Эти синие глаза - Кэбот Патриция. Страница 23

Он мог нырнуть в соленую ледяную воду за утопающим паромщиком, мог помочь родиться бастарду у девушки из таверны. Он мог пережить то, что его грубо будил среди ночи помешавшийся от любви граф.

Но единственное, что не могло не вызвать у него отпора, — это угрозы.

Поэтому он повернулся к Йену Маклауду с поднятыми кулаками.

— Только посмейте! — зарычал он. — Попробуйте, Гленденинг, и получите по заслугам!

Граф несколько опешил от его напора. Он, моргая, смотрел некоторое время на кулак Рейли, покачивавшийся перед самым его носом, потом сказал:

— Послушайте, Стэнтон! Вы же знаете, что я не хотел сказать ничего такого. Не стоит так горячиться…

Рейли, поняв, что зашел слишком далеко, опустил кулаки. Однако сердце его продолжало бешено биться.

— Сожалею, — сказал он.

— Нет, — возразил Гленденинг. — Пожалуй, извиниться стоит мне.

Они продолжали стоять друг против друга, и дыхание белыми облачками пара вырывалось у них изо рта. Наконец Гленденинг сказал примирительно:

— Так скажите же мне, что это. Помешательство, навязчивая идея? Или колдовство?

Как только Гленденинг произнес слова о колдовстве, заухала сова. Рейли не мог сдержать нервной дрожи.

— Не то и не другое, — ответил он, плотнее запахивая плащ на плечах.

Плечи Гленденинга уныло опустились, и он проговорил:

— О, не стоит играть со мной в игры. Она безумна, как мартовский заяц, и вы это знаете. Не стоит стараться смягчить для меня удар.

Но Рейли и не пытался это сделать.

Он подумал о Пирсоне и его графине и о том, как тот был приятно возбужден тем обстоятельством, что у него появилась собственная безумная пациентка, о которой он мог бы написать. Глупец. Вот кто он был. Лентяй и глупец. Что он знал о безумии? Что он вообще знал?

Он был точно таким, как те люди, о которых так презрительно отзывалась Бренна, те, кто принадлежал к Королевскому медицинскому колледжу. Те, кто дерет нос, самовлюбленные ничтожества…

Низкий раскатистый голос Гленденинга ворвался в его мрачные раздумья.

— Как вы полагаете, что нам следует в этом случае сделать? Представляет ли она опасность для самой себя?

— Я бы так не сказал, — со вздохом возразил Рейли, — по крайней мере многое зависит от того, что мы найдем в этой комнате.

— В какой комнате?

— В запертой.

Граф фыркнул:

— О, уж туда вы никогда не попадете. Она охраняет ее, как будто внутри находятся сокровища короны.

Рейли призадумался:

— Гленденинг, если она действительно безумна, вы не можете жениться на ней.

— Почему же не могу? Разве есть закон, запрещающий это?

— Весьма вероятно, что есть. Но если даже такого и нет, неужели вы хотите жениться на женщине, тайком разгуливающей по кладбищу глубокой ночью? Неужели вы хотите, чтобы она стала матерью ваших детей?

Гленденинг воинственно выпятил подбородок:

— Мой отец всегда утверждал, что моя мать не в себе, а я в полном порядке.

Это, подумал Рейли, было открытым вопросом. Но вместо этого он благородно сказал:

— Я в этом не сомневаюсь. Утром я навещу мисс Доннегал и посмотрю, не даст ли она правдоподобного объяснения.

По лицу графа расплылась счастливая улыбка, и он сказал торжествующе:

— В таком случае все в порядке. Все будет хорошо. Я получу жену, а вы коттедж, и все мы будем счастливы.

Однако Рейли в этом сильно сомневался.

Глава 10

Бренна Доннегал разгладила золотистый атлас своей юбки и посмотрела на молодого человека, стоявшего рядом с ней.

— Ну, — сказала она с притворной нерешительностью, — я не знаю, право, не знаю…

— Пожалуйста, мисс Доннегал.

Молодой человек был по-настоящему красив в своей бархатной куртке и бриджах.

— Вы сказали, что сохраните этот последний танец для меня.

