Блокада. Книга 2. Тень Зигфрида - Бенедиктов Кирилл Станиславович. Страница 4

Теперь лаборатория казалась Гегелю довольно зловещей.

Хирт прошел вглубь помещения и, обернувшись, поманил оберштурмбаннфюрера за собой.

— Вот, взгляните, — он указал на накрытый зеленым армейским брезентом ящик, стоявший на металлических подпорках.

— Это наш самый удачный на данный момент образец. Римский легионер эпохи Октавиана Августа. Убит при разгроме легионов Вара воинами Арминия. Останки, в довольно неплохом состоянии, были найдены в Тевтобургском лесу.

Театральным жестом Хирт скинул с ящика брезент. Гегель, ожидавший увидеть очередную кучу гниющих костей, брезгливо отстранился.

Ящик был сделан из хромированной стали. Толстый кабель в черной оплетке соединял его с негромко гудевшим трансформатором. Крышка у ящика была прозрачная, из дюймового армированного стекла.

Хирт щелкнул каким-то тумблером, и под крышкой зажегся слабый зеленоватый огонек.

— Взгляните, не бойтесь, у него довольно приличный вид. Гегель, пересиливая себя, заглянул в ящик. Там, судя по всему, было очень холодно — на стенках блестели кристаллики льда. За стеклом лежал человек. Не скелет, как можно было предположить, а скорее — замороженный труп: в короткой бороде серебрился иней, лицо застыло под тонкой корочкой льда.

Одет человек был в какие-то серые лохмотья, но у левого его бока лежал небольшой круглый римский щит-парма, а по правую руку — почерневший от времени меч.

— Это наш римлянин, — с гордостью проговорил Хирт. — Не правда ли, чудесный экземпляр?

— Где это он так подмерз? — подозрительно спросил Гегель. — Тевтобургский лес все-таки не Сибирь…

Хирт довольно усмехнулся.

— Еще две недели назад он не сильно отличался от тех скелетов, что вы видели в подземелье. Разве что череп был поцелее.

— Хотите сказать, что мясо ему на кости нарастили вы? Как доктор Франкенштейн своему монстру?

Хирт кивнул.

— Именно. Сила Од соединилась с органическими останками, в результате чего произошло телесное воскрешение.

— Но почему вы запихнули его в этот ящик? Сами же говорили, что воскрешенные ведут себя, как люди — едят, пьют…

— Не как люди, — перебил Гегеля доктор. — Скорее, как растения. Едят, если им положить в рот пережеванную пищу. Пьют, если поить их из трубки. Но этот… этому нам удалось вернуть душу.

— Неужели? — вежливо удивился Гегель.

— Да, Вайстор сумел!. К сожалению, вернуть душу оказалось легче, чем удержать ее в теле. Как только две субстанции соединились, началось стремительное разложение оживленной силой Од плоти. Чтобы сохранить тело, я был вынужден заморозить этого прекрасного легионера.

Некоторое время Гегель с интересом всматривался в ящик.

— А как вы поняли, что душа вернулась в тело?

— Ну, это было очевидно. Взгляд стал осмысленным, затем он заговорил…

— По-немецки?

Хирт посмотрел на него укоризненно.

— На латыни, естественно. Однако очень скоро ему стало плохо, поэтому эксперимент пришлось прервать.

Гегель постучал по стеклу согнутым пальцем и отошел от ящика.

— Какая жалость, что этот эксперимент нельзя повторить, — сказал он. — Впрочем, я все равно не вижу, чем этот достойный сын Рима мог бы помочь моим поискам.

Хирт пожал плечами.

— Вы правы, оберштурмбаннфюрер. Ничем. Но зато вы могли бы изменить свое отношение к «Аненербе».

— И что бы это мне дало?

— Без «Аненербе» у вас не получится ни-че-го, оберштурмбаннфюрер. Мы занимаемся поисками уже много лет, а потому знаем об этих удивительных предметах гораздо больше, чем любая другая организация на земле.

— Ну так поделитесь со мной своими знаниями, черт возьми! Для того я сюда и приехал.

Хирт покачал головой.

— Вы не понимаете. «Общество изучения наследия предков» не контрразведка и не партийная канцелярия. Мы не предоставляем информацию по первому требованию или по запросу. Даже если бы нас попросил сам фюрер.

— Даже так? — прищурился Гегель.

Хирт ничуть не смутился.

