Пробуждение (СИ) - Митанни Нефер. Страница 30

***

Сегодня был в общем приятный день. Он гулял в парке, позволил себе на два часа забыть о делах и просто пройтись по аллеям. Но сейчас, стоя перед окном в полутёмном кабинете, Александр вдруг осознал, что ничего не изменилось. То странное, неопределённое состояние то ли усталости, то ли ожидания чего-то неприятного вернулось. Так повелось уже давно, много лет. И если сначала это состояние было едва ощутимым, с ним даже можно было мириться и позволять себе жить, то постепенно, с годами оно стало почти невыносимым. Он, сильный мира, один из столпов своей эпохи, которого боготворили и ненавидели, боялись и уважали, он на самом деле был очень ранимым человеком. Всю свою жизнь – иногда ему казалось, что даже ещё до своего рождения – он чувствовал вину. За что и перед кем? Перед всеми.

В детстве это было неосознанное чувство. Он боготворил бабушку, восхищался этой великой женщиной и старался достичь того идеала, к которому она его усердно направляла. Ему так хотелось оправдать её надежды! Екатерина Великая растила внука для России. Впрочем, самому себе наш герой мог признаться: венценосная бабушка воплощала в нём свои представления об идеальном наследнике для своего трона, значит, растила всё же для себя. И на тот момент она могла им по праву гордиться. Идеи века Просвещения нашли в этом смышлёном ребёнке благодатную почву. Отпрыску не было и шести лет, а бабушка уже отмечала в одном из своих писем барону фон Гримму: «Маленькие дети все милы и веселы необычайно, однако сейчас уже видно, что в Константине нет ни задатков, ни красоты его старшего брата», с одинаковым усердием и увлечением этот юный Купидон мотыжил землю и сажал горох, а потом учился рисованию и всевозможным наукам, приличествующим будущему правителю. И ни слова ропота, ни упрямства. Бабушка не могла нарадоваться, забрасывая всё того же Гримма восхищёнными рассказами о своём внуке: «Я убеждена, что Александром будут всегда довольны, ибо он соединяет большую уравновешенность характера с удивительной для его возраста любезностью». Это ли не была награда за отнятое у неё материнство?

Фредерик Сезар де Лагарп стал его любимым наставником и уроки свободолюбивого учителя легли на благодатную почву. Равенство и братство – вот два слова, которые волновали принца, стали его искренними убеждениями. Пожалуй, идея сделать из своего подопечного гражданина достигла цели. Только с Лагарпом будущий Благословенный император мог говорить и шутить на любые темы и быть правильно понятым. С другими предпочитал надевать маску, к которой постепенно привык. Бабушка в 1789 году, узнав о революции во Франции, прекрасно понимала, чем опасен вольнодумный воспитатель, но не отняла Лагарпа у любимого внука.

