Жестокие святые (ЛП) - Херд Мишель. Страница 15

Данте отшатывается с потрясенным выражением лица, его глаза расширяются, когда они фокусируются на мне.

Гнев струится по моим венам, и он сильнее всего, что я чувствовал раньше. Я не могу сформулировать слова, поэтому вместо этого прибегаю к действию. Мой кулак врезается в челюсть Данте, заставляя его голову откинуться назад.

Он качает головой, а затем делает угрожающий шаг ко мне, но когда я поднимаю подбородок, широко разводя руки в стороны, он останавливается.

— Я позволю тебе один удар, а потом я, блять, убью тебя, – выдавливаю я слова. – Я бросаю тебе вызов, Капоне. Врежь мне.

Данте сжимает челюсти, но, зная, что у него нет ни единого шанса против меня, он отступает.

— Блять, такая киска, – плюю я в него. – Ты всего лишь гребаный ублюдок. – Зная, что у меня осталось не так уж много самообладания, я приказываю. – Уходи.

Взгляд Данте переключается на Елену, и это заставляет меня встать перед ней, так что ему приходится смотреть на меня.

Этот человек явно хочет умереть. Я с радостью познакомлю его с его создателем.

— Она моя, – говорит он так, как будто это должно иметь для меня значение.

Прежде чем обдумать это до конца, я усмехаюсь:

— Была. – Я качаю головой. – Тино знает, как ты обращаешься с его дочерью?

Настала очередь Данте смеяться.

Какого хрена?

Определенно не та реакция, которую я ожидал.

— Тино насрать на нее. Осторожнее, Люциан. Я тот, кто сменит Тино.

От этой информации хмурость на моем лбу становится еще сильнее.

— Ты не сможешь взять верх, если будешь мертв.

На лице Данте появляется уверенная усмешка.

— У тебя нет полномочий убивать меня. Ты не глава la famiglia².

— Пока, – бормочу я. Мои мышцы напрягаются, когда я сокращаю расстояние между нами, пока мы не оказываемся лицом к лицу. – Возможно, Валентино ест у тебя из рук, но не забывай, что я сын Луки Котрони.

Напоминание заставляет Данте отступить с разочарованным рычанием и, одарив меня свирепым взглядом, он неохотно покидает номер Елены.

Когда я оборачиваюсь, я вижу, как Елена подталкивает себя в сидячее положение. Ее глаза дико оглядываются в поисках Данте, прежде чем останавливаются на мне, а затем ее губы приоткрываются, когда она втягивает воздух.

Гнев разгорается в моей груди, когда я подхожу вперед и протягиваю ей руку. Елена вкладывает свою дрожащую ладонь в мою, и я поднимаю ее на ноги.

Своим языком она облизывает губы, и это привлекает мое внимание к синякам, образующимся на правой стороне ее челюсти и вокруг шеи.

— Он ушел? – хрипло спрашивает она. Она продолжает смотреть между дверью и полом. Куда угодно, только не на меня.

— Да. – Мой гнев усиливается, когда на ее лице появляется искреннее облегчение. Ее подбородок начинает дрожать, но она борется с эмоциями, искажающими ее черты.

Мне не должно быть дела до этой женщины. Она для меня никто. Тем не менее, я обнаруживаю, что меня тянет к ней, и впервые мне приходит в голову мысль – я мог бы жениться на ней. Таким образом, для Данте это будет "пошел ты", и это объединит две семьи, показав нас единым фронтом перед нашим врагом.

Продолжай лгать себе, Люциан. Ты, блять, хочешь ее. Чем скорее ты признаешься в этом самому себе, тем скорее сможешь решить, что, черт возьми, ты собираешься с этим делать.

Елена начинает выглядеть очень неуютно. Ее глаза скользят по моим, прежде чем снова опуститься в пол.

— Спасибо.

В каком хреновом мире мы живем, когда женщина должна благодарить мужчину за то, что он спас ее от мудака?

Я вздыхаю и подхожу к телефону в номере. Набирая номер службы доставки еды и напитков в номер, я заказываю колотый лед для синяков Елены. Когда я кладу телефон обратно, я поворачиваюсь к ней и спрашиваю:

— У тебя болит что-нибудь еще, кроме лица и шеи?

Она застенчиво подносит руку к подбородку, затем качает головой.

