Эти синие глаза - Кэбот Патриция. Страница 50

— Я просто подумала, — сказала она, — что сегодня это может выглядеть иначе, чем вчера.

Его брови взметнулись вверх:

— Интересная теория. Потому что теперь… Как бы это выразиться? Ты уже распустившийся и сорванный цветок?

Она почувствовала, что щекам се стало вдруг жарко.

— Ну, — сказала Бренна сухо, — я бы так не выразила это…

— Послушай, — сказал он, приподнимая край покрывала, упавший с табуретки на пол, — пусти и меня туда. Если позволишь, я тоже хотел бы взглянуть.

Она подвинулась, освобождая для него место. Он перекинул через нее ногу, согнув ее в колене, а рукой обнял ее за талию, и совместными усилиями они натянули покрывало на свои голые плечи.

— Что это? — спросил Рейли, указывая на карту.

— Это церковь.

Странно, но теперешнее их тесное соседство оказалось даже более интимным, чем совместное пребывание в постели, потому что там Бренна только открыла для него свое тело, теперь же ей казалось, что она открывает ему свою душу.

— Вот таверна, — поясняла она, указывая на разные точки на карте, — а здесь вот дом Макафи.

Он кивнул. Его взгляд, пока он рассматривал ее карту, стал пронизывающе-острым.

— А эта изогнутая линия, как я понимаю, ручей? — Она кивнула, и он добавил: — Должно быть, по рисованию у тебя были не самые хорошие оценки? И почерк у тебя не из лучших. А это что за слово?

— Север, — ответила она, задетая его словами.

— О, понимаю. Это компас. Право же, почерк у тебя просто отвратительный. Ничего не могу понять. — Он отвел глаза от карты и устремил взгляд на нее: — Значит, мое искусно осуществленное совращение тебя не пролило нового света на твою теорию?

Она покачала головой. Пожалуй, решила она, ей все-таки придется посвятить его во все и сказать ему, что брак между ними невозможен…

Но тут он отбросил в сторону покрывало и принялся изучать то, что скрывалось под ним.

— Значит, ты занималась этим изо дня в день? — спросил он. — Сидела в этой крошечной ледяной комнатушке на этом насесте и не отрывала глаз от своих неумело начерченных карт в надежде на то, что на тебя снизойдет вдохновение?

— В основном верно, — сказала она, стараясь не замечать, как его взгляд опускался куда-то ниже, кажется, к груди. — Иногда я смотрю на образцы собранной мной почвы. Одно я знаю точно: на этом острове нет гниющих отходов. Я имею в виду такого рода, которые распространяли бы газообразные миазмы…

— Вот как?

Рейли не казался особенно удивленным этим сообщением.

— И ради этого ты рискнула навлечь на себя гнев родителей и дяди? Чтобы иметь возможность сидеть здесь и разглядывать свои карты и просеивать пробы почвы?

Его палец проследовал за взглядом, и теперь он нежно и осторожно обвел им очертания ее груди.

— Ну, это не совсем так, — возразила она.

Ей становилось трудно говорить, потому что его палец у нее на груди спускался все ниже и теперь уже оказался между ее бедер, и она плотно сжала их, чтобы не позволить его руке проникнуть еще глубже, потому что случись это, и всякая надежда на разумный разговор исчезла бы.

— Рейли, — сказала она, пытаясь не замечать того, что его неугомонная рука оказалась в опасной близости к пушистым завиткам между ее ног. — Право же, мы не…

И тут, к ее величайшему изумлению, Рейли соскользнул с края табуретки вместе с покрывалом.

— Рейли, — повторила Бренна, слегка раздосадованная. — Ты меня слушаешь? Нам надо обсудить наши дальнейшие действия.

— У меня нет ни малейших сомнений относительно наших дальнейших действий, — пробормотал Рейли.

И, повергнув ее в еще большее изумление, он ловко раздвинул ее колени.

— Вот это и будет нашим следующим действием, — объявил он.

И прежде чем она успела опомниться, он зарылся лицом в се заветный треугольник.

Этого она никак не ожидала. Он не пытался делать ничего подобного в течение всей ночи, что они провели вместе.

