Розовое дерево - Кэмп Кэндис. Страница 64

Она взглянула на него и увидела, что Джонатан изучает ее лицо так же внимательно, как она изучает его руки. Он наклонился и свободной рукой погладил ее по щеке.

— Ты красивая, — прошептал он, не отрывая светло-карих глаз от ее лица, и поцеловал, и неожиданная страстность этого поцелуя, казалось, лишила ее рассудка. Миллисент обожгло жаром его плоти, его руки крепко обняли ее. Джонатан прижался к ней, и Милли спиной ощутила острые края ступенек лестницы. Она чувствовала себя так, словно ступила в самое пламя пожара. И поняла, что хочет еще большего, хочет сгореть в этом пламени.

Миллисент обвила руками его шею, и притянув к себе, начала исступленно целовать.

Он напрягся, и на секунду показалось, что они вот-вот совершат что-то дикое, необъяснимое и безрассудное. Его губы скользнули по ее лицу и вниз, к шее. Он что-то шептал, но голос его звучал приглушенно, так как он не переставал ее целовать, его рука медленно исследовала ее тело — ее грудь, живот, бедра. Милли никогда не испытывала таких прикосновений, и это до глубины души поразило ее. Она ощутила огонь, разрывающий низ живота. Но еще больше Миллисент потрясло ее желание, чтобы эти ласки не прекращались, чтобы почувствовать его руки на обнаженной коже.

Джонатан оторвался, прерывисто дыша и закрыв глаза, как от боли. Он отбросил волосы со лба.

— Боже, Миллисент! — Голос его дрожал. — Я так хочу тебя!

Она хотела прижаться к нему, сказать, что она хочет его не меньше. И только многолетняя привычка держать себя в руках позволило ей слабо произнести:

— Мы не должны…

Он кивнул и, отвернувшись, стал тереть лицо, потом вздохнул. Через секунду Джонатан повернулся к ней.

— Миллисент… я… — Он замолчал и потряс головой.

— Что?

— Ничего, так. Давай поговорим с тобой в другой раз. Сейчас мне лучше на какое-то время остаться одному. — Он виновато улыбнулся. — Я понял, что иногда мне плохо думается, когда ты рядом.

Миллисент чуть заметно улыбнулась. Она сама едва могла соображать, когда ее тело было охвачено любовным огнем.

— Хорошо…

— Я лучше пойду. — Джонатан взял ее руку и поцеловал в ладонь.

Милли кивнула. Ей хотелось ухватиться за эту руку, не отпускать его. Она не желала думать о том, что говорила тетя Ораделли.

Но она заставила себя сдержаться и позволить, чтобы он ушел. Милли смотрела на его удаляющуюся фигуру, пока Джонатан не скрылся в тени деревьев за забором. Тогда она поднялась и медленно пошла в дом. Милли знала, что должна поговорить с Аланом, но ей очень этого не хотелось. Может быть, выяснится, что она зря беспокоится, что тетя Ораделли не права. Может быть, Алан скажет… что? Что он сможет сам заботиться о себе? Что он не имеет ничего против ее ухода? Нет! Это глупо. Она не может ждать от него таких слов. Она надеялась на легкий выход: и сохранить чистую совесть, и не разбивать себе сердце.

Миллисент задержалась в прихожей и, взглянув в маленькое зеркальце, пригладила волосы. Потом поправила сбившуюся блузку и складки юбки. Глаза ее все еще были блестящими, а губы немного припухли от поцелуев. Она закрыла глаза и отвернулась, пытаясь привести свои чувства в такой же безупречный порядок, в каком была теперь ее одежда. Облизав губы, Милли сделала глубокий вздох и медленно расслабилась. Потом снова взглянула в зеркало.

На этот раз получше, подумала она. Постояла еще немного, подождав, пока перестанет колотиться сердце и пройдет волнение. Но в последние дни, казалось, волнение и страсть не оставляли ее. Ну что ж, возможно, Алан ничего не заметит. Она повернулась и направилась в его комнату.

Он не читал и не занимался ничем из своих обычных дел. Он лежал на кровати, мрачно уставившись в стену прямо перед собой. Миллисент колебалась. Кажется, это было неподходящее время для разговора. Но не успела она сделать шаг-назад, как Алан поднял глаза и заметил ее.

— Привет, Милли!

— Привет, дорогой! — Она приклеила на лицо улыбку и вошла в комнату. — Как ты?

