Розовое дерево - Кэмп Кэндис. Страница 76

— Конечно. — Милли хотелось побыть с Бетси, она не желала оставлять девочку в таком состоянии. Но это означало, что она столкнется лицом к лицу с Джонатаном; при этой мысли ей стало не по себе.

— Я с удовольствием останусь.

— Спасибо! Вы настоящая христианка, мисс Хэйз, и я говорила это мистеру Лоуренсу.

— В самом деле?

— Да, говорила. Где-то с месяц назад я вошла на кухню и увидела мистера Лоуренса, который стоял у окна и смотрел на ваш дом. Вы были у себя наверху, очевидно, в спальне, шторы на ваших окнах были не задернуты, а вы стояли напротив окна в одной ночной рубашке. Конечно, дело происходило утром, но все-таки вам следует завешивать окна, когда вы раздеты. Ну, я и сказала мистеру Лоуренсу, что смотреть на вас в таком виде очень неприлично для джентльмена. И знаете, что ответил этот человек?

Миллисент покачала головой. Кровь прилила к ее лицу.

— Нет, не могу представить.

— Так вот, он сказал: «Не так неприлично, как мои мысли, миссис Рафферти». Ну, разве это достойный ответ?

Это было так похоже на Джонатана, что Милли чуть не рассмеялась. Но она была уверена, что миссис Раф-ферти не одобрит такую реакцию, и поэтому плотно сжала губы и постаралась придать лицу строгое выражение. Однако она ничего не могла поделать со своим уже привычным ощущением, возникшим при мысли о Джонатане. Милли представила, как он наблюдает за ней через окно и, очевидно, испытывает при этом вполне объяснимые желания…

— Вот тогда я и сказала ему, что, если он думает о вас что-то плохое, то абсолютно неправ. «Мисс Хэйз — настоящая добрая христианка», — сказала я ему. Конечно же, он согласился со мной. И еще сказал, что вы добрая и милая, а это, мне кажется, можно говорить только в особенных случаях. Но он — странный человек. И хороший, и красавчик, но… странный.

Миллисент позволила себе, наконец, улыбнуться, надеясь, что ее улыбка не покажется миссис Рафферти слишком любящей.

— Ну, я лучше пойду. Мне нельзя стоять тут целую вечность, болтая, или я так и не приготовлю ужин. — Миссис Рафферти заспешила из комнаты, на ходу бросая Милли последние слова благодарности.

Миллисент вновь подошла к кровати Бетси и присела на краешек. После того, как ушла миссис Рафферти, в доме стало совсем тихо. Время, казалось, замерло. Стемнело. Миллисент задернула шторы и зажгла керосиновую лампу. Она снова присела на кровать. Есть не хотелось. Ей нечего было делать, кроме как копаться в своих мыслях. Она представляла, как Джонатан поднимется по лестнице и войдет в комнату. Пыталась вообразить, как он будет выглядеть, когда увидит ее, что скажет. Ей не приходило на ум ни единого достойного выхода для них обоих. Ну что ж, им ничего не поможет, убеждала она себя. Нет, она не собиралась уходить домой; и в то же время, была не в силах находиться с ним рядом. Но она нужна Бетси, да и миссис Рафферти просила ее посидеть с девочкой. В этом не было ничего противоестественного.

Через некоторое время проснулась Бетси, и Милли попыталась дать ей хоть немного тушеного мяса, но Бетси наотрез отказалась. Милли показалось, что девочке стало гораздо хуже, чем несколько часов назад. Она присела рядом с Бетси и положила ладонь ей на лоб. Да, жар, несомненно, усилился.

— Давай-ка попьём, хорошо? — предложила она, наливая в стакан воду из стоящего здесь же графина.

— Я не хочу, — капризно сказала девочка.

— Сделай это для меня, пожалуйста! Вот так, сядь и немножко попей. — Милли обняла Бетси и помогла ей сесть. Боже, да она же вся горит! Должна ли девочка так выглядеть при высокой температуре? Она поднесла стакан к ее губам, и Бетси все-таки сделала несколько глотков, но потом зажала рот, и Милли ничего не оставалось делать, как снова уложить ее в постель.

Миллисент мерила шагами комнату, задумчиво покусывая губы. Она жалела, что у нее так мало опыта обращения с больными детьми. Ей казалось, что состояние Бетси резко ухудшилось. Но высокая температура — нормальное явление при простуде, а Милли не знала, какая температура была у Бетси ночью или утром. Упала она или поднялась? Может, у нее не было причин для беспокойства?