О, да, Александр желал так благоустроить своё Отечество, чтобы можно было бы на склоне лет довольно взирать на результаты своих трудов. Но сам-то он прекрасно понимал, что больше всего на свете ему бы хотелось прожить обычную жизнь простого человека, заниматься полезным физическим трудом и видеть реальные плоды честного труда. А его однажды буквально среди ночи заставили идти править.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

_________________

Часть I. Глава 20

Коллаж от LadyRovena

Анна склонилась над вышивкой. Вдруг, неловко сделав стежок, уколола палец. Поморщилась, поднесла ко рту, слизнула показавшуюся капельку крови. Глаза наполнились слезами. Нет, не от того, что уколола палец! Слёзы, прятавшиеся где-то в горле, подступавшие комочком, сейчас вдруг вырвались и потекли ручейками по разгорячённым щекам. Определённо, сегодня день не ладился, с самого утра всё валилось из рук. Впрочем, не только сегодня. Она могла вполне точно сказать, когда всё это началось — ровно неделю назад после той их минутной размолвки, когда Сергей почти устроил ей сцену ревности. С того момента она много думала над переменами, произошедшими в муже, в его отношении к ней, терялась в догадках, но никак не могла прийти к окончательным выводам.Ей было ясно только одно: он стал задумчив, часто словно тень пробегала по его озабоченному лицу, наморщив лоб, он подолгу сидел за письменным столом, делая вид, что читает. Однако она, стоя в прихожей и наблюдая за ним через приоткрытую дверь кабинета, прекрасно видела, что взгляд его устремлён не в книгу, а скорее, в никуда, точно какая-то тревожная мысль неотступно владела им.В добавок на следующий день после того объяснения он вернулся домой под утро, и она уснула в кресле в кабинете, тщетно ожидая его возвращения. Проснулась в кровати — он просто перенёс её, даже не разбудив. Все эти дни она, как обычно, ждала его, услышав звук остановившегося экипажа, выглядывала в окно, бросалась в переднюю на каждый звонок в дверь. И уже перед рассветом, измученная своим ожиданием, не раздеваясь и не ложась в постель, засыпала. Просыпалась утром в кровати, однако опять не видела Сергея — он уже вновь ушёл.— Ох, барыня, — вздыхала служанка Дарья, высокая и полная, грубоватая особа лет тридцати, выполнявшая, кроме работы по дому, ещё и обязанности кухарки, — шли бы вы спать, не маялись. Сергей Владимирович раньше завсегда так приходили домой. Это ж пока медовый месяц был, он домой бежал... А теперь, понятное дело, пора бы и поостыть. Мало ли дел у барина?!- Да, да-да, - рассеянно соглашалась Анна, но тут же добавляла с виноватой улыбкой: — Я не хочу пока спать... посижу ещё немного. И звала: - Архип!- Чего изволите, Анна Александровна? - отзывался камердинер.- Архип, не было ли известий от Сергея Владимировича? – с надеждой спрашивала она, прекрасно зная ответ.- Нет, не было, голубушка. Да не волнуйтесь вы так! – старик с нарочито бодрой улыбкой смотрел на свою юную хозяйку. – Служба – дело такое, солдат – человек подневольный, хоть и в охфицерском чине. Опять же, с друзьями ему тоже охота побыть…Архип замолкал, видя, что его слова не убеждают Анну, махал рукой и уходил к себе.Она бродила по комнатам, то и дело посматривая в окно, переставляла с места на место безделушки, иногда её пальцы трогали клавиши фортепиано, выбивая печальные аккорды, или она садилась и начинала играть одну из сонат так любимого Бетховена, но тот час обрывала музыку. Ничто не радовало её, все мысли занимал Сергей, его странное поведение и внезапное, как ей казалось, охлаждение к ней.