Че Гевара. Книга 2. Невесты Чиморте - Шаинян Карина Сергеевна. Страница 20

— Так почему ваши демоны его не… того?.. Или они только для детей?

Макс снова болезненно скривился от воспоминаний.

— Они воздействуют чем-то вроде гипноза, а Увера — псих, — сказал он. — Не проняло, видимо.

— Похоже, у нас не только Увера псих… — мрачно проговорил Сергей. Закончить он не успел: занавесь, прикрывающая вход в хижину, отлетела в сторону, и на пороге показалась тощая фигура в дредах и куче браслетов на костлявых запястьях. Сергей прищурился, пытаясь рассмотреть гостя против света, и хлопнул себя по колену.

— А вот и еще один! — рявкнул он. — Дурдом, выездная сессия!

Явление сисадмина-параноика из интернет-клуба Сирила Ли доконало его. Он-то что здесь делает? Принес весточку от хозяина с указаниями, что Сергею делать дальше?

— Осталось дождаться вашей внучки и моего древнего приятеля, который говорит, что гринго падают с неба, и будет полный комплект, — озверело процедил Сергей.

— Вот вы тут острите, а там ЦРУ… — заговорил Бу, близоруко щурясь в полумраке хижины. — А, сеньор Чакруна! — обрадовался он, разглядев шамана. — Вот вас-то я и искал!

Было видно, что Бу взвинчен до крайности. Глаза его беспокойно бегали с Ильича на Макса, руки тряслись, и даже челюсть, кажется, слегка подергивалась. Бледное лицо пересекала длинная царапина, драные джинсы покрывали лепешки тины, а из копны дредов торчали обломки веток и трава.

— Я же говорил, говорил, а никто мне не верил, — захлебывался Бу. — Мистер Ли, вот так! А я подозревал! А теперь они идут сюда…

— Погоди, — прервал бессвязный поток слов шаман, — кто идет?

— Рейнджеры! И с ними этот, неприметный такой, опять забыл, как зовут… Ну, такой, увидел и забыл, ну?

— Алекс? — озадаченно проговорил Сергей. — Алекс Сорокин?!

— Точно, Алекс! Я проверял… — тут Бу слегка замялся и покраснел, — проверял, в общем, одну штуковину. Ну, хакерскую штуковину. Ну, не важно. И тут слышу — на мистера Ли орут, что, типа, троих потеряли убитыми, и надо идти в Ятаки за девкой, и пусть он пришлет взвод… они вот-вот здесь будут, но я успел всех предупредить. Что за девка? — прервал сам себя Бу, не замечая, как окаменело лицо шамана, как вскочил на ноги встревоженный Сергей. — Я так думаю, они это про коку, правильно? Это шифр такой? Я местным так и сказал.

— Местным?! — заорал Ильич. — Ты что, идиот, стравил индейцев с рейнджерами?

— Они свободные люди, и если хотят растить коку, то ЦРУ нечего в это лезть, — с наигранной задиристостью ответил Бу и отвел глаза. — А что, пусть их всех в тюрягу?

Ильич отшвырнул Бу с дороги и бросился к выходу.

— Придурок, — прохрипел Макс.

— Я же говорил, что Камири набит агентами ЦРУ, а мне не верили, — обиженно ответил Бу. — Еще и мистер Ли… а я ему защищенный канал делал, чтоб он мог спокойно разговаривать со своим дядей Феликсом…

Макс, не слушая его, морщась и кряхтя, выбирался из-под своих тряпок. Сергей протянул руку, помог старику подняться, и они вместе вышли на улицу. За спиной обиженно сопел Бу.

— Черт возьми, — прошептал Макс.

Сергей проследил за его взглядом и замер. На пороге соседней хижины сидел пожилой индеец в набедренной повязке. Рядом с ним рассыпался по циновке пучок коротких стрел с наконечниками из шипов какого-то растения. В руке индеец сжимал толстую, лоснящуюся жабу с влажной пупырчатой спиной. На глазах у Сергея индеец провел наконечником стрелы по жабьей спине — острие заблестело, смоченное какой-то отвратительной слизью. Индеец убрал стрелу к остальным и вдруг поднес жабу к лицу, далеко высунул язык и медленно провел им по бородавчатой коже. Жаба задергала лапами и широко разинула бледную пасть. Сергея затошнило, и он торопливо зажал рот. Глаза индейца немедленно потеряли глубину и заблестели, как две стекляшки. Взяв следующую стрелу, он медленно обмакнул ее в слизь, коротко взглянул на художника и широко, пьяно ухмыльнулся.

— Ильич сможет остановить их? — тихо спросил Сергей. Макс пожал плечами. Лицо у него было серое.

