Я все еще мечтаю о тебе... - Флэгг Фэнни. Страница 43

Племянники внушали Бренде такое отвращение, что она перестала пускать их в дом. Слава богу, есть у нее Артур, еще один племянник. У него хорошая работа на канале CNN. А племянница Сандра, дочь Робби, выбрала историю основным предметом в Бирмингемском Южном колледже. У нее есть голова на плечах. Но эти трое… Будь у них одна шея на троих, она бы обхватила ее и сдавила как следует. Других они, может, и одурачат, но она прекрасно знает, куда они катятся. Когда ее выберут мэром, первое, что она сделает, это похватает всех наркоторговцев и сутенеров в городе и упрячет за решетку. И если для этого придется настроить новых тюрем, она так и поступит.

Хотя в Бирмингеме с 1979 года мэр цветной, она будет первой цветной женщиной-мэром. Бренда не сомневалась, что победит на выборах. Хейзел убедила ее в том, что она может добиться всего, что захочет, а Хейзел никогда не ошибалась.

Некоторые ее друзья до сих пор с недоверием относятся к будущему и боятся давать волю надеждам. Может, если бы ее избивали, или, как сестру Тонью, обливали из пожарного шланга, или бросали в тюрьму, она бы думала по-другому. Завсегдатаи маршей протестов твердят, что у нее не было настоящего «цветного опыта». Может, они и правы. Но прошлого ведь не изменишь. Нужно думать о настоящем. Она хочет, чтобы людям жилось легче прямо сейчас.

Конечно, начинаешь злиться, когда думаешь, как с ними обращались в прошлом и каким образом попали сюда ее предки, но лично ее устраивало, как все сложилось. Бренда любила свой дом и всем сердцем верила, что у Господа Бога на ее счет особые планы и что очутилась она в самом нужном месте и в самое нужное время. И как знать? Вдруг, став мэром, она сможет пойти дальше и стать первым цветным губернатором Алабамы. Все так быстро меняется, что это вполне достижимо. Чернокожая женщина из Бирмингема уже была министром иностранных дел Америки, а Регину Бенжамин, цветную с юга Алабамы, только что назначили министром здравоохранения. И, как говорила Хейзел, где еще в мире женщина ростом в 3 фута 4 дюйма может стать миллионершей? И она была права. Чернокожая женщина вроде Опры может стать миллиардершей. Как тут не надеяться на лучшее. Но конечно, за все надо платить.

Другая сторона истории

В учебниках по истории движение за гражданские права всегда изображалось как победное, но тем, кто его пережил, черная у них кожа или белая, пришлось несладко.

В тот год, когда Мэгги стала Мисс Алабамой, она приехала в Атлантик-Сити на конкурс «Мисс Америка», полная волнений и надежд. И все складывалось так, что надежды эти были не беспочвенны. В отборочных соревнованиях она получила первое место в конкурсе вечернего платья, и, понаблюдав за ней несколько дней, пресса уже называла ее наиболее вероятной кандидаткой на победу.

Все ее так воодушевляли, что, когда настал момент выходить на ежегодный парад «Мисс Америка», Мэгги чувствовала себя на вершине мира. Был хрусткий, сияющий сентябрьский день, сотни людей выстроились вдоль дороги в ожидании процессии. У каждого штата была своя платформа, выходили в алфавитном порядке, и Мисс Алабама должна была появиться первой. В год, когда Мэгги стала Мисс Алабамой, платформа представляла собой невероятно красивое зрелище. Лучшие цветочные дизайнеры со всей Алабамы прилетели в Атлантик-Сити днем раньше и целые сутки украшали Алабамскую платформу.

Каких только цветов там не было! Хлопчатник, магнолия, гардения, кизил, азалии прибыли на кораблях со всех уголков штата. Потом платформу облепили маленькими серебристыми звездами — поддержать тему песни «Звезды падают на Алабаму». Утром Мэгги посадили на трон в середине платформы и красиво уложили белое платье. Было так восхитительно ехать, смотреть на людей, приветствующих ее с обеих сторон дороги, что вела к Атлантическому океану, на магазинчики с сувенирами и приморскими сладостями. Но не проехала она и полутора кварталов, как это случилось.