Всякие дурные мысли преследовали её. То вдруг представлялось, что Сергей ранен на дуэли, и она кидалась к окну, боясь увидеть, как его вытаскивают из подъехавшего экипажа. То воображала несчастный случай в полку, с побледневшим лицом стояла перед образами, творя молитвы. Но вчера её сердце кольнуло новое подозрение. «А что если он меня больше не любит?», — мелькнула ядовитая мысль. Молодая жена сразу отбросила её, но малейшего укола было достаточно, чтобы яд проник в её душу и стал растекаться по всему её существу. «Но ведь правда, — рассуждала она, — раньше он не отходил от меня ни на минуту, когда бывал дома... А теперь... я уже забываю его руки!».Потирая пораненный палец, Анна подошла к большому напольному зеркалу, которое стояло в спальне. Изучающе беспокойным взглядом окинула своё отражение. «Неужели я подурнела?», — болезненно пронеслось в голове. В зеркале перед ней стояла юная красавица, с длинной тяжёлой косой, спускающейся ниже талии — Сергей любил, когда она делала эту свою причёску, с которой он впервые увидел её в саду. Шелковое кремовое платье, отделанное белым кружевом, с пышными рукавами, доходящими до локтей, как нельзя лучше подчёркивало хрупкую тонкость талии, высокую шею, плавно переходящую в молочную бледность плеч и груди. Всё прежнее, но… он не дарит ей себя! Он холоден к ней! Внезапно, словно устыдившись самой себя, она умыла раскрасневшееся лицо, набросила на плечи муслиновый палантин, вернулась в гостиную и вновь села за рукоделие.В передней ударил звонок, и Архип открыл двери. Послышался голос Сергея. Первым порывом было бросится к нему, как всегда, прижаться к его груди, потом повиснуть на шее и дать подхватить себя на руки. Но Анна удержалась, осталась сидеть за пяльцами. Она решила наказать мужа. В конце концов, если у него неожиданные дела, он мог предупредить её, послав записку, и не мучить своим невниманием. А если... О, даже страшно подумать, если он разлюбил её, то... всё равно нужно было сказать. Да, узнав это, она умрёт от горя... Но жить в неведении она тоже не желает! Это похоже на медленную пытку.— Здравствуй, любовь моя, — входя в гостиную, сказал Сергей и, склонившись, чмокнул Анну в щеку.— Здравствуй... — тихо отвечала она и сделала вид, что увлечена работой, принялась разбирать нитки.— Тебе помочь? — улыбнулся он. — Я могу подержать, чтобы ты смотала клубок.— Нет, нет... Я сама, — почему-то смутилась она, по правде сказать, ей совсем не хотелось разыгрывать равнодушие, и даже было немного стыдно этой своей игры, но она решила быть стойкой. — Я распоряжусь об ужине, — сказала, стараясь не смотреть ему в глаза, и вышла.— Хорошо бы, — Сергей плюхнулся в кресло и, вытянув ноги, устало закрыл глаза. Поведение жены показалось ему странным, но он решил подождать, не донимать её вопросами. «Не выбежала ко мне», — немного обиженно подумал он. «Должно быть, дамское что-то, — сразу усмехнулся про себя. — Потом расскажет».За ужином Анна молчала, чувствуя, что Сергей поминутно бросает на неё изучающие взгляды. А его начинало беспокоить её загадочное молчание и, особенно, этот ускользающий взгляд. Это был не тот её обычный взор, полный смущения, это был взгляд, каким женщина смотрит, когда пытается что-то скрыть. Но Анна, не умевшая скрывать, явно нервничала, то и дело поправляя волосы, один раз даже едва не опрокинула молочник со сливками.— Аня, что случилось? — наконец, не выдержал Сергей и спросил прямо, глядя ей в лицо.— Почему ты думаешь, что у меня что-то случилось? — нервно улыбнувшись, Анна попыталась изобразить удивление, но в её голосе послышались фальшивые нотки.— Любовь моя, — широко улыбнулся Сергей, — уж меня-то ты не проведёшь.— Да, ты прав... — отозвалась она, опуская голову.Встав из-за стола, Сергей подошёл к ней, склонившись, поднёс к губам её руку, спросил тихо:— В чём дело, любовь моя? Почему плакали твои глазки?— Дело... дело в тебе, Серёжа... — неожиданно призналась Анна и посмотрела на него странно-изучающе, словно хотела прочесть что-то на его лице.— Во мне?! — удивился он.