Найти себя - Елманов Валерий Иванович. Страница 9

Константин решил попасть в Александрову слободу до свадьбы, чтобы успеть украсть Машу, а по пути заехал в Москву. Там он договорился с купцом Ицхаком, что тот поможет ему перебраться в Европу, и передал ему остаток своей казны, которую взял в Бирючи. Тогда же он договорился и с Андрюхой Апостолом, проживавшим на его подворье, что тот поможет ему с попом, который быстро обвенчает его и Машу перед побегом. Однако сделать ничего не успел.

Он прибыл накануне свадьбы, но в результате откровенного разговора с Борисом Годуновым последний, устрашенный дерзкими замыслами своего друга, взял у Елисея Бомелия сонное зелье, подмешал в вино, и Константин не только проспал последнюю ночь, но и все венчание.

Однако сама Маша во время первой брачной ночи упала царю в ноги, заявив о своей любви к княж-фрязину. Возмущенный тем, что невеста ему неверна, озлобленный Иоанн задумал отомстить «изменщице». Утром Машу усадили в кибитку, запряженную дикими лошадьми. Князя Монтекова вызвали проститься с девушкой, чтобы и тот потерзался, но он бросился к возку в попытке его угнать, однако выехал на заснеженный пруд, где тонкий лед под лошадьми сразу провалился, и они начали тонуть.

И тут Константину с таким неистовством захотелось спасти любимую, он так ясно и отчетливо представил себе, как выныривает из Серой дыры и знакомит несколько смущенную Машу со своими друзьями, что... действительно случилось чудо – камень перенес их обоих обратно в наше время.

Правда, сразу выяснилось, что во время перехода у Маши оказалась полностью стертой память – ее всему пришлось учить заново, хотя обучение прошло очень быстро, вплоть до того, что за считаные недели она усвоила всю школьную программу.

Поразмыслив, Константин пришел к выводу, что так даже лучше.

Что же касается денег, то он попросту отрыл свой клад на берегу Волги...

Глава 3

От романтизма к цинизму

Увы, но я не мастер рассказывать. На самом деле в устах моего дяди это звучало куда лучше, уж вы мне поверьте. Не зря же я потом не раз просил его повторить или уточнить что-либо, и он всегда охотно шел навстречу племяшу.

Вот тогда-то я и загорелся. Еще бы – романтика, да не какая-нибудь книжная, а самая что ни на есть всамделишная. Тут тебе и цари, и битвы, и сражения, и даже волхвы с ведьмами. Было от чего прийти в восторг.

Кстати, позднее я понял, почему отец наотрез отказывался верить своему брату. Уж больно они были разные. Один – весельчак и романтик, любящий авантюры и приключения, а другой – суховатый, педантичный, весь в науке, которая для него что-то вроде богини. Во всяком случае, имеет непререкаемый авторитет, и, если она сказала, что этого не может быть, значит, вопрос исчерпан.

А вот со мной все наоборот, потому что я уродился, как ни удивительно, весьма похожим именно на дядьку, особенно что касается внешности. Если смотреть на его и мои детские фото – вообще не отличить. В характере, правда, сходства наблюдалось поменьше, но тоже хватало.

Впрочем, я уклонился от темы. Так вот, мое увлечение длилось всего год, если не меньше, но за это время я перелопатил уйму книг по истории того периода, а также записался в секцию фехтования, причем успел достичь определенных успехов, став первым на районных, а потом и вторым на областных соревнованиях саблистов.

В то время мне частенько представлялось, как бы было здорово, если бы я сам угодил в это время. В воображении я совершал уйму героических подвигов и не только по примеру любимого дядьки спасал очаровательных красавиц из похотливых лап царя Иоанна, но орудовал дальше.

Например, помогал Годунову взойти на царство, становился у него первым советником и помощником. После этого, не успев вволю навоеваться и нагеройствоваться – нимало не смущаясь парадоксальностью ситуации,– был в точно таких же помощниках у Лжедмитрия и выручал его в дни боярского бунта, не давая ему погибнуть от рук всяких там Шуйских и Татищевых.