Он пожал плечами. Едва ли он мог ей сказать, что лежит здесь, думая об Опал и о том, как безнадежна его страсть.

— Думаю, нормально. Как прошла свадьба?

— О, и венчание, и застолье — все прошло прекрасно! Ты же знаешь, как это бывает, когда тетя Ораделли отвечает за все.

— Да. Ничего дурного просто не может произойти.

Миллисент засмеялась.

— Ты прав! — Она огляделась. — А чем ты занимался в мое отсутствие?

— Да так… — Он перевернулся на спину. — Немного почитал. Немного поиграл с Робертом. — При воспоминании о мальчике его лицо посветлело.

— Правда, он милый? — Миллисент обошла стол и начала рассматривать коллекцию монет, которую Алан еще не закончил оформлять. Она не знала, с чего начать разговор.

— Мне нравится наблюдать, как он растет, — продолжала она, судорожно подыскивая подходящие слова. Алан странно взглянул на нее:

— Ты думаешь, он всегда будет здесь?

Милли посмотрела на брата.

— Не знаю. Я об этом как-то не думала. Опал выглядит вполне счастливой в нашем доме. Разве не так?

— Кажется, да. Сейчас — да. Но наверняка когда-то она захочет уйти. Она кого-нибудь встретит, влюбится. Выйдет замуж.

На какое-то мгновение его лицо побледнело, и у Миллисент защемило сердце.

О Боже, неужели она сделала ошибку, разрешив Опал жить в их доме? Что, если тетя Ораделли была права и Алан заинтересовался ею? Что, если она разбила ему сердце?

— Я… я думаю, да. Она что-то говорила по этому поводу?

— Нет. Но ведь так делает большинство людей, верно?

— Да. — Теперь в его лице не было ничего странного, и Милли спросила себя, не показалось ли ей, что он выглядит бледнее, чем обычно.

— Думаю, да… Алан, … ну, … ты испытываешь особенные чувства к Опал?

Голова Алана как-то дернулась, и он поднял на нее испуганный взгляд.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю точно. — Она озабоченно хмурилась. Его реакция на вопрос еще больше подтвердила опасения Миллисент.

— Было бы глупо, не так ли? — быстро сказал он. — Кто-то, подобный мне, вдруг влюбляется…

— Не глупо, Алан, неправда!

— Но безнадежно, да? — Он криво улыбнулся ей, отчего сердце Милли заныло.

— Я не дурак, Милли! И знаю, что никакая женщина не захочет калеку…

— Ты — прекрасный человек! — запротестовала Миллисент.

— А ты — моя сестра. Верная до самого моего горького конца. — Он взял ее руку и крепко сжал, а она улыбнулась в ответ любящей улыбкой. — Ты единственная и неповторимая! Не думай, что я ничего не понимаю. Ты всегда была самой лучшей. Ты не оставляешь меня. И я знаю, что всегда могу на тебя положиться.

— Я люблю тебя, Алан! Ты ведь знаешь.

— Знаю. Но еще я знаю, как я должен ценить твою любовь. Со мной трудно жить. Я всегда хочу только одного: чтобы меня оставили в покое, а все трудности ложатся на твои плечи. Не многие бы возились со мной, как ты.

Сердце Милли разрывалось. Да, тетя Ораделли была права. Алан не станет жить с ней, Джонатаном и Бетси;

для него это будет пыткой.

Алан продолжал:

— Я никогда не говорил, как ценю то, что ты делаешь для меня все эти годы.

— Нет, тебе не нужно…

— Знаю, что не нужно. Но я хочу. Я не очень-то умею говорить такие вещи. Но иногда мне кажется, что я страшный эгоист; я принимаю то, что ты для меня делаешь и никогда не выражаю благодарности. Будто бы так и должно быть, но это не так. И я знаю это. Многие женщины наверняка не стали бы делать для меня то, что делаешь ты.

Милли смотрела на него полными слез глазами. Каждое произносимое им слово о любви больно резало ее. Она растерялась и покачала головой.

— Нет, не отрицай! Немногие сестры такие любящие, такие преданные. Ты сделала больше, чем кто-либо ожидал. Я хочу только одного — чтобы у меня была хоть какая-то возможность отплатить тебе за все это, чтобы я мог сделать для тебя хоть половину того, что делаешь ты.

— Не надо! Тебе не нужно благодарить меня! Я люблю тебя; я никогда не пожалела ни об одной минуте, проведенной с тобой. И я никогда не хотела оставить тебя!