Незабудки для тебя - Робертс Нора. Страница 4
Часы над камином начали отбивать полночь. Взбешенный этой какофонией звуков, Жюльен впился в ее шею:
– Заткнись, чтоб тебя!
Он сжимал ее горло все сильнее и сильнее, бил ее головой об пол. Но пронзительный крик все сильнее надрывал ему уши.
Абигайль тоже слышала этот крик. Где-то далеко, словно в тумане. Медленный, торжественный бой часов отмерял секунды ее гибели. Абигайль извивалась под Жюльеном, пыталась оттолкнуть его, но сопротивление ее становилось все слабее. Она задыхалась, перед глазами плыли черные круги. Тело ее больше ей не принадлежало – в него вторгся безжалостный ненавистный враг.
«Матерь Божья! Помоги мне! Помоги моей малышке!»
Взор ее затуманился. Она забилась в судорогах, выбивая пятками по полу отчаянную дробь.
Последнее, что слышала Абигайль, был отчаянный плач ее дочери. Последняя ее мысль: «Люсьен!»
Дверь детской распахнулась. На пороге стояла Жозефина Мане. В один миг она окинула холодным взором развернувшуюся перед ней сцену.
– Жюльен!
Не разжимая рук, он поднял голову – и увидел свою мать. В длинном халате, застегнутом доверху, седая коса туго уложена вокруг головы – как всегда, когда она отходила ко сну. Мать смотрела прямо на него. Если она и заметила в его глазах безумие, то не подала виду.
Абби смотрела в потолок широко открытыми, невидящими глазами. Лицо ее изуродовали синяки. Из уголка рта стекала струйка крови.
Жозефина Мане склонилась над истерзанной женщиной, пощупала пульс на горле.
– Мертва.
Она подошла к соседней двери, ведущей в комнату няни, заглянула туда. Комната была пуста. Жозефина заперла дверь.
Несколько секунд она стояла, прислонившись к двери, взявшись рукой за грудь и пытаясь решить, как действовать дальше. Что будет с ее сыном, что их теперь ждет. Суд, скандал, честь и доброе имя семьи опозорено навсегда…
– Я не хотел… – У Жюльена дрожали руки, его мутило. Выпитое виски снова ударило ему в голову, он чувствовал, что почти теряет сознание.
Абигайль смотрела на него широко распахнутыми глазами. Синяки на лице и на шее – несомненное доказательство его вины.
– Она меня соблазняла, набросилась на меня как кошка…
Жозефина пересекла комнату, каблучки ее домашних туфель процокали по деревянному полу. Приблизившись к сыну, она отвесила ему звонкую пощечину.
– Молчи! Я не отдам этой твари и второго своего сына. Отнеси ее вниз, к ней в спальню. Пройди через галерею и там подожди меня.
– Она сама виновата…
– Хватит скулить! Она сама виновата, и за это наказана. Ты слышишь меня, Жюльен? Отнеси ее вниз и поторапливайся!
– Но я… – Голос его дрожал, он был близок к истерике. – Меня же повесят! Мне надо бежать!
– Возьми себя в руки! – Жозефина прижала голову сына к груди, погладила по волосам, успокаивая убийцу над трупом его жертвы. – Тебя не повесят, сынок. А теперь делай, как я сказала, отнеси ее в спальню и жди меня. Все будет хорошо.
– Я не хочу ее трогать…
– Жюльен! – Теперь ее голос звучал непреклонно. – Делай, как я говорю! Быстро!
Жозефина отвернулась от сына и направилась к колыбели, где заходилась в плаче малышка. Отчаянный плач ребенка стих, сменившись обессиленным хныканьем. На миг… Жозефина уже занесла руку, чтобы накрыть ладонью нос и рот девчонки. Одно движение руки и… Это так же просто, как утопить котенка.
И все же… Жозефина помедлила. В этом ребенке – кровь ее сына, а значит, и ее. Да, эта девчонка ей ненавистна – и все же пусть живет.
– Спи, – приказала она. – Завтра решим, что с тобой делать.
Жюльен ушел, унеся с собой изнасилованную и убитую им женщину, а Жозефина принялась наводить порядок в детской. Поставила на стол свечу. Соскребла с пола следы воска, вернула на место кочергу, изорванным пеньюаром Абигайль стерла с нее и с пола следы крови. Все это она проделала быстро, запретив себе думать о том, что произошло в этой комнате всего несколько минут назад. Сейчас она думала лишь о том, как спасти сына.
