Даже если ты меня ненавидишь - Арро Агния. Страница 3

– Игорь Александрович, – отмирает подполковник.

– Дайте нам пять минут на разговор, – перебивает его Калинин. – Наедине.

Мне уже нравится этот «костюм». Похоже, у меня есть шанс попасть сегодня на бой.

– Почему «Данте»? – спрашивает Игорь Александрович, как только мы остаёмся вдвоём.

– Потому что, – без страха смотрю ему в глаза.

– Я так и подумал, – хмыкает, указывая мне на стул. – Садись, поговорим, – устраивается на место подполковника. – Спрашивать, что ты делал в моём доме и кто его поджог, бесполезно? – уточняет он.

– Не я, – складываю руки на груди.

– Кто бы сомневался. Но я же всё равно узнаю.

Вскидываю руки, мол, твоё право, мне по хрен.

– Моё время стоит слишком дорого, чтобы просиживать его в этом убогом месте. Давай сразу к делу. Ты сядешь за проникновение со всеми вытекающими. Взлом, что-то там наверняка пропало…

– Там всё сгорело, – напоминаю ему. Ржёт. – Или?

– Или ты пишешь мне расписку о том, что должен, – задумчиво стучит ручкой подполковника по столу, – скажем, пятьдесят лямов. И принимаешь активное участие в восстановлении дома. Разумеется, в свободное от учёбы или что-там у тебя, время. Заодно присмотришь за рабочими. Знаешь, что-то вроде сторожевой овчарки. Бабки будешь отдавать каждый месяц равными суммами, если на стройке не будет проблем…

– Например? – грубо перебиваю его.

– Например, если больше ничего не сгорит. Я подумаю об амнистии. И возможно, сделаю тебе интересное предложение.

– От которого я не смогу отказаться?

– Уверен, мы договоримся. Триста штук в месяц потянешь? Пятьсот? – прощупывает меня.

– А если нет? – отвечаю ему тем же.

– Мы вернёмся к первому варианту. Ты сядешь, Данте.

– Двести, – торгуюсь.

Калинин снова смеётся. Находит лист бумаги, толкает его ко мне по столу, сверху кладёт синюю шариковую ручку.

– Триста. Пиши: «Я, Тимирязев Даниил…» Кто ты там по отчеству? – заглядывает в папку с моим делом. – Пиши-пиши, парень. И пойдём уже отсюда. У меня дел невпроворот.

Глава 3

На улице всё ещё сильно пахнет гарью. Она оседает на языке неприятной горечью. В воздухе летают чёрные хлопья останков некогда красивого дома, наполненного приятным запахом дерева. Они опускаются на мою белую блузку. Аккуратно сдуваю, но маленький чёрный мазок всё же остаётся.

Переодеваться уже некогда. Я после тренировки до трёх часов ночи зубрила эту дурацкую алгебру, чтобы сегодня пересдать контрольную. Поспала, но мать всё равно заставила сесть за стол и позавтракать. У меня режим. Она следит за тем, что я ем, сколько и когда. Поэтому сейчас остаётся сесть в машину и поехать на учёбу.

Дядя Лёня тушит сигарету, улыбается мне и открывает заднюю дверь.

– Доброе утро, Ами, – вынимает из кармана карамельку и вкладывает мне в ладонь, как маленькой.

– Спасибо, – закусив губу, сжимаю конфету в кулаке.

От одной точно ничего не будет, но внутренняя тревога становится блокиратором для нарушения правил. Прячу карамельку в кармашек другого рюкзака, пока целого, и застываю взглядом на знакомых с детства пейзажах. У меня есть несколько минут, чтобы настроиться на этот день.

У колледжа обычная утренняя суета. На крыльце смеются девочки из нашей группы, курят парни, тискаются какие-то парочки. Я учусь здесь, потому что не добрала баллов для поступления в университет по той же дурацкой математике во время ЕГЭ. Мне легко даются гуманитарные науки, а физика, алгебра, геометрия… там я начинаю чувствовать себя тупой.

Репетиторы возможны только летом или во время новогодних каникул. Отец мог решить вопрос с моим поступлением, но мама оказалась категорически против. Наш экономический колледж считается довольно сильным по преподавательскому составу. У нас много приходящих преподавателей из крупных вузов. И мама считает, что такой опыт будет для меня полезен, поэтому я здесь.