Анна кивнула, не в силах произнести хоть слово.— Неужели я... обидел тебя чем-то? — Сергей опустился перед ней на пол, сел так, чтобы смотреть глаза в глаза.— Нет... — поспешила сказать она, — но... Мне кажется, ты... — её голос дрогнул, в нём послышались слёзы, — ты стал холодным и чужим… - Она вдруг посмотрела ему в лицо и спросила прямо: ты меня больше не любишь?..— Маленькая моя глупышка, — он прижал к своим щекам её ладошки, — что ты опять выдумываешь?!— Я не выдумываю, — прошептала Анна и отвела взор, отняла от него свои руки.Она не выдерживала пронзительного взгляда его тёмно-синих, глубоких, как омут, глаз. И раньше, когда он смотрел на неё, она чувствовала себя словно раздетой, но теперь его глаза, казалось, проникали в самое сердце и в самые потаённые уголки её существа, перед ним она была, как на ладони. К тому же её охватывало непонятное ощущение тепла, которое будто бы исходило из глаз мужа, оно окутывало её мягкими волнами, хотелось уплыть, отдаться на волю этих волн и не думать ни о чём.— Почему, ну, почему, ты так решила?! — воскликнул Сергей и, встав, прошёлся по комнате.— Я не решила, — стараясь говорить твёрдо, отвечала Анна. — Я это чувствую здесь! – воскликнула она и дотронулась до своей груди там, где было сердце.— Что? Что ты чувствуешь? — он опять подошёл к ней и посмотрел в лицо.Анна встала и, отвернувшись, отошла к окну. Она не могла унять, охватившую её дрожь. Сергей терпеливо ждал. Наконец, она тяжело вздохнула и, глядя открыто в его невыносимые глаза, сказала:— Ты стал холоден. Словно… словно в мыслях не здесь, не со мной… ты... приходишь домой лишь под утро... И... и я совсем тебя не вижу. Уже неделю... Целую неделю, Серёжа! Я сплю без тебя... Твои руки больше не согревают меня, как раньше...— Да, да. И, заметь, ты спишь, где попало, — на лице Сергея расцвела улыбка, — я, вернувшись, обнаруживаю тебя то в гостиной в кресле у окна, то на диване в своём кабинете.Анна не верила своим глазам. Он смеялся! Смеялся над ней, над её чувствами! Она открыто призналась ему в своих подозрениях, а он смеётся! Его забавляют её страдания!— Да, как вы можете, сударь?! — воскликнула она, не сдерживая слёз. — Вы... проводите ночи напролёт в обществе этих... гадких женщин, а потом... потом ещё смеете издеваться надо мной?! Я стала вам не нужна, как надоевшая игрушка! Вы... вы — бесчувственный, бессовестный и... и... — сжимая кулачки, она выпалила эти обвинения и, не окончив фразы, кинулась в спальню.— Аня, Анечка! — Сергей бросился за женой, но она успела захлопнуть дверь.Из-за дверей донеслись глухие всхлипывающие звуки. Наклонившись к замочной скважине, он увидел, что Анна, упав на колени перед кроватью и опустив на неё голову, дала волю слезам, её плечи сотрясались от рыданий, длинная коса толстой змеёй свивалась у её колен.— О, Господи! Какой же я кретин! — пробормотал Петрушевский и в волнении провёл рукою по лицу, искажённому гримасой отчаяния.Немедля, легко выбил хлипкий замок, оказался возле жены. Она, вздрогнув, испуганно замерла и подняла на него глаза. О! Сколько всего было в этом удивительном взоре — невыразимая боль, отчаяние и даже страх, но вместе с тем непокорная всеподчиняющая сила исходила из её глаз. Казалось, они кричали: «Ты можешь сломать моё тело, разбить его, как фарфор, но мой дух тебе не подвластен!».«Она боится меня? Неужели она думает, что я могу ударить её?», — с отчаянием подумал Сергей и проговорил хриплым, срывающимся от волнения голосом:— Анечка, любовь моя, не бойся меня!Упал перед ней на колени и привлёк к себе. Она, будто в каком-то оцепенении, безвольно опустив руки, не сопротивлялась.