И все-таки, Миллисент не могла оставаться безучастной. Она хотела, чтобы поскорее вернулся Джонатан. Он-то знает, как обычно чувствует себя Бетси во время болезни, как ведет себя, как ест. Он сможет сходить за доктором, если будет необходимо.

Наконец, она услышала стук двери и шаги Джонатана и вздохнула и облегчением. Удивительно — все ее прежние тревоги и опасения по поводу встречи с этим человеком забылись сами собой. Она бросилась в коридор ему навстречу.

— Ах, Джонатан, я так рада, что ты пришел! Он остановился как вкопанный.

— Миллисент! — Он улыбнулся и шагнул к ней. — Что ты здесь делаешь?

— Я сидела с Бетси. Миссис Рафферт должна была уйти.

— Проклятье! Я совсем забыл об этом! Что-то там с ее сестрой. — Его улыбка исчезла. — Ну что ж, спасибо за то, что посидела с Бетси. Я…

Миллисент нетерпеливо оборвала его:

— Да оставь ты это! Я хочу, чтобы ты взглянул на Бетси. Я очень беспокоюсь.

— Да? — На его лице появилось озабоченное выражение, и он быстро направился в комнату Бетси.

— В чем дело? — Увидев спящую дочку, он нахмурился. — Температура стала еще выше?

— Думаю, да. Но не уверена. Мне кажется, что когда я пришла, она не так горела. Она недавно проснулась, почти ничего не сказала, и почти сразу же уснула опять. Так должно быть?

Джонатан положил ладонь на лоб Бетси. Лицо его выглядело старым и уставшим.

— Она слишком горячая. Черт! Я не ничего в этом не понимаю. Бетси никогда не болела. — Он погладил дочку по щеке, и она что-то забормотала.

Потом Бетси открыла глаза и посмотрела на Джонатана отсутствующим взглядом.

— Думаю, что Сказочная Королева несчастлива, папа.

— Что? — Джонатан испуганно смотрел на нее.

— Джимми мне так сказал…

— Джимми!?

— О чем она говорит, Джонатан? — с тревогой спросила Миллисент. Слова девочки звучали странно.

— Не знаю, Джимми — это мальчик, наш сосед в Далласе. Она его не видела с тех пор, как мы переехали сюда.

Бетси облизала губы.

— Я хочу пить, — неожиданно попросила она. — Здесь очень жарко. Сказочной Королеве тоже жарко. Ты же знаешь, она не любит приходить днем.

— Джонатан, она бредит! У Алана такое было после его травмы. Он вот так же бормотал всякие невероятные вещи.

Джонатан повернулся к Миллисент.

— Ее лихорадка может так усилиться, что … — Он резко замолчал и бросился к выходу.

— Побудь здесь! Я за доктором. Это уже, должно быть, не простуда…

Миллисент кивнула. Она вся сжалась от страха. И чтобы унять его, ходила взад и вперед по комнате. Где-то внизу хлопнула дверь за Джонатаном. Она посмотрела на Бетси; глаза девочки лихорадочно блестели, а лицо пылало. Миллисент вспомнила, как долгими, бесконечными часами сидела у постели брата, объятая ужасом, страшась каждой ночи: может быть, именно сегодня она потеряет Алана… Она говорила себе, что даже если Бетси бредит в лихорадке, из этого вовсе не следует, что ей так же грозит опасность, как когда-то Алану. Это же не значит, что она не грани жизни и смерти?..

Миллисент намочила полотенце и положила Бетси на лоб, заставляя себя быть спокойной и уверенной, как всегда. Истерика еще никогда и никому не сослужила добрую службу и не помогла. А она, Милли, должна сейчас помочь Бетси.

Бетси открыла глаза и улыбнулась.

— Привет, — хрипло произнесла она. — Мне жарко, мисс Милли.

— Я знаю, дорогая. И пытаюсь сделать все, чтобы тебе стало легче.

— Спасибо. — От этой вежливой благодарности Милли чуть не заплакала. Было так необычно слышать это от слабой, горящей в лихорадке девочки. По крайней мере, в этот момент она перестала бредить.

Но скоро Бетси вновь начала говорить бессмысленные, несвязные слова, и когда пришли доктор и Джонатан, она забылась чутким, болезненным сном. Доктор Мортон стал осматривать ее, а Милли и Джонатан ждали в другом углу комнаты. Лицо Джонатана было такое испуганное, что Миллисент инстинктивно взяла его за руку. Он в ответ благодарно сжал ее руку.