Мэгги не видела, кто швырнул в нее первое ведро мусора, но услышала, как ахнула толпа, и оглянулась посмотреть, в чем дело, и тут ее что-то ударило по щеке. Сначала она даже не сообразила, что произошло, и только опустив глаза, увидела, что ее красивое белое платье заляпано отвратительной грязью. Но платформа продолжала двигаться вперед, и она не могла сойти. Она ничего не могла поделать и просидела на своем троне весь парад, стараясь не плакать, улыбаясь через силу и лишь надеясь, что люди не заметят грязи на платье, мусора в волосах.

К счастью, газеты умолчали об инциденте. Ни городу Атлантик-Сити, ни конкурсу «Мисс Америка» не нужна дурная слава. «Какие-то ненормальные хотели привлечь к себе внимание», — говорили власти. Просто Алабама выступала первой, поэтому ей одной досталось. Все убеждали Мэгги, что это случайность и к ней лично отношения не имеет. Но этим дело не закончилось. Во время самого конкурса, когда ее вызвали на подиум, поднялось шушуканье, поначалу едва слышное, но нараставшее и вскоре сменившееся криками и свистом. Это явно был спланированный протест против штата. Смутьяны распределились по всему залу так что крики неслись отовсюду. И всякий раз, появляясь на сцене, она их слышала, а во время ее номера с арфой эти звуки настолько оглушали ее, что тряслись руки и она не попадала в ноты.

После конкурса Мэгги поняла, что мама и друзья все слышали и отчаянно боятся, что она тоже слышала. И она притворилась, будто ни о чем не знает. Однако судьи-то все прекрасно слышали, уж больно долго они совещались, принимая решение. На следующий день пресса единодушно утверждала, что победа должна была достаться ей. На каждом углу судачили, что она не победила только потому, что выступала за Бирмингем. Но наверняка никто ничего сказать не мог. Все, включая маму, утверждали, что не заметили, как она едва не сорвала свой музыкальный номер. Но Мэгги знала, что никогда не простит себя за то, что всех подвела.

Впрочем, через несколько дней, когда она вернулась домой, сотни людей вышли встречать ее к поезду и устроили овации, как победительнице. В Алабаме нет многого, что есть в других штатах, зато в теплых чувствах к землякам там никогда не было недостатка.

Это случилось перед Рождеством

В десять утра Этель сидела в гостиной в бледно-лиловом шенилевом халате, потягивала гоголь-моголь, ворчала на двух своих кошек и проглядывала рождественские поздравления. Взглянув на открытку от одной из племянниц, она сказала:

— Вот черт, я не желаю, чтобы мне жертвовали деньги, я что, благотворительная организация вам? Давай мне подарок, я его пощупаю, порассматриваю. Тридцать семь открыток, и ни на одной не сказано: «Веселого Рождества». Все сплошь «Радостной зимы», «Веселых праздников» и прочая чепуха. Господи помилуй, это же Рождество! Можем поблагодарить за это Американский союз борьбы за демократические свободы.

Она вскрыла конверт от подруги из колокольчикового хора и достала открытку, на которой было написано: «Веселого Рождества!»

— Ну наконец-то! — обрадовалась Этель и поставила открытку на камин, рядом с остальными.

Потом поднялась, прошлепала к двери и постелила на пол новый коврик с надписью: «Приносящих добрые вести просим пропустить вперед тех, кто принес подарки».

Мэгги на другом краю города собиралась на работу. Хотя декабрь считался для торговли недвижимостью мертвым сезоном, она решила и в праздники проводить дни открытых дверей. Наняла команду рабочих развесить гирлянды и подровнять живую изгородь. А неделю назад повесила на дверь красивый рождественский венок с большим красным бантом, на все каминные полки и вокруг зеркал в холле пристроила веточки остролиста и целыми днями крутила рождественские мелодии. Каждый день, растопив большой камин в гостиной, она открывала шторы наверху и на первом этаже, и дом стоял в предвкушении, что вот сейчас войдет нужный человек и увидит, как он прекрасен. Но день проходил за днем, а никто не приходил. Бедный «Гребешок». Он старается, весь день бодрится, и каждый вечер Мэгги чувствует его печаль, когда задергивает шторы и выключает свет. Вот и сегодня то же самое. Она подозревала, что канун Рождества будет не слишком богат посетителями, и все же надежда оставалась.