Розовое дерево - Кэмп Кэндис. Страница 18

— Нет, конечно, нет! Я сама вряд ли вела себя, подобающим образом.

— Почему бы нам не списать все на жару? — очаровательно улыбнулся он. — Для мая слишком знойно.

— Да, это вполне серьезная причина. — Было невозможно не улыбнуться в ответ. И она вновь испытала то непонятное, но уже знакомое ощущение в животе и в груди.

— Ну что ж, мне нужно идти, — сказал он. — Пойду укладывать Бетси спать. Спасибо.

— Спокойной ночи! — Миллисент в знак прощения и даже дружбы протянула руку. Но вместо того, чтобы нажать ее, он, удивив Милли, нагнулся и очень галантно слегка коснулся руки губами. Этот жест был изящным и даже несколько экстравагантным, и, сделай это любой другой, Милли было бы приятно и весело. Но поцелуй Джонатана словно пронзил ее. По телу пробежала дрожь и возбуждение, и возникло какое-то особенно нежное чувство к склонившемуся мужчине. Милли сдержала удивленный вздох. Она надеялась, что Джонатан не заметил, как внезапно задрожала ее рука.

Лоуренс выпрямился улыбнулся ей:

— Доброй ночи!

Он спустился с крыльца, направился через сад и легко перепрыгнул через низенький заборчик. Миллисент смотрела на удаляющегося мужчину. Она уже сама не могла разобраться ни в своих чувствах, ни в мыслях.

Миллисент влетела по лестнице наверх, думая о визите Лоуренса и пытаясь понять свои ощущения. Это был тот самый человек, который вчера вел себя грубо и невоспитанно, и он же сегодня осознал свои ошибки и пришел извиниться. Он любил дочь. Его улыбка, наверное, могла очаровать даже птиц на деревьях. Судя по публикациям, появлявшимся в «Сэнтинел», это был талантливый и принципиальный журналист. Он не боялся выступить против богатого или влиятельного человека, если считал, что тот неправ. Он умел отстаивать собственное мнение, а Миллисент всегда уважала это в людях.

Она подошла к окну занавесить шторы и задержалась на несколько минут, мечтательно глядя в ночь.

В соседнем доме на втором этаже в комнате горел свет. Милли стало интересно, был ли это рабочий кабинет Джонатана. Он мог быть сейчас там и готовить статьи для очередного номера.

Она зашторила окна и подошла к кровати, медленно расстегивая и снимая платье. Она хорошо сделала, что дала ему возможность извиниться. Можно было бы заново начать их соседские отношения. Милли решила, что завтра приготовит десерт и отнесет Лоуренсам, и даже улыбнулась, — так понравилась ей эта мысль.

Она кинула одежду на стул, не расправив и не повесив аккуратно, как обычно делала. Раздевшись, она бросилась на кровать. Закинув руки за голову, она лежала, глядя в потолок, и с легкой улыбкой на губах думала о завтрашнем дне.

Большую часть следующего дня Милли готовила свой фирменный шоколадный торт. Когда она все закончила, платье, руки и лицо, как обычно, были испачканы кремом и шоколадом. Следовало переодеться перед тем, как отнести соседям торт, поэтому она поднялась наверх и, перерыв весь гардероб, остановилась на одном из своих старых платьев. Оно было чуточку старомодным, голубого цвета, и когда-то очень нравилось Милли. Надев его и посмотрев в зеркало, она улыбнулась. Платье подходило к ее голубым глазам, подумала она, и Лоуренсы не заметят, что оно немного старомодно — так же, как не подумают, что женщине в ее возрасте не следует надевать платье такого «молодого» цвета.

Вглядевшись в свое отражение, Миллисент увидела, что даже на волосах были капли крема. Ей ничего не оставалось, как распустить волосы и расчесать их. Когда она попыталась уложить их снова, то вспомнила, как причесывается кузина Сьюзан: на затылке она укладывает волосы в виде переплетенной корзиночки, а по бокам спереди оставляет локоны. Милли подумала, что ей это пошло бы. Когда она была помоложе, то часто завивала волосы. А если ее кузина — ровесница позволяет себе носить такую прическу, то, несомненно, это не будет неприемлемо и для Миллисент.