Удостоверившись, что ничто в комнате не напоминает о случившемся, она вышла, оставив свою затихшую внучку в колыбели.
Наутро она уволит няньку, покинувшую свой пост. Подруга Абигайль уйдет из этого дома прежде, чем вернется Люсьен и обнаружит, что его жена исчезла.
Девка сама во всем виновата, думала Жозефина. Не зря говорится: всяк сверчок знай свой шесток. Существует же определенный порядок: одним положено властвовать, другим служить, так устроен мир. Когда человек из низов общества пытается пролезть наверх, добра не жди. Не приворожила бы она Люсьена (а какая-то ворожба тут замешана, это уж точно!) – осталась бы жива.
Каким скандалом обернулась эта история для семьи Мане! Что за пересуды начались среди соседей, когда старший сын и наследник сбежал из дома и обвенчался тайком с какой-то босоногой нищенкой, выросшей в лачуге на Болоте!
А потом молодые вернулись домой – и стало еще хуже. Пришлось притворяться, что мать смирилась с выбором сына. А как иначе? Что бы ни случилось, главное – держать лицо.
И разве не сделала она все для того, чтобы эта девчонка выглядела, как подобает члену семейства Мане? Изящные сумочки из Парижа, серьги… А что толку? Стоило ей открыть рот – и все понимали, кто она такая и откуда родом. Горничная… Боже правый!
Жозефина вошла в спальню и закрыла дверь. На кровати, на голубом покрывале лежала убитая жена Люсьена.
Что ж, сказала себе Жозефина. Что случилось, то случилось. Теперь Абигайль Роуз – помеха, от которой нужно поскорее избавиться.
В кресле, закрыв лицо руками, скорчился Жюльен.
– Кричит… – бормотал он. – Я слышу, как она кричит…
Решительным шагом Жозефина подошла к нему и, взяв за плечи, крепко встряхнула.
– Хочешь, чтобы за тобой пришли? – резко спросила она. – Чтобы тебя повесили, как насильника и убийцу? Хочешь навлечь позор на всю семью?
– Я не виноват! Она сама меня завлекала! А потом набросилась на меня! Смотри, смотри! – Он повернул голову. – Видишь, как она мне в лицо вцепилась?
– Вижу.
На миг – всего на миг – Жозефина дрогнула. Она была женщиной, в груди ее билось живое сердце, и сейчас оно содрогнулось при мысли о преступлении, которого страшатся все женщины.
Как бы там ни было, эта девушка любила Люсьена. И ее изнасиловали и убили у самой колыбели ее дочери.
Это Жюльен, ее другой сын, напал на нее, избил, осквернил ее тело. И задушил.
Пьяный, обезумевший от злобы – убил жену родного брата. Боже правый!
Но тут же она решительно отбросила эти мысли.
Девчонка мертва, ей уже не поможешь, а сын – жив.
– Ты сегодня был у проститутки… И нечего нос воротить! – прикрикнула она. – Я хорошо знаю, что делают мужчины в городе по ночам. Ты был со шлюхой?
– Да, – выдавил наконец Жюльен.
Она кивнула.
– Значит, если кто-нибудь тебя спросит, откуда у тебя царапины на лице, – отвечай, шлюха расцарапала. А в детскую ты сегодня не заходил. – Жозефина присела перед сыном, сжала его лицо в ладонях, чтобы он не мог отвести глаз, и проговорила медленно и властно: – Ты там вообще не был. Что тебе там делать? Поехал в город, чтобы выпить и развлечься, выпил, сходил к проститутке, вернулся домой и лег спать. Понятно?
– Но как мы объясним…
– Ничего объяснять не придется. Повтори, что ты делал сегодня вечером?
– П-поехал в город. – Жюльен облизнул губы. – Напился, отправился в бордель, вернулся домой и лег спать.
– Так. – Она потрепала сына по исцарапанной щеке. – Теперь соберем ее вещи: что-нибудь из одежды, из украшений. Не все. Так, чтобы было понятно, что собиралась она второпях. Уложила вещички и сбежала с тайным любовником. Быть может, с настоящим отцом ребенка, что сейчас спит наверху.
– С каким любовником?
Жозефина испустила тяжелый вздох. Жюльен был ее любимчиком, но насчет его сообразительности она не питала иллюзий.
– Неважно, Жюльен. Ты об этом ничего не знаешь. Так… – Она подошла к гардеробу, достала длинную черную бархатную накидку. – Заверни ее вот в это. Быстро! – приказала она таким голосом, что Жюльен мгновенно вскочил на ноги.