— Сердечко моё, — зашептал Сергей, покрывая поцелуями мокрое от слёз лицо Анны, — никогда — слышишь? — никогда я не причиню тебе зла! Я скорее умру сам... Даже если лишусь рассудка, я не сделаю тебе ничего дурного. Ты — моё счастье, моя любовь, моя жизнь... Я никогда не играл с тобой, и ты напрасно воображаешь себе всякий вздор, — он улыбнулся, с нежностью заглядывая в чарующие глаза. — Из всех женщин на свете для меня существует только одна — моя жена, ты, моё сокровище!Его губы коснулись её уст. Он, покачивая жену на руках, окутывал её теплом своих глаз, укрывал негой, льющейся из них. Его руки завораживали её своими прикосновениями, лёгкими, скользящими и одновременно такими сильными, надёжными как колыбель для младенца. Анна вдруг задрожала, ощутив, что тепло его тёмно-синих глаз проникает к ней внутрь, заполняет собой всё её существо, заставляет трепетать от неодолимого желания принять его в себя и раствориться в нём самой. Сергей понял её без слов, он и сам хотел того же — излить на жену свою любовь, наполнить этим чувством каждый уголок любимой, впитать в себя её нежность и страсть, насладиться её красотой.Он ласкал её, шептал какие-то глупые нежности, называя жену сотнями разных имён, награждая её тысячей невероятных комплиментов, от которых она смущалась едва ли не больше, чем от его смелых ласк. Всецело отдавшись сладкому безумию, Анна совсем позабыла о своей обиде. Он вернулся к ней, он по-прежнему любит! Стеная в его объятиях, в порыве овладевшей ими страсти, она хватала мужа за тёмные непослушные кудри, царапала пальцами его широкие мускулистые плечи. Вдруг их накрыла невыносимо жаркая волна, подняла, закружила, увлекая к самым небесам.— Я хочу умереть в твоих руках, - прошептала чуть слышно, приходя в себя и улыбаясь сквозь слёзы.— Сердечко моё, — отвечал с улыбкой Сергей, — я не вынесу твоей смерти, - немного помолчав, осторожно спросил: — Ты, правда, думала, что я тебе изменяю?— Да, — чуть слышно отвечала Анна, вдруг устыдившись тех слов, которые в сердцах бросила ему.— Глупышка, моя, — вздохнул он и улыбнулся, гладя её волосы.Он вдруг поймал себя на том, что ревность Анны была ему приятна. Он сам безумно ревновал её, когда они бывали в свете. На балу, видя, как жена танцует с кем-то, он испытывал буквально физическую боль от этого зрелища. Маленькая ножка, то и дело мелькавшая из-под пышной юбки, была сейчас не с ним, нежная трогательная улыбка и завораживающие глаза сияли не для него, и не его руки касались гибкой талии, — вынести всё это он был не в силах. Поминутно поднося руку к разгорячённому лицу, он безотрывно следовал за женой лихорадочным взглядом. И в тот день, когда Николай сыпал комплиментами в адрес Анны, он буквально сходил с ума, не сдержавшись, был груб с ней, а потом терзался в раскаяниях. Сегодня же он словно взял реванш за те свои страдания.С хитрой усмешкой Сергей спросил опять:— И откуда же, сударыня, вы знаете про гадких женщин, как вы изволили выразиться?— Я... я и не знаю, — она медленно начала краснеть, — это твоя тётя так говорила.— Неужели? — Сергей удивлённо приподнял брови. — Что она тебе говорила?— Нет, она не мне говорила... Я случайно услышала, как она однажды сказала, что ты весело проводишь время с гадкими девицами, — отвечала Анна и, вздохнув, осторожно спросила: — Серёжа, а это... правда?— Что? — он настороженно взглянул на жену.— Ну... то, что говорила твоя тётя?Серей сел, взял жену за руку, и, глядя в глаза, заговорил серьёзно, ему не хотелось мучить её понапрасну:— Любовь моя, да, это было. Раньше, задолго до встречи с тобой. Ведь я гораздо старше тебя. И это ничего не значило для меня, — он улыбнулся, — ты же понимаешь уже, что мужчина иногда... нуждается в таких вещах... А если его сердце свободно, то он в определённые моменты забывает о моральной стороне вопроса... Порой я был противен сам себе... Но то, что я гораздо опытнее тебя, это даже хорошо... Ведь так?