В течение следующего часа она экспериментировала со свомми волосами, закрепляя прическу многочисленными шпильками, заливая лаком и равномерно расправляя волосы вокруг лица. Она с удовольствием заметила, что результат был превосходным. Она медленно поворачивалась перед зеркалом, оценивая свой новый облик, и удовлетворенно отметила, что все еще была хорошенькой. Может, уже не такой очаровательной, как несколько лет назад, но еще и не высохла, как старая карга.

Милли взглянула на комод, на верху которого стояла деревянная шкатулка. Что-то заставило ее подойти к комоду и снять ее. Шкатулка была небольшой, длиной всего восемь-девять дюймов, высотой — четыре-пять.

Она была сделана из розового дерева — изящная вещица, коричневая с рыжеватым оттенком. Родители подарили ее Милли на пятнадцатилетие, и она привыкла хранить ее, как воспоминание о юности. Но уже несколько лет шкатулка стояла на высоком комоде, и Милли не прикасалась к ней. Казалось, что будет очень больно вновь увидеть то, что лежит внутри; это были частички прекрасного времени, когда с Аланом еще не случилось несчастье.

Миллисент подержала шкатулку в руках, пальцами поглаживая изящно вырезанную поверхность розового дерева. Старая боль не возвращалась. Медленно, не без колебаний, она приоткрыла крышку. Сверху лежала малиновая лента, поблекшая от времени. Миллисент хорошо ее помнила. Этой лентой была перевязана коробка шоколадных конфет, которую Джимми Сандерс подарил ей на восемнадцатилетие. Она улыбнулась, вспомнив серьезное лицо Джимми, дарившего ей конфеты; кончики ушей у него покраснели, как всегда, когда он смущался. Джимми был таким милым; он нравился ей больше других кавалеров. Потом его женила на себе Анабета Мак-Крей пять или шесть лет назад, и сейчас у них трое детей, все мальчики.

Милли прясела на кровать, начала выкладывать из шкатулки все по порядку и раскладывать перед собой. Там были изящные фигурки из слоновой кости и белый веер. Она очень любила именно этот веер, брала его на все балы. Под ними лежало несколько приглашений: некоторые написаны небрежным, некоторые изящным почерком; кое-где просто стояла лишь подпись, как например «Денис Е. Хаскел», или одно только имя «Алекс Д. Б.». Дрожащими пальцами она провела по этим написанным именам, словно они имели какую-то тайну и смысл, который можно было почувствовать.

Дэвис поступил в медицинский колледж и теперь работает врачом в Гринвялле. Алекс Брутаолд погиб два года назад, упав с зерноэлеватора. Он был таким очаровательным, беспечным мальчишкой, полным высоких идей и, к тому же, лучшим танцором в городе. Трудно было поверить, что он мертв. А Генри Клейтон… У него были такие потные ладони, что Миллисент ненавидела с ним танцевать, но боялась оскорбить его чувства, отказав в танце. Он работал в продуктовом магазине своего отца, где в один прекрасный день станет управляющим. Несколько лет назад женился на Пруденс Крум, чьими стараниями прибавил и без того немалом весе еще фунтов тридцать.

Ниже в шкатулке лежала засушенная роза; аккуратный желтый бутончик все еще держался на длинном тоненьком стебельке. Еще там был бутон азалии, который она прикалывала к прическе на балы Морганов одно лето. Теперь этот цветок потемнел и стал очень хрупким. Потом показалась розовая открытка-«валентинка» от Джимми, еще одна, с более витиеватой надписью, от Эрни Далтона, одна белая вечерняя ми-тенка с маленьким аккуратным красным пятнышком и, наконец, небольшой сетчатый мешочек риса со свадьбы Полли Крейг, перевязанный розовой ленточкой.

Она глядела на девичьи драгоценности, разложенные по порядку на кровати, и слезы застилали глаза. Все ее юные поклонники далеко в прошлом, да и само прошлое умерло. Но странно, сквозь слезы она улыбалась и чувствовала, что где-то внутри зажглась давно онемевшая надежда, желание жить.

Миллисент поднялась, оставив на кровати шкатулку и ее содержимое, и надела свою лучшую летнюю соломенную шляпку с парой ярко-красных деревянных вишенок, пришитых с одной стороны. Время обеда давно прошло, скорее было ближе к ужину, и она не сомневалась, что Джонатан уже вернулся из редакции. Она завязала под подбородком широкие сатиновые ленты шляпки, а потом легко сбежала вниз, взяла с кухонного стола тарелку с тортом и пошла к выходу. Вышла на крыльцо, взглянула на дом Лоуренсов и онемела.