Огненная лилия - Кэмп Кэндис. Страница 17

— Прекратить что? — глаза Хантера невинно округлились.

— Говорить со мной так! Будто ты всегда был бродягой!

— Простите, мэм. Я просто бедный парень, работающий на ферме. Мы же оба знаем это, верно? И мы оба знаем, как много для вас значат деньги, и на что вы пойдете, чтобы жить богато, — его слова были полны скрытого смысла, а в голосе чувствовалось презрение.

— Ты ничего не знаешь обо мне, — сказала оскорбленная Линетт. — И никогда не знал.

— Клянусь, вот это правда, — зло ухмыльнувшись, ответил Хантер. — Когда-то я считал тебя ангелом.

— О, Бог мой! Ты никогда не считал меня ангелом. Да и я не считала тебя святым! С самого начала мы спорили, насколько я помню, ты заявил при знакомстве, что я притворяюсь, играю в игры.

— Я имел право так говорить. — Глаза Хантера потемнели. — Тогда я не понимал, насколько серьезны были твои забавы, как далеко они тебя заведут!

— Я никогда не играла с тобой, — вскипела Линетт.

Никто не умел разозлить ее быстрее, чем Хантер, даже во времена их дружбы и страстной любви. Но сейчас она испытывала лишь сильный гнев.

Она приблизилась к нему. Лицо горело, а синие глаза зло сверкали. В этот момент она выглядела такой красивой, что все внутри Хантера сжалось. Он с трудом сдерживался чтобы не обнять ее за плечи и не прижать к себе.

— Никогда? — голос его стал тише и более хриплым. Он подался вперед, и теперь его лицо находилось в нескольких сантиметрах от нее. Линетт уперла кулаки в бока и не двигалась с места. — А как же те сладкие слова, которые ты говорила мне? Как насчет тех лживых поцелуев?

— Они никогда не были лживыми! — Внезапно Линетт почувствовала, что ей нечем дышать. Глаза Хантера горели подобно зеленому пламени, а такое знакомое лицо исказилось от боли и ненависти.

— Я уже не тот наивный идиот, моя дорогая девочка. У меня было много времени обдумать все. Когда я вернулся и узнал, что ты замужем за Бентоном, то не мог понять, почему ты это сделала. Потом стало ясно. Женщина никогда не любила мужчину, если через месяц после вести о его гибели выходит замуж за другого!

— Нет, не правда! Я пыталась объясниться с тобой! Я хотела это сделать! Но ты не дал мне такой возможности. В тот день, встретив тебя на улице, я окликнула тебя, но ты прошел мимо, не остановившись. Ты не захотел выслушать меня.

— Объяснить! О, уверен, ты приготовила медовые, слащавые словечки о том, что твое бедное сердечко было разбито, верно? Но я не такой глупец, чтобы дважды пойматься на одну и ту же удочку!

В конце концов я понял, что ты с самого начала не любила меня. Ты просто принимала мои ухаживания, чтобы вызвать ревность Конвея. Возможно, он еще не заговаривал о женитьбе. Разве это было не так? И тут ты встречаешь глупого влюбленного юнца и обводишь его вокруг пальца.

— Может быть, ты и стал старше, но никак не поумнел, — бросила Линетт Хантеру. — У меня никогда не было необходимости специально вызывать ревность Бентона Конвея. Он предлагал жениться на мне задолго до того, как на горизонте появился ты. Но я предпочла тебя! Это должно быть очевидно даже такому слепцу и глупцу, как ты! Я отдалась тебе. Какая женщина пойдет на это, чтобы только вызвать ревность другого? Ты сам знаешь, что стал моим первым мужчиной.

— Но уверен, что далеко не последним, верно?

Линетт отвесила Хантеру пощечину со всей силы, в гневе даже не понимая, что делает. Она отсту-пила назад, зло глядя на него. В том месте, где приложилась ее ладонь, щека Хантера стала малиновой. Глаза его холодно блестели. Выкрикнув что-то нечленораздельное, выражающее злость, разочарование и боль одновременно, Линетт круто повернулась к выходу. Но Хантер схватил ее за руку и повернул лицом к себе.

— Я хочу кое-что выяснить, — произнес он. От его ледяного голоса по телу девушки побежали мурашки. — Ты чувствовала что-нибудь, когда я целовал тебя? Или все это было просто наигранно, притворно? Таким образом ты пыталась удержать меня в своих сетях?