— Наши знания — это мощное оружие, — тихо сказал он. — Орудие обоюдоострое, которое может принести пользу, а может — великий вред. Я бы не хотел бы причинить вред, оберштурмбаннфюрер.

Гегель помолчал. Прошелся вдоль стеллажей со стеклянными колбами, остановился у одной из них и долго стоял, рассматривая человеческий эмбрион, помещенный в формалиновый раствор.

— Вас надо понимать так, доктор, — произнес он, наконец, — что никаких сведений о ленинградском ученом и его артефакте вы мне не дадите?

Хирт с виноватой улыбкой развел руками.

— Увы…

Оберштурмбаннфюрер Гегель кивнул. Чуть помедлил, а потом взял со стеллажа колбу с эмбрионом.

— Вот что, доктор. У меня чертовски мало времени. Я еще на вокзале сообщил вам, что именно мне от вас нужно. Вместо этого вы водите меня по каким-то подземельям, показываете выжившего из ума Вилигута, рассказываете сказки о воскрешенных мертвецах, а в качестве решающего довода демонстрируете замороженного покойника. Я не ученый и не мистик, доктор. Я офицер Главного управления имперской безопасности. То, что мне нужно узнать, я узнаю в любом случае. У вас есть выбор — рассказать мне все, что вы знаете о русском археологе и его предмете добровольно или сделать это по принуждению. Поверьте, я умею быть убедителен.

— Вы мне угрожаете, оберштурмбаннфюрер? — голос Хирта едва заметно дрогнул. — Вряд ли вы добьетесь своей цели, действуя грубой силой…

— Неужто? — спросил Гегель. — Мое дело предупредить.

С этими словами он уронил колбу на пол и тщательно растоптал эмбрион начищенным до блеска сапогом.

— Понятия не имею о ценности данного экземпляра, и потому буду, любезный доктор, без разбора уничтожать все, что увижу в лаборатории — до тех пор, пока вы от всей души не пожелаете ответить на мои вопросы.

Хирт побледнел, на лбу его проступили крупные капли пота. Гегель, напротив, чувствовал себя превосходно — наконец-то он дал волю давно копившемуся гневу, который он испытывал по отношению к этому напыщенному болвану.

— Ну так как, доктор? — оберштурмбаннфюрер рассеянно взял с полки еще одну колбу. — Вы по-прежнему считаете, что я недостоин быть посвященным в ваши тайны?

— Вы ошибаетесь! — выкрикнул Хирт. — Если бы вы были недостойным, я не отвел бы вас в Храм и не показал Великого Обряда! Дело совсем в другом! Вы не понимаете того, что видите, а не понимаете потому, что не верите!

Звон бьющегося стекла заставил его умолкнуть на полуслове. Хирт попытался было поймать взгляд контрразведчика, но темные очки защищали Гегеля не хуже рыцарского шлема.

— Разумеется, верю, — мягко сказал Эрвин. — Верю в то, что вижу. А вижу я следующее: вы со своим сумасшедшим Вайстором отлично тратите на совершенно безумные проекты реальные, живые деньги. Деньги германской нации. И не в мирное время, заметьте, а в тяжелую для Рейха годину, когда на счету каждый пфенниг. А это пахнет саботажем, мой дорогой доктор. В лучшем случае.

— Рейхсфюрер не позволит… — начал Хирт, но Гегель поднял палец, и доктор замолчал.

— Что вы скажете, если РСХА начнет проверку деятельности Аненербе? Обычную, бухгалтерскую, у нас ведь тоже есть бухгалтеры. Как насчет небольшого аудита, а, доктор? Я вполне могу вам это устроить. И устрою, клянусь Богом!

— Делайте, что хотите, — сказал Хирт безучастно. — Вы меня не слышите. Я не отказываюсь выполнить вашу просьбу, я просто не могу это сделать, потому что вы не готовы поверить…

— Экий же вы зануда, доктор, — вздохнул Гегель, подошел к стальному ящику и приготовился вырвать из трансформатора кабель.

— Не смейте!

Крик Хирта был похож на визг раненого зайца.

— Это уникальный экземпляр! Вы не можете погубить его!

— Это почему же? Вы же сами сказали — «делайте, что хотите».

Оберштурмбаннфюрер рванул кабель на себя. Заискрило, пахнуло паленой резиной. Трансформатор взвыл на низкой ноте и вдруг заглох.

— Крышка как открывается? — буднично спросил Гегель.

Хирт был похож на соляной столб. Ждать от него вразумительного ответа явно не приходилось.