Сложно спорить с семьёй, которая помимо всего прочего спонсирует тебя как спортсмена. А я люблю лёд. Я боюсь его потерять. Там я могу быть собой. Там я сильная, уверенная в каждом своём шаге. Там я знаю себе цену.

Иногда мне кажется, что я живу две жизни. Одна моя – это фигурное катание, мечты, связанные именно с ним, тренерская работа, выступления с различными ледовыми шоу в разных городах страны или мира. А вторая – чужая, где девушка, очень похожая на меня, получает экономическое образование, является изгоем в колледже и часто боится возвращаться домой.

– Хорошего дня, Ами, – желает мне добрый дядя Лёня.

«Вот бы он меня удочерил!» – иногда думаю я. — «Хотя бы на время.»

Выхожу из машины. Поправляю лямку рюкзака и, стараясь ни на кого не смотреть, торопливо взбегаю по ступенькам. Хорошо, что этот учебный год скоро закончится. Я целое лето не увижу всех этих людей, а там, может быть, смогу уговорить отца дать мне возможность поступить в Университет спорта в столице. У них очень крутая учебная программа и выстроена она как раз с тем учётом, что большинство студентов причастны к тому или иному виду спорта. Там учатся и боксёры, и футболисты, гимнастки, пловцы и фигуристы тоже есть. Я хочу к ним!

А здесь меня не понимают и никогда не поймут. Я не курю и не пью алкоголь, ем по часам то, что лежит у меня в контейнерах, и на физкультуре делаю любого из них, в то время как одногруппницы предпочитают всеми силами откосить от занятия.

За это меня считают выскочкой. А ещё тупой, потому что у выбранной родителями специальности базис – это точные науки, где как раз я сильно проседаю.

Делаю шаг в кабинет, а меня за рюкзак грубо оттаскивают назад и отшвыривают к стене.

– Тупицы заходят последними, – больно придавив меня за плечи, говорит одна из девочек и снова дёргает за рюкзак.

Он падает. Его поднимает другая девочка. Открывает замок и вынимает оттуда контейнер с обедом.

– Что тебе сегодня мамочка наложила? Фу-у, – открыв крышку, принюхивается к свежему салату с курицей и семенами чиа.

Это вкусно, между прочим! Даже с учётом того, что там почти нет соли.

– Вонючая преснятина. А говорят, богатенькие хорошо питаются. Рыжая, ты уверена, что хочешь это есть? – кривится девушка.

– Положи на место! – требую я.

– Ладно, – она пожимает плечами и переворачивает контейнер. Салат летит на бетонный пол. – Упс, – кидает туда же контейнер. – Ну ты же сама донесёшь это до места. Помойка за углом.

– Себя тоже можешь там оставить, – говорит та, что меня толкнула.

Они громко смеются, входят в аудиторию и демонстративно хлопают дверью. Зажав рот ладонями, чтобы не расплакаться от досады, дышу глубже и иду искать уборщицу, пока не получила от преподавателя. Эти ведь обязательно скажут, что я сама всё устроила.

– Хоть бы охрану к тебе приставили, что ли, – вздыхает наша техничка. – Ну что это такое? – сокрушённо вскидывает руки и роняет их вдоль тела.

«В этом нет необходимости» – считает семья.

– Иди, девочка, – отпускает меня уборщица. – Я приберу.

– Спасибо, – в порыве искренней благодарности глажу её по плечу и шагаю в аудиторию.

После лекции ухожу последняя, чтобы снова не нарваться на агрессивных одногруппниц. У меня встреча с преподавателем по линейной алгебре. Мама сама договорилась и поручилась за меня. Попробуй теперь облажаться! Сожрут вместе с косточками!

И пока все отдыхают, я быстро переписываю контрольную, надеясь, что в этот раз всё сделала правильно.

Когда же наступает конец ещё одного ужасного дня, я совсем неэстетично плюхаюсь на заднее сиденье семейного автомобиля, забиваюсь в угол и закрываю глаза.

– Дядя Лёня, выключите музыку, пожалуйста, – прошу его. – Очень хочу тишины.

Он выключает радио, и меня сначала глушит от того, что в салоне стало слишком тихо, а потом становится хорошо. Есть только очень хочется, но это точно можно пережить.

Тренировки сегодня нет. Нам дали выходной за то, что вчера мы выложились больше, чем на полную, а мышцам обязательно нужен отдых, иначе будут травмы.