Избранная грешником (ЛП) - Херд Мишель. Страница 24

— Я хочу увидеть, что случилось с моей дочерью и кто, блять, посмел прикоснуться к ней, — рычит дядя Алексей, когда мы все следуем за Виктором.

Мое сердце все еще колотится в груди, во рту пересохло от шока. Такое чувство, будто меня ударило током, мой разум гудит от энергии, но я не могу сосредоточиться достаточно долго, чтобы все это обрело смысл.

Виктор засовывает карту памяти в свой ноутбук и получает доступ к записи с видеорегистратора. Он быстро перематывает запись на начало сегодняшнего дня, и я мельком вижу дорогу. Внезапно все становится размытым, когда внедорожник попадает под удар, его трижды переворачивает, прежде чем он резко останавливается, открывая нам вид на грузовик и два седана.

— Гребаные албанцы, — бормочу я, когда мужчины выбираются из своих машин. Сильная ярость пронзает меня с силой урагана.

Дядя Дмитрий открывает свой ноутбук и начинает печатать, говоря:

— В доме на том углу есть камера наблюдения у ворот.

Виктор бросает взгляд на ноутбук своего отца, протягивает руку и открывает совершенно другой экран.

— Так быстрее. Ты стареешь.

— Отъебись, — бормочет его отец, когда они получают доступ к камере, с которой открывается лучший вид на улицу.

Ужас охватывает меня, когда я вижу, как Мария выползает из-под обломков. Она пытается встать.

— Сломанные ребра, — стонет дядя Алексей. — Моему ребенку трудно дышать.

Поднимая руку, я хватаю себя за волосы, наблюдая, как моя жена скидывает туфли и принимает боевую стойку.

— Господи, — шепчу я, когда она бросается на ближайшего к ней мужчину и одним движением валит его на землю.

— Это моя девочка. Борись, — подбадривает ее дядя Алексей, его дыхание учащается. — Мне нужен звук! — он кричит, когда она что-то говорит.

Виктор берет ноутбук у своего отца и перематывает, затем набирает что-то в коде на другом экране, прежде чем снова нажимает кнопку воспроизведения.

‘Вы знаете, кто мои отец и муж? Вы имеете хоть какое-нибудь гребаное представление, кто мой брат?’ — Она болезненно втягивает воздух, затем ее тон становится убийственно спокойным, когда она говорит, ‘Вы покойники’.

‘Koha për të vdekur, kurvë,’ — говорит один из албанцев.

— Время умирать, шлюха, — бормочет нам Виктор перевод.

Осознание того, что это произошло после того, как она нацарапала сообщение на внедорожнике, вырывает мое сердце из груди.

Я не могу смотреть, как она умирает.

Блять, нет.

Я делаю шаг назад, но мои глаза остаются прикованными к экрану, когда я наблюдаю, как все мужчины нападают на женщину, без которой не могу жить.

— Я... — Мое дыхание учащается, когда я наблюдаю, как она борется со всеми силами, что у нее остались. Мои эмоции выходят из-под контроля, и у меня перехватывает горло.

Она отбивается от четырех мужчин в своем и без того раненом состоянии, прежде чем один из них ударяет ее. Обе мои руки запускаются в волосы, и, клянусь, я чувствую боль, которую она испытывает, когда падает на дорогу.

Тем не менее, моя женщина с трудом поднимается на ноги, спотыкается, затем падает на колени.

‘Я пыталась, папочка,’ — хрипит она.

Я хочу вырвать воздух из своих легких и отдать его ей.

Мария заваливается на бок, теряя сознание, и когда ублюдок перекидывает ее через плечо, внутри меня все замирает.

Когда я смотрю, как они загружают ее в один из седанов и уезжают, гнев сменяет беспокойство, страх, потрясение.

Неистовая ярость захлестывает меня, я опускаю руки и глубоко вдыхаю.

Я иду за тобой, мой маленький боец. Просто держись.

— Время, блять, поохотиться, — рычит дядя Алексей, в его голосе слышна смерть.