— Гм-м…

У Бренны было намерение танцевать с этим джентльменом, но, решила она, ему незачем об этом знать. Молодых людей следует держать в неведении: пусть гадают об истинных чувствах леди к ним. Неопределенность поддерживает интерес.

— Ну, — начала Бренна самым кокетливым тоном, — думаю…

Но тут другой молодой джентльмен, еще более красивый, чем предыдущий, с плечами невероятной ширины, искрами смеха в темных глазах и мягкими темными волосами, повязанными сзади кожаным ремешком, перебил ее.

— Вы сказали, что оставите этот танец для меня, — заявил он.

И протянул к ней руку.

И Бренна, к собственному ужасу, приняла руку и поднялась с места, позволив доктору Стэнтону — а это был именно он — повести ее танцевать.

Когда оркестр в одном из углов бального зала заиграл вальс, Бренну охватила паника. Она никогда не умела хорошо танцевать вальс. Будучи самой высокой девочкой в классе, Бренна по настоянию школьного учителя танцев всегда танцевала за джентльмена и потому не имела ни малейшего понятия о том, как следовать за партнером. Каждая ее попытка танцевать вальс с кавалером в роли дамы заканчивалась неприятностью — ободранными коленками, распухшими пальцами ног, горькими словами или всем вместе.

Посмотрев в мягкие карие глаза Рейли Стэнтона, она увидела, что они искрятся добродушным юмором. Скажу ему, решила она. Похоже, он поймет. Его рука обвилась вокруг ее талии, и она ощутила жар его сильного, поджарого тела. Ее омыла волна аромата лавандового мыла, и Бренна закрыла глаза, чтобы сильнее насладиться этим запахом.

Грянула музыка, и Рейли Стэнтон выступил вперед. Бренна, не сознавая, что делает, выступила вперед одновременно с ним.

Донг! Колени больно стукнулись о колени. Эта боль проникла через несколько слоев ткани, из которой состояла ее верхняя и нижние юбки…

Бренна проснулась как от удара и некоторое время лежала совершенно тихо, пока не увидела грубо отесанные балки деревянного потолка в своей спальне.

«О Господи! — подумала она. — Это сон. Это всего лишь сон».

Хотя лучше было бы назвать это кошмаром. В последний раз она была в бальном зале месяца два назад. Это было в тот вечер, когда она притворилась, что получила письмо от тетки с сообщением о болезни дяди.

— Я должна, — сказала Бренна хозяйке, — вернуться в Лондон немедленно.

Она села в ближайшую почтовую карету до Эдинбурга, а оттуда добралась до острова Скай.

Об этом знала только Мэри. Но Мэри, считавшая все это интересным приключением, никогда бы не проболталась.

Она со свойственной ей обязательностью отправляла все письма, приходившие на имя Бренны в дом Бартлеттов в Бате, скрывая от родителей правду о местонахождении своей подруги. Встретились Бренна и Мэри на лондонском семинаре мисс Лэйвср для юных леди, в школе, к которой обе девушки питали искреннее отвращение.

Бренну мало интересовали предметы, которые мисс Лэйвер считала весьма важными для современной молодой леди: живопись и танцы. Бренна хорошо ладила с другими девушками. Это были славные юные леди, лелеявшие одну мечту — заполучить богатого и, что было гораздо менее важно, красивого мужа. В одной только Мэри Бренна разглядела искру оригинальности и страсть к проказам.

Именно это объединило их, и потому они поладили. Почему же Бренне приснился именно бал? Размышления Бренны прервал грохот, который во сне она приняла за тот самый звук, когда ее колени столкнулись с коленями нового врача: кто-то стучал в дверь коттеджа.

Она посмотрела на часы: восемь утра! Было всего восемь утра, но кто-то уже барабанил в ее дверь.

С сожалением выныривая из теплых перин и одеял, Бренна крикнула хриплым со сна голосом:

— Минутку!

Ранний визитер, по-видимому, не услышал ее, потому что стук стал громче, и Сорча, лежавшая между Бренной и сонно щурившим глаза Эриком, спрыгнула на пол и принялась лаять.

Невыспавшаяся Бренна застонала и потянулась за шалью. Почему эти люди вновь обращаются к ней, а не к молодому доктору Стэнтону? Ведь уже все знают о его прибытии. Он же не провел, как она, всю ночь на ногах.