Возможно, этим и следовало объяснить то, что, как только рот Рейли Стэнтона прижался к самому интимному месту на ее теле, она выпрямилась, и ей пришлось ухватиться за край стола одной рукой, а другая оказалась в его волосах.

— Рейли, — шепнула она. — Что ты делаешь?

— Я думал, — ответил он, и голос его звучал несколько приглушенно, потому что рот его был занят делом, — я думал, это очевидно.

И секундой позже спина Бренны превратилась в желе, и она обнаружила, что чуть не соскользнула с табуретки на пол, потому что и кости ее, кажется, тоже расплавились в ту секунду, когда язык Рейли принялся ласкать ее.

Когда она заподозрила, что взорвется от переполнявших ее ощущений, потому что рот Рейли оказался столь же талантливым, как и его руки, ловкие и умелые руки хирурга, он поднял голову и посмотрел на нее. Там, где ее только что согревали его лицо и губы, ее тотчас же прохватило холодным ветром…

Ее сомкнутые прежде веки поднялись, глаза широко раскрылись, и она с изумлением воззрилась на него, чувствуя, что та часть ее тела, которой он только что уделил столько внимания, пульсирует и полна жизни.

И тут она заметила, что и его тело полно жизни и тоже трепещет и пульсирует. И именно по этой причине он перестал ласкать ее. Теперь он стоял перед ней, его желание было бесстыдно очевидным, и он столь отчаянно жаждал утолить это желание, что у него не хватило даже времени перебраться на кровать. Вместо этого он вошел в ее тело прямо на месте, где она сидела, на высокой круглой табуретке. Его руки обвились вокруг нее, его ладони подхватили ее под ягодицы, и он приподнял ее таким образом, что при каждом его толчке она ощущала твердость его органа, и при этом он не переставал покусывать мочку ее уха и шептать ей нежные слова…

Ее ноги обвились вокруг его талии, а руки оказались за спиной, и она цеплялась ими за свою табуретку, чтобы не потерять равновесия. Голова ее была откинута назад, и каждый раз, когда она делала движение навстречу ему, ее разметавшиеся волосы хлестали ее по рукам, цеплявшимся за табуретку.

Все было так же, как прошлой ночью, с одной только разницей: теперь было еще лучше. Как могло быть, что каждый раз, когда ей казалось, что он подвел ее к самому краю, к самой вершине экстаза, он ухитрялся увести ее дальше и дальше? Ей казалось, что она помешается от всех испытанных наслаждений.

Еще одно движение, еще один толчок, и все было кончено…

Ее здравомыслие разлетелось на куски, на тысячу кусков, и каждый из них сверкал, как капля дождя во время ливня, когда в ней вдруг отразится солнце. Ее разум, разлетевшийся осколками хрусталя, обрушивался вокруг с приятным звоном, но прежде чем он опускался на пол, ее кожа каждый раз ощущала поцелуй.

И даже когда она все еще льнула к нему, обессиленная, будто сразу лишившаяся костей, он все еще оставался внутри нее до тех пор, пока сам не испытал вершины наслаждений, но прежде он перекинул ее тело через табуретку, а потом уложил ее на стол так, что ее потемневшие от влаги волосы разметались по ее непонятной карте, и он упал лицом на эту карту…

— Так о чем ты говорила? — вспомнил он, тяжело дыша и глядя на нее.

Но она уже не могла этого вспомнить. Да и имело ли это значение?

Глава 21

Они приходили в себя после бурного объятия, когда вдруг раздался глухой стук в дверь коттеджа.

После вчерашнего дождя наступил новый ясный и яркий день. И по мере того как солнце поднималось все выше, становилось теплее, и промозглость, пронизывавшая воздух в коттедже, ушла, и теперь они могли лежать в постели не укрываясь. Когда в дверь начали барабанить, совершенно обнаженная Бренна мгновенно выпрямилась и села на постели.

—Лорд Гленденинг, — торопливо прошептала она. — О Господи! Прячься!

Но у Рейли не было ни малейшего желания прятаться. Во-первых, ему было непонятно, почему он должен прятаться. Он, так сказать, сделал ставку и не видел причины, почему должен скрывать это от графа.

Во-вторых, он чувствовал себя таким расслабленным и сонным, а также умиротворенным, что ему не хотелось двигаться.