Глава 23

МАРИЯ

Ублюдки перевязывают огнестрельную рану на моей ноге, чтобы я не истекала кровью у них на глазах, пока они будут пытать меня.

Просто охуенно.

Как бы я ни держалась, я не готова лишиться частей тела.

Мой разум переполнен паникой и болью, что затрудняет попытки придумать план побега.

Тебе просто нужно найти способ выиграть время, пока за тобой не приедет твоя семья. Они проверят устройство слежения и увидят, где ты находишься.

Единственное из плюсов, это то, что они опять не стали меня связывать. Наверное, думают, что я ничего не могу сделать из-за ранения в левую ногу.

Главный ублюдок указывает на двух других мужчин, которые присоединились к нам, пока я была без сознания, и они подходят, чтобы поднять меня на ноги. Мое тело кричит от агонии, но все, что я могу делать, это застонать.

Меня подтаскивают к стулу и усаживают на него, затем передо мной ставят деревянный стол. Я почти падаю на него, но мне удается удержаться на стуле.

Сверлящий звук заставляет каждый дюйм моей кожи неметь от мурашек.

Мои глаза останавливаются на главном ублюдке, который ухмыляется мне, держа в руке беспроводную дрель.

Я не выйду отсюда живой.

Я не успеваю додумать эту ужасную мысль, как меня хватают за руки двое мужчин. Они с силой прижимают мои руки к столешнице, но я борюсь с ними из последних сил.

Как бы я ни боролась с ними, я ни хрена не могу сделать, когда этот ублюдок хватает меня за запястье и вонзает сверло в тыльную сторону моей ладони.

— Нет, — кричу я, мои глаза широко раскрыты, кровь горит в моих венах.

Звук вызывает отвращение, запах горящей плоти ударяет мне в ноздри. Затем мучительная боль пронзает мою руку, разрывая плоть и кости.

Что-то глубоко внутри меня дает трещину прямо посередине, и тьма, которую я никогда не чувствовала, проникает в мою душу.

Все замедляется.

Время.

Мое сердцебиение.

Мои вздохи.

Сверло, выдергиваемое из моей руки.

Капли крови, падающие с металлического наконечника.

Как в замедленной съемке, я моргаю. И дышу. Я смотрю, как моя правая рука распластана по грязному дереву.

Как только он прижимает сверло к тыльной стороне моей левой ладони, я вырываюсь, вскакиваю, выхватываю у него сверло и всаживаю ему в глаз.

Я ничего не слышу.

Я не чувствую боли.

Я краду его пистолет из-за спины и убиваю человека, прежде чем чья-то рука обхватывает мою шею, дергая меня назад.

Я делаю движение, затем хватаюсь за руку, и когда третий человек оказывается достаточно близко, бью ногой вверх и взбираюсь на него, перекидываясь через стоящего позади меня человека.

В тот момент, когда мои ноги касаются земли, я бегу к двери.

Мне не хватает скорости, и меня сбивают с ног. Я падаю на корточки, и это выводит меня из транса, в котором я находилась, но мне все же удается повернуться и выстрелить в мужчину, прежде чем он успевает подняться на ноги.

Адреналин угасает, и я лишаюсь желания жить.

Только одно удерживает меня от того, чтобы сдаться – моя любовь к своей семье. Луке. Моему отцу.

Мне каким-то образом удается подняться на ноги, но на этот раз боль разрывает меня на части, и мне приходится волочить левую ногу, пытаясь пробраться к стене здания.

Я понятия не имею, где я и сколько времени потребуется моей семье, чтобы приехать за мной.

Мое дыхание звучит сдавленно, а перед глазами все расплывается, пока я продолжаю волочить ногу, чтобы выбраться из комнаты, где меня держали в плену.

Кровь Козлова и Терреро в моих венах отказывается сдаваться, и я продолжаю продвигаться вперед.

Я делаю еще один сдавленный вдох, когда использую баллон с пропаном рядом со зданием, чтобы сохранить равновесие, но боль в ноге заставляет меня упасть на четвереньки. Я начинаю ползти, камни впиваются в мои ладони.