Порочная невинность - Робертс Нора. Страница 31

Джози ударила по тормозам, и сердце у него застучало, как мотор: на сапоги ему брызнул гравий из-под колес ее автомобиля.

Она вылезла из машины. Билли Ти сжался в комок и смотрел на ее ноги. Без чулок, босая, ногти покрыты ярко-красным лаком, вокруг щиколотки обвилась тонкая золотая цепочка. Он внезапно почувствовал возбуждение: от нее пахло тяжелыми и сладкими духами и недавним сексом.

Что-то мурлыкая себе под нос, Джози споткнулась и уронила сумку. Посыпались палочки помады, мелочь, ярко-красная косметичка, два зеркальца, пачка презервативов, пузырек с аспирином, маленький перламутровый револьвер и три коробочки «Тик-так». Билли Ти едва не выругался и прикусил себе язык, когда она наклонилась, чтобы подобрать свое имущество.

Из-под «Порше» Билли Ти наблюдал, как она присела, согнув длинные ноги, и начала бросать вещи обратно в сумку, загребая попутно и гравий.

– Провались оно все к черту! – пробормотала Джози, громко зевнула, поднялась и направилась к дому.

После того, как захлопнулась дверь. Билли Ти полминуты прождал и снова принялся за работу.

Глава 9

По воскресным утрам большинство жителей Инносенса направлялись в какую-нибудь одну из его трех церквей. Методисты собирались в церкви Искупления Грехов – маленьком квадратном, похожем на короб, здании в центре города. В южном конце Инносенса была расположена Библейская церковь, где молились черные. А в двух кварталах от церкви Искупления располагалась лютеранская кирха Св. Троицы.

И во всех трех церквах в это воскресенье пастыри, склонив головы, помянули Эдду Лу Хэттингер. Были вознесены молитвы о помощи Мэвис Хэттингер, ее мужу – ни в одной из церквей Остина не назвали по имени – и их оставшимся детям.

На задней скамье церкви Искупления, бледная, потерянная от горя, молча плакала Мэвис Хэттингер. Трое из ее пяти детей были рядом. Верной, унаследовавший угрюмый вид и злобный характер отца, сидел подле своей жены Лоретты, которая тщетно пыталась утихомирить их едва начавшего ходить малыша. Рядом с матерью сидела молчаливая Русанна. Ей исполнилось восемнадцать, и она десять дней назад окончила среднюю школу. Русанна не плакала: он не любила Эдду Лу, хотя ей, конечно, грустно, что сестра умерла. Сидя в душной церкви, она думала только о том, как бы поскорее заработать денег и уехать навсегда из Инносенса.

Юному Саю было скучно и очень хотелось очутиться где-нибудь подальше от церкви. Сай стыдился своей семьи, но ему было всего четырнадцать, и пока он был с ней крепко связан. Ему очень не нравилось, что проповедник призывает всех жалеть их и молиться о них. В церкви было полно его ровесников, и он каждый раз краснел, когда кто-нибудь оборачивался и глазел на него через плечо.

Для Сая было большим облегчением, когда служба наконец кончилась. Когда надушенные леди потянулись цепочкой к матери, чтобы выразить соболезнование, он выскочил с другого конца скамьи и поспешил наружу, чтобы покурить, спрятавшись за магазином Ларссона.

«Все идет кувырком», – подумал Сай, затягиваясь одной из трех сигарет «Пэлл-Мэлл», которые свистнул у Вернона, и ослабил узел галстука. Сестра мертва, отец и старший брат в тюрьме. А мама только ломает руки и собирается обратиться в Службу социальной помощи в Гринвилле. Верной же все твердит, что надо кое-кому отомстить, а Лоретта соглашается с каждым его словом. Она вообще быстро научилась соглашаться: знает, что иначе синяк под глазом обеспечен.

«У Русанны побольше ума, чем у остальных», – решил Сай. Она бралась за любую работу, только бы скопить деньжат, и все время их пересчитывала. Сай знал, что она хранит сбережения в коробке с гигиеническими прокладками – уж туда отец точно никогда не сунет нос. А так как Сай от души желал ей поскорее покинуть Инносенс, то никому и не говорил об этой тайне.