Я знаю, что это глупый вопрос, но я не могу остановиться.

— Ты в порядке?

Конечно, с ней не все в порядке. Я чувствую исходящее от нее страдание, и она смертельно бледна, но все же кивает.

Я только мельком увидел, как Данте обращается с Еленой, и это вызвало у меня жгучее желание убить этого ублюдка.

Сколько она уже вытерпела от его развратных рук?

Я всегда гордился тем, что все контролирую. Так воспитал меня мой отец. Но с тех пор, как Елена вошла в мою жизнь, я, кажется, очень мало контролирую свои действия. И снова я ловлю себя на том, что делаю что-то совершенно не в моем характере, когда сокращаю расстояние между нами и обнимаю ее дрожащее тело.

Она напрягается на мгновение, а затем дрожь усиливается, когда она обнимает меня за талию. Ее руки сжимают мой пиджак, ее дыхание прерывистое. Звук пронизывает меня насквозь, сея хаос в моих собственных эмоциях.

Я крепче прижимаю ее к себе, и когда опускаю рот к ее волосам, мне приходится закрыть глаза от всепоглощающей защиты и притяжения, которые эта женщина заставляет меня чувствовать.

Господи, это не похоже ни на что, что я когда-либо чувствовал.

Это обезоруживает.

Я хочу ее.

Я хочу эту раненую маленькую птичку с ее большими глазами и телом, созданным для греховных ночей.

Доминирование во мне жаждет ее покорности. Оно взывает ко мне, требуя, чтобы я сделал ее своей.

Глава 9

ЕЛЕНА

Мне требуется все, что у меня есть, чтобы не сломаться и не заплакать. Ничто и никогда не было так приятно, как то, что Люциан обнимал меня. Мои мысли находятся в полном хаосе, но мне удается зацепиться за одну. Люциан сделал то, чего не смог Альфонсо – он заставил Данте уйти.

Впервые в моей жизни кто-то заступился за меня. Этот человек, которого я должна была бояться, проявил ко мне сострадание, когда я тонула в отчаянии. Он защитил меня.

Я крепче прижимаюсь к нему, зажмурив глаза и сдерживая слезы, потому что чувствую себя в безопасности.

Безопасность.

Я не могу вспомнить, чувствовала ли я когда-нибудь себя в безопасности.

Это заставляет меня хотеть прильнуть к Люциану навсегда, но, зная, что это невозможно, я ослабляю хватку на его талии. Я прижимаю руки к его бокам, но когда Люциан не отстраняется, а вместо этого крепче прижимает меня к себе, мои глаза снова закрываются. Я глубоко вдыхаю запах его лосьона после бритья и наслаждаюсь ощущением его сильного тела, прижатого к моему.

Это успокаивает, вместо того, чтобы насторожить.

Когда кто-то показывает мне что-то помимо оскорблений, начинают рушиться стены, которые я пыталась воздвигнуть вокруг себя. Это обнажает те части меня, которые я с таким трудом скрывала от жестокости Данте.

Человеческое существо, которое умирало от желания ощутить нежное прикосновение.

Девушка, которая только хотела, чтобы ее любили.

Женщина, которая хочет быть свободной.

Зная, что я не смогу долго бороться со слезами, я снова пытаюсь отстраниться, но Люциан все равно не отпускает.

И. Это. Разбивает. Меня. На. Части.

Я разлетаюсь на миллион осколков, каждый из которых показывает проблеск ада, которому я подверглась.

Я задыхаюсь, уткнувшись в грудь Люциана, и мои пальцы впиваются в дорогую ткань его пиджака, когда слезы текут из моих глаз.

Он кладет одну руку мне на затылок и запечатлевает поцелуй на моих волосах. Вместо того, чтобы успокоить меня, это разбивает мне сердце. Это обнажает меня, потому что этот человек будет править мафией, а это значит, что он жесток и опасен. Таким монстром, как Данте, никак не может управлять кто-то, кто не является еще большим монстром.

И даже зная это, я не хочу, чтобы Люциан отпускал меня. Он достаточно силен, чтобы сразиться со всеми моими демонами. Если бы только он сам не был демоном.

Стук в дверь, наконец, заставляет Люциана ослабить хватку на мне. Его руки опускаются мне на плечи, и я опускаю голову, не желая, чтобы он видел мои слезы.