— Господи, — проговорил он, — сначала Хосе, теперь это… Казалось, они уже забыли… у них, в конце концов, есть ножи и ружья, и они больше не считают белых демонами, но все это — пока белые не покушаются на их территорию и на их плантации коки… хитрости они не видят, но стоит только… — голос Макса задрожал, и он осекся. Сергей тревожно подхватил старика под локоть, но тот нетерпеливо выдернул руку. — Нечего, я не инвалид. — проскрипел он. — Их же всех перебьют!

Индеец снова лизнул жабу, и Сергей торопливо отвел глаза. Он вдруг понял, что в поселке стоит звенящая тишина. Ятаки будто вымер. Сергей едва не подпрыгнул, услышав громкий шорох. Обернулся — две черные курицы рылись в пыли, шаркая когтистыми лапами. Они казались единственными живыми существами вокруг — нализавшийся жабьего яда индеец уже впал в подобие транса и походил на коряво вырезанную деревянную статую, потемневшую от времени.

— Перехватим их? — предложил Сергей, невольно понижая голос. — Я так понял, они ищут Юльку. Объясним, что ее здесь нет, а дальше…

— Интересно, почему они так думают, — беспокойно прервал его Макс. — Выходит, она пропала…

Макса перекосило, и Сергей с испугом заметил в глазах старика слезы.

— Может, сбежала? — предположил художник. Макс торопливо вытер глаза и постучал пальцем по лбу. — Э, сеньор Морено, вы не знаете своей внучки. Эта девица способна на все.

— Вот как? — проговорил Макс и вдруг приосанился. — Не рассказывайте мне о моей внучке, я и так знаю, что она у меня молодчина.

Сергей сдержал улыбку и кивнул с самым серьезным видом. Макс Морено никогда в жизни не видел своей внучки, но был уверен, что она самая лучшая, и художник не собирался его разочаровывать.

— Пойдем к реке, — сказал Макс, и тут за спиной тихо кашлянул забытый всеми Бу.

— А они не по реке, — сказал он и дернул подбородком, показывая на небо. Только теперь Сергей осознал, что тишина над Ятаки исчезла, заполненная далеким гулом. Он задрал голову. Гул все нарастал, и вскоре из-за крон появился вертолет.

— На площадь! — воскликнул Макс. — Больше здесь приземляться негде.

Сергей с Максом наблюдали за посадкой, укрывшись за углом школы, в которой когда-то преподавал бедняга Дитер. «Где же все? — с беспокойством думал Сергей. — Попрятались по домам? Сидят в засаде, готовые осыпать рейнджеров градом стрел, как только те выйдут из вертолета? Разбежались по сельве, растворились в ней, невидимые, неуловимые, смертельно опасные?» Хорошо бы так — тогда Сергей успеет заговорить с американцами, и боя не случится.

Художник выпрямился и шагнул на площадь навстречу выпрыгивающим из вертолета рейнджерам. Ветер, поднятый винтами, сбивал его с ног; рев моторов оглушал настолько, что казалось, весь мир размалывается в этом грохоте. Острый запах топлива шибанул в нос, еще более оглушая, притупляя все чувства. В последний момент Макс заорал и попытался схватить Сергея за рукав, остановить его, но художник ничего не услышал и не почувствовал. Рука старика соскользнула, и Сергей вышел на площадь. Задохнувшись от гнева, он вдруг узнал невзрачного покупателя «Каркаса-Майами». Рука непроизвольно сжалась в кулак — больше всего на свете хотелось сейчас заехать в челюсть, вломить по этому невыразительному, незапоминающемуся лицу, но Сергей, скрипя зубами, удержал себя.

— Юльки здесь нет! — проорал он. Алекс приложил руку к уху и подался вперед; по его лицу бродила глумливая улыбочка. — Юльки здесь…

Что-то скользнуло по руке Сергея; он скосил глаза и с каким-то тупым изумлением увидел, что рукав футболки порван и края дыры потемнели, будто мокрые. Он провел рукой по плечу — боли не было. Бесцветная жидкость, смочившая рукав, была скользкая и густая. Сергей вспомнил жабу и на мгновение зажмурился от ужаса и отвращения, а когда открыл глаза — один из рейнджеров уже лежал, на его губах выступила пена, а из-под подбородка торчала короткая тоненькая стрела.

Сергей понял, что сейчас произойдет, и бросился на землю. Казалось, ничто не может быть громче, чем рев вертолета, однако грохот автоматной очереди над головой заглушил его. Сам не понимая, что делает, Сергей поднес ладонь к лицу и медленно слизнул с пальцев жабью слизь. Она напомнила ему зеленые помидоры — отвратительный, неуловимый, но навязчивый привкус, от которого невозможно избавиться.