загадочный утренний грабитель не стал.

Вместо этого он подкрался к лошадям и, принявшись оседлывать Чалого, так увлекся, что мне удалось не только встать, но и подобраться к нему незамеченным.

Учитывая, что сабли на боку у конокрада не имелось, я решил для начала урезонить похитителя словесно.

Не из гуманизма — при чем тут он. Парень явно из местных — иной бродить в такое время не может, значит, должен знать дороги, в том числе и ту, которая ведет в полк.

А коня — разумеется, не Чалого, а второго — я ему, так и быть, подарю при расставании.

— Негоже лишать путника ло… — начал я и осекся.

На меня смотрело перепуганное и донельзя чумазое лицо… Дубца.

Глава 24

Хоть стой, хоть падай

— Вот так встреча, — оторопел я. — И как ты тут оказался? Я ж тебя, помнится, оставил вместе с Квентином у Дмитрия. Или… с Дугласом что-то случилось?

Некоторое время Дубец молчал, приходя в себя, после чего устало опустился на землю, прислонившись спиной к здоровенному дубу.

— Княже… — с блаженной улыбкой на лице протянул он. — Живой…

Видя, что таким образом чего-то вразумительного добьюсь от него не скоро, я сменил тон:

— Ратник Дубец! Встать и отвечать как положено!

Тот вскочил, вытянулся и бодро отрапортовал:

— Так что беда, княже! — При этом он забыл выключить улыбку, и теперь ликующее лицо являло резкий контраст с произнесенными словами.

— Коротко и суть! — потребовал я, не снижая напора. — С кем беда? Какая? Почему так решил? Где Квентин?

— Княж Дуглас жив-здоров и в Москве, — начал он ответ с хвоста. — С им все хорошо, он женится на царевне.

— Это я знаю, — кивнул я. — А в чем беда?

— Слыхал я кое-что. Умысел чую черный на первого воеводу.

«Какого воеводу? — чуть не ляпнул я, но вовремя прикусил язык. — Понятно какого. На ученичка моего, на Федора Борисовича».

— Дальше! — потребовал я. — И теперь по порядку, то есть кто чего сказал и прочее.

Умница Дубец, несмотря на усталость, излагал, как я и потребовал, так что спустя всего несколько минут мне все стало ясно.

— Значит, дьяк Сутупов предупредил Квентина, что завтра поутру они идут его сватать, — задумчиво повторил я. — А в котором часу, не сказал?

— Раненько, — сокрушенно развел руками Дубец. — И чтоб готов был, потому как мешкать негоже. Да, — припомнил он, — дьяк, уже когда обратно пошел, на крыльце стоя, повелел Молчанову, дабы тот тех двоих стрельцов заменил, а то мягкотелы больно, потому, когда до дела дойдет, дрогнуть могут, жаль обуяет. А каких стрельцов да на кого поменять, того я не слыхал, — виновато добавил ратник.

— Оно и неважно, — отмахнулся я. — И без того все ясно. А Квентину что-нибудь говорил?

— Сказывал я ему, дескать, нечисто чтой-то, да он и слухать не возжелал. Ну я и намыслил к тебе, воевода, в полк наш бежать. Поначалу-то, как ты и повелел, на подворье твое, да Костромы там не сыскал. Опосля к отцу Антонию подался, да тоже лишь время потерял. Одно славно — благословил он, чтоб я скорее до полка добрался. Да вишь, яко вышло — рогатки уже всюду понаставляли, а к московской стороже то тут, то там казаков прибавили. Пришлось где чрез тын, где задами, где огородами… Хотя, может, и сказалось благословение — все одолел и, вона как славно вышло, в пути тебя, воевода, встретил. Ты уж не серчай, княже, что припозднился, — попросил Дубец.

— Не серчать?! — изумился я. — Да ты у меня сам не знаешь, какой молодец! Нет, даже не так — дважды молодец!! — И от избытка чувств расцеловал ратника в чумазые щеки.

— А как енто — дважды? — полюбопытствовал он.

— Потом объясню, — отмахнулся я и, критически осмотрев Дубца, осведомился: — Ты, надеюсь, хоть наш засапожник с собой прихватил?

— Еще бы! Он завсегда при мне, яко ты о прошлое лето повелел. — Ратник с готовностью вытащил из-за голенища нож.

— Забираю, — объявил я. — Скажешь Зомме, пусть выдаст тебе другой, а этот со мной поедет. — И, усевшись на землю, принялся… переобуваться.

Дубец обалдело посмотрел на мое богатство и полюбопытствовал:

— Дак у тебя и без того их ажно два.

Я скривился. Казацкие ножи были неплохи, но балансировка никуда не годилась, и, если придется метать в цель, запросто могут подвести.

Правда, в ближнем бою они все равно могли изрядно пригодиться — широкое и достаточно длинное лезвие, относительно приличная сталь, хотя и тут спорно, но на раз вполне, да и в ножнах сидели мягко.