О моем увлечении в семье никто не знал – только дядя Костя. Он-то, испугавшись, что племянник рванет в одиночку в Старицкие пещеры, и остудил мой пыл. Для начала дядя умело акцентировал мое внимание на ряде неприятных вещей.

В той же войне, судя по его рассказам, оказывается, преобладали не столько героические сражения, сколько грязь, пот, кровь, раны и смерть тех, с кем ты успел сдружиться. Да и в мирной жизни дядя Костя отводил весьма скромное место романтическим приключениям, преимущественно налегая на будничные и довольно-таки непривлекательные стороны бытия.

И касаемо моего фехтования дядя Костя тоже преподал мне несколько уроков, чтобы я наглядно убедился, в чем разница между практикой и теорией, то есть мечтами и голой грубой действительностью.

Рубился он и впрямь классно – со мной никакого сравнения. Нет, если считать по пропущенным уколам, то тут как раз паритет, причем не исключено, что с легким перевесом в мою пользу. Но что толку, если на пяток моих булавочных попаданий дядя ответил четырьмя, зато какими. Я уже после первого из них неделю с трудом ворочал шеей – так было больно.

А ведь этот удар был нанесен, как он объяснил, даже не в полную силу – успел в последний момент сдержаться. Так что случись оно в настоящем бою, тот бы сразу и закончился по причине убытия одного из противников в состояние покойника.

Конечный вывод дядя вслух не озвучивал, предоставив мне сделать это самому, но тот напрашивался сам собой – грязи, подлости и прочей дряни хватает во все времена, и никуда от них не денешься. Разница лишь в том, что тогда зло, как и добро, было более обнаженным и откровенным, а следовательно, простым и понятным.

Напрашивался и другой вывод – лучше всего жить в своем собственном мире. Лучше уже хотя бы из-за одного того, что человек в нем родился и вырос, а к кое-каким вещам привык настолько, что просто не замечает огромного количества имеющихся у него удобств, но зато сразу взвоет, стоит им исчезнуть из жизни.

И даже если тот мир окажется в чем-то получше нынешнего, пришельцу из будущего привыкнуть к нему навряд ли получится, потому что он – чужой.

И вообще, помимо мечты надо бы иметь реальные желания, иначе вся жизнь может пойти насмарку.

Вот так потихоньку да полегоньку мой мудрый дядька и добился своей цели – стал я остывать. Окончательно же это произошло, когда случилось несчастье с моей Оксаной.

Мне в ту пору было немного – всего семнадцать, да и ей столько же, но ведь не в возрасте дело, верно? Просто встретилась на пути та, которая одна-единственная в этом мире и без которой жизнь не жизнь. Они, наверное, встречаются каждому, вот только не каждый видит свою истинную нареченную. Кто-то мимо проходит, кто-то встречает ее слишком поздно, поскольку к этому времени уже связал свою судьбу с другой, а вот мне повезло – и встретил вовремя, и разглядел.

Описать вам ее? Извольте. Краса неземная. Это если кратко. А вот подробнее и самому становится удивительно – вроде девчонка как девчонка, ничего особенного. Хотя нет, коса. Особенно по нынешним временам – диво дивное, а не коса. Толстенная и длиннющая, аж до самой поясницы.

А еще глаза... Большущие, и когда на тебя смотрят, то кажется, что ничего уже и не надо в этой жизни – вот оно все, рядышком, окунись в них и...

Только сентиментальная слишком. Чуть что-то не так, тут же расстраивалась. Правда, она старалась сдерживаться и плакала очень редко. Но мне хватало и глаз, наполненных слезами. В эти минуты я был готов сделать что угодно, лишь бы они поскорее просохли...

До семнадцати, если быть совсем точным, она не дотянула пару месяцев. Ее отец помчался встречать друга, прилетающего откуда-то издалека, а дочь взял, чтоб похвалиться, как выросла его крестница. Он уже опаздывал и сильно торопился, а асфальт после дождя был мокрым и...

Вот с тех самых пор как отрезало. Апатия на меня навалилась. Тоскливо все стало, равнодушно, и жить скучно. И мечта тоже куда-то делась. Да и зачем мне она? Ради кого эти подвиги совершать, ради кого рыцарствовать? Мою красавицу мне все равно не спасти, а какую-нибудь другую...