— Да, наверное, — прошептала Анна и опять спросила, словно читая что-то в его глазах: — Но ты никогда... их не любил?— Никогда — никого, — искренне отвечал Петрушевский. — Когда я увидел тебя, я стал всецело твоим. Даже до нашего венчания... Вернувшись в столицу после отпуска в деревне, я постоянно думал о тебе, твой образ стоял передо мной и днём, и ночью. А потом, когда ты стала моей, я просто дышу тобой... только тобой.Он говорил тихо, но страстное искреннее чувство сквозило в его тоне, в его взгляде, устремлённом на жену, он сжимал её пальцы и беспрестанно подносил их к губам. Сейчас Сергей открыл ей то, что составляло главное содержание его внутреннего состояния все эти месяцы. Лишь одно мучило его, лишая покоя – тайна о членстве в заговоре. Он терзался тем, что вынужден что-то утаивать от любимой. Скрываться от неё, от той, кто есть часть его самого, он считал неправильным, но и открыться ей тоже не смел. Разве мог он, посвятив жену в свою тайну, обречь её на равную опасность и волнения?! Ведь она, хрупкое юное существо, не закалённое жизненными перипетиями, просто могла не выдержать этих испытаний. Разве имеет он право подвергать её покой и даже больше - самою жизнь - опасности?! Именно об этом он мучительно размышлял всё это время, отсюда были его задумчивость и отрешённость, так взволновавшие Анну.— Но, в таком случае, — Анна хитро прищурилась, — где ты был все эти ночи?Лицо Сергея, ставшее очень серьёзным, помрачнело. Нахмурив брови и словно что-то решая про себя, он начал осторожно, боясь испугать жену:— Аня, ты должна знать одну вещь... крайне важную для меня, — он опять помолчал, будто подыскивая нужные слова, потом уже уверенно продолжил: — Теперь я состою в одном прекрасном и очень нужном деле.Анна вздрогнула, испуганно посмотрела ему в лицо, в её огромных глазах метнулся тревожный блеск.— С тобой может что-то случиться? — прошептала она.— Нет, нет, вовсе нет, — поспешил успокоить он. — Речь о другом... Я... один из тех, кто хочет изменить Россию к лучшему... — он замолчал, не докончив, понял, что то, о чём он хотел рассказать Анне, было сказано как-то не так, неправильно, но как нужно было сказать — этого он не знал.— Ты пугаешь меня, Серёжа, — тихо отвечала Анна.— Не нужно ничего бояться, — улыбнулся он. — В конце концов, я — военный, и определённая опасность всегда рядом... — принялся убеждать её Сергей и вновь понял, что говорит что-то не то. После паузы поспешил заключить: — Одним словом, я просто был у друзей... Мы спорили, обсуждали кое-что... Ты не должна ни в чём сомневаться, не должна верить никаким слухам... Если я задерживаюсь, то просто потому, что мы … решаем нечто очень важное для России.— Серёжа, ты — один из... из тех, кто состоит в тайном обществе? — прямо спросила Анна.Её вопрос оказался для него полной неожиданностью.— Откуда ты знаешь о них? — улыбнулся он, стараясь не показать удивления.— Ах, да кто сейчас о них не знает?! — поморщилась она. — Весь свет только и говорит об этом.— Пожалуй, — Сергей привлёк жену к себе, глядя в лицо, спокойно ответил: — Да, я один из них.В её глазах метнулись искорки страха. Сергей ощутил, как испуганной птицей забилось её сердце.— Серёжа, — выдохнула Анна, вновь зажигаясь от его ласк, — я боюсь за тебя... за нас...Склонив голову к её груди, он прошептал:— Я люблю тебя. Ничего не бойся и верь мне!— Я всё равно не буду засыпать одна, без тебя, — прошептала Анна и улыбнулась хмельной, пьянящей улыбкой, блеснув своими глазами-звёздами, — я всегда буду ждать тебя, любимый... Помни об этом, пожалуйста...— Мой нежный ландыш, — чуть слышно отвечал Сергей, целуя её, и крепче прижимая к себе, укрывая своими объятиями.В эту ночь он не спал, любуясь спящим личиком жены, с тревогой думал о том, что своими делами вполне может погубить их счастье, сломать свой хрупкий ландыш.