Он притянул ее ближе. Линетт попробовала оттолкнуть его, но Хантер был слишком силен и держал крепко. Лицо Линетт было в нескольких сантиметрах, поэтому она видела только его большие блестящие глаза. Показалось, что она утонула в их глубине, дрожащая, голодная и жаждущая. Она желала того, что мог дать только этот мужчина. Ее губы слегка приоткрылись, когда она пыталась перевести дыхание. Взгляд Хантера задержался на этих губах. Она чувствовала, как быстро вздымалась и опускалась его грудь.

— Ты все еще возбуждаешь меня, как раньше, — тяжело дыша, сказал он, положив руки на ее бедра и грубо прижал к себе. Линетт ощущала его твердую, возбужденную плоть, вспомнилась их волнующая близость. Ее била дрожь, глаза непроизвольно закрылись. Она сама не предполагала, до какой степени было эротичным выражение ее лица, как очевидна была непреодолимая страсть, хотя она и пыталась это скрыть. Слова не могли бы сказать более откровенно, как она желала его, желала с такой страстностью, которая не подчинялась ни рассудку, ни воле.

Хантер перевел дыхание. Острые иглы желания пронизывали все тело. Но он не хотел этого. Никогда больше. Он сопротивлялся.

— Ты сводишь меня с ума, — прерывистым голосом прошептал он. — С того самого момента, когда я, стоя с Шелби у лестницы, увидел тебя, спускающуюся по ступенькам. Тебе всегда удавалось лишать меня разума. Тогда я возжелал тебя так сильно, что просто не мог приблизиться. Я боялся, что ты сразу поймешь, как велико мое чувство.

— Хантер… нет, пожалуйста… — голос Линетт оборвался, она всхлипнула.

— О, да, пожалуйста, — хрипло ответил он. Его губы впились в нее. Немного отстранившись, он прошептал:

— Скажи, хочешь ли ты меня? Ответь, что ты чувствуешь, когда мои руки ласкают твое тело?

Он снова закрыл поцелуем ее рот.

Из груди Линетт вырвался слабый звук, скорее, это был стон страсти и отчаяния. Хантер не отпускал, его настойчивые, требовательные губы слились с ее губами. Он сжал Линетт в своих объятиях, почти подминая под себя. Во время поцелуя язык его проник в ее рот и жадно исследовал. Грудь Линетт прижалась к его груди, твердой, как камень. Она чувствовала, что ее обнимают железные руки, и не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть. Она обвила его шею руками, еще крепче прижимаясь к нему, будто боясь, что может выскользнуть из этих объятий. В ней проснулась страсть, которую годами усыпляли. Она жадно ответила на его поцелуй, лаская своим языком губы и язык Хантера.

На своей щеке Линетт почувствовала горячее дыхание, его прикосновения обжигали кожу. Женщина ощутила себя вновь ожившей, первозданной. Каждый нерв был натянут, в ней бурлили древние, как мир, желания. Хотелось плакать, хотелось обвить Хантера руками, ногами, раствориться в нем. Между ног она почувствовала жаркую пульсацию. Линетт пальцами судорожно вцепилась в плечи Хантера.

Он положил ладонь на ее затылок, будто поддерживая голову, чтобы она не уклонялась от поцелуя.

— Линетт… Линетт… — повторял Хантер это имя. Пальцы перебирали женские золотистые волосы. Он вытащил из прически девушки шпильки, и волосы мягким щелковым водопадом заструились по стройным плечам.

Когда он оторвался от ее губ, Линетт тихо застонала. Затем он принялся целовать ее и щеки, шею, пока не остановился у высокого выреза платья. Дрожащими пальцами Хантер начал расстегивать пуговицы на лифе платья. Линетт откинула голову назад, подставляя каждый сантиметр белой шеи этим жадным губам.

Ладонь Хантера накрыла высокий бугорок ее груди, который показался немного мягче и больше, чем раньше, каким он его помнил. От прикосновения сосок отвердел и увеличился. Хантер хрипло простонал и пальцем стал осторожно гладить этот напряженный бутон. Он ласкал его снова и снова, а губы не отрывались от нежной шеи Линетт.

Она изогнулась в объятиях Хантера, тесно сжав ноги. Ощущение мужских рук на обнаженной коже, поцелуев на груди разрывало сердце на части. Когда-то испытанное, забытое, дикое наслаждение вдруг взорвалось в мозгу живым воспоминанием, вытеснив оттуда ощущение реальности, все заботы, беды и страхи.