Сай тоже всегда мечтал убраться отсюда и был уверен, что сделает это в тот самый момент, когда получит в руки аттестат об окончании средней школы. Жаль только, что шансов поступить в колледж у него никаких. У Сая был острый, жадный до знаний ум, и это обстоятельство он переживал довольно болезненно. Однако, будучи прагматиком, он принимал вещи такими, как они есть.

– Привет! – Джим Марч тоже украдкой скользнул за магазин. Это был высокий, компанейский темнокожий парнишка, в воскресном костюме, как и Сай. – Что поделываешь?

– Да вот, курю, а ты?

– Так, ничего.

Они давно и хорошо знали друг друга, и молчать им было легко.

– Чертовски здорово, что завязали со школой, – сказал после долгой паузы Джим.

– Ага. – Сай был слишком стеснителен, чтобы признаваться в своей любви к учебе. – Теперь впереди целое лето. – Саю оно казалось бесконечным.

– Работать собираешься? Сай пожал плечами:

– Да где же ее найти, работу?

Джим аккуратно свернул свой ярко-красный галстук и сунул его в карман.

– Мой папаша делает кое-что для этой мисс Уэверли. – Из вежливости Джим не упомянул, что его отец вставляет стекла, которые выбил отец Сая. – И будет заново красить весь дом. Я уже начал помогать.

– Ну, ты на этом разбогатеешь!

– А что? – Джим ухмыльнулся и принялся чертить ботинком узоры в пыли. – Я уже заработал два доллара.

– Ровно на два больше, чем имеется у меня.

Джим вытянул губы трубочкой и бросил на него лукавый взгляд.

Предполагалось, что они не могут и не должны дружить, но они все-таки дружили – потихоньку от всех.

– Я слышал, что Лонгстриты набирают народ на полевые работы.

Сай крякнул и передал Джиму недокуренную сигарету.

– Да мой папаша шкуру с меня спустит, если я только близко подойду к «Сладким Водам»!

– Да уж, наверное…

«Но отец в тюрьме, – припомнил Сай. – А если я буду работать, то, как Русанна, смогу начать копить».

– Ты точно знаешь, что они нанимают работников?

– Так я слышал. Кстати, мисс Делла продает сейчас свои пироги. Можешь у нее спросить. – Он улыбнулся. – У них там есть один, лимонный… Вдруг продаст за два доллара? Тогда можно бы слинять на Гусиный ручей, половить сомиков.

– Конечно, можно! – Сай взглянул на приятеля и тоже улыбнулся. Улыбка у него была на удивление кроткая и добродушная. – Я, так и быть, помогу тебе управиться с пирогом, не то тебя стошнит.

Пока мальчики вели переговоры о пироге, а женщины демонстрировали воскресные платья, Такер валялся на постели в блаженной полудреме.

Он любил воскресенья. В доме было тихо, как в могиле, потому что Делла уезжала в город, а все остальные не торопились вставать.

Услышав, как подъехала машина, Такер повернулся на другой бок. Движение причинило боль: все еще давали себя знать полученные ушибы.

Когда раздался стук в парадную дверь, он тихонько выругался и решил притвориться спящим, предоставив все хлопоты Джози или Дуэйну. Но комната Джози была на другой стороне дома, а Дуэйн, наверное, в таком же бессознательном состоянии, как вчера вечером, когда Такер приволок его домой с озера.

– Убирайтесь вы все к черту!

На счастье, стук прекратился, и он уютно зарылся головой в подушку, желая снова забыться в дремоте. Но прежде чем он успел порадоваться такой удаче, внизу, под окном, раздался голос Берка:

– Такер, выходи, я знаю, что ты дома. У меня есть к тебе разговор. Проклятье, Тэк, это же важно!

– Всегда все у тебя чертовски важно, – пробормотал Такер, вытаскивая себя из постели. И сразу же заболели все ушибленные места, ожили заботы и неприятности. Злой и голый, он распахнул двери террасы.

– Господи помилуй! – Берк вынул изо рта сигарету и долгим внимательным взглядом окинул его тело. Оно все было черно-сине-желтое. – Здорово же он тебя отделал, сынок.

– Неужели ты проделал столь длинный путь и разбудил меня только затем, чтобы сделать это потрясающее заявление?

– Выходи, и я объясню, зачем приехал. Только сначала оденься, иначе я арестую тебя за появление в непристойном виде.