Рысюхин, давайте – за жизнь! (СИ) - "Котус". Страница 35

— Труда.

— Кто⁈

— Родственница Клима нашего, Труда Викстрём. Сестра, вроде, младшая, от второй жены их бати, или что-то такое. Рисует здорово! Так, из головы что-то придумать — вроде как нет, а что перед глазами видит — как фотографию всё равно делает!

— А ты, вижу, с ней уже неплохо познакомился?

— Да не, что вы! Ничего такого! Я ж как управляющий, с новым человеком разобраться. Да и не говорит она почти по-нашему, я на их языке ни бум-бум, так, по-немецки оба еле-еле. Ну, и брат её иногда помогает с переводом.

Ага, «ничего такого», конечно. Судя по оговоркам, как минимум беседуют они регулярно. Ох, как бы не возник на ровном месте конфликт между моими управляющими, под лозунгом «кто тут сестрёнку обижает»! Но это вопрос будущего, причём только вероятного, причём, надеюсь, маловероятного.

Между тем время подошло к оговорённому, ко мне в фургон сел представитель жандармерии, переодетый в форму почтового ведомства, и мы колонной покатили по Захарьевской к Губернаторскому саду, восточнее которого, через дорогу, располагались кварталы с дипломатическими представительствами. Рядом с военным госпиталем, между прочим, через квартал от него на север. Кстати, можно будет заехать, поблагодарить доктора. И не «можно», а «нужно».

На входе в посольство Скандинавского союза стоял важный, как генерал, привратник, который посмотрел письмо и вызвал по внутренней связи представителя Норвегии. Когда тот вышел — минут через десять-пятнадцать, я точно не засекал, пришлось каяться, извиняться за задержку — в предпоследний день приехали, и валить всё на почту, которая «письмо потеряла». Простите, работники почты, за поклёп и навет! Но, с другой стороны, вам не привыкать. Рядом стоял ряженый минский жандарм, тоже каялся, а его могилёвские коллеги, видимо, активно икали всем составом.

После окончания ритуалов и переплясов, дипломат аккуратно осведомился — где, мол, подарок-то? Или мы отказ привезли, такой толпой?

— Так в кузове, в пикапе, где ж ещё-то!

Норвежец подошёл, заглянул внутрь… Посмотрел на меня, в кузов, опять на меня, подумал. Опять окинул взглядом груз и попросил заезжать внутрь, а сам пошёл договариваться на воротах, чтобы открыли. Жандарм, который и так порушил конспирацию, деловито забравшись обратно в салон фургона, решил её окончательно похоронить и двинулся к пикапу — вроде как помогать. Ой, дурак… Хоть и не такой клинический, как могилёвские, но тоже хорош. Судя по ехидному взгляду дипломата, в ведомственной принадлежности «почтальона» он уже сориентировался, разве только сомневался в том, какая именно спецслужба за ним стоит.

Выгрузили всё при помощи «почтальона» быстро, да что там и выгружать-то было? Один бочонок «Беломорской» на четыре мерных ведра (то есть, сорок восемь литров) — по запросу, два двухведёрных с «Налибокской» и «Черноморской», которые в первый раз не передавали, а сверх того две дюжины бутылок, в том числе с удачными образцами тех видов, которых сделали понемногу. Три бочонка и две фанерных коробки. Рассказал всё норвежцу, который записал сказанное в блокнот, будто этикеток ему мало.

После ритуала прощания вышли на улицу. Я прислушался к себе, после чего обратился к спутникам:

— Предлагаю заехать на обед, в ресторацию на Немиге. Но до того мне нужно в госпиталь заскочить — поблагодарить доктора, который почти два года назад меня тут из запчастей обратно собирал. Можете или сами на пикапе ехать, или меня подождать немного. Жандарм, приятно меня удивив, согласился подождать. Или просто не хотел поднадзорного из поля зрения выпускать, рядом с консульством? Но это уже паранойей попахивает.

Лозицкий меня узнал сперва только по диагнозу, но потом и личная беседа получилась, хоть и недолгая. Я преподнёс ему набор акавиты из шести бутылок — Влад по моей просьбе брал с собой в запас на случай, если разобьётся.

— Вот, это правильный букет, это я понимаю! А то порой как нанесут пионов с жасмином[2], не продохнуть в кабинете.

— А вы табличку на дверь повесьте: «Доктор цветы и конфеты не пьёт!»

Немного посмеялись над шуткой, потом обсудили пригодность конфет на роль закуски. Затем доктор решил внимательнее рассмотреть презент:

— Хм, акавита, интересно. Своего производства, что ли?

— Да, с того завода, на котором меня тогда порвало, он мне как вира отошёл. По традиционной скандинавской технологии, в их консульстве оценили. Сейчас вот такую же по их просьбе в подарок на день рождения норвежскому королю передавал.

Наученный опытом я, не дожидаясь выражения недоверия, протянул Александру Семёновичу письмо, отчеркнув ногтем нужное место.

— И правда — для короля просят. Надо же! Чего только в мире не бывает…

На этом и расстались с доктором. Конечно, главную и определяющую роль в моём спасении сыграла Рысюха, моя очаровательная богиня, но и Лозицкий тоже немало приложил труда и знаний.

На обед, изрядно запоздалый, как по мне, повёз и жандарма, и Влада в то самое заведение «для своих», что около пожарной части. Не для того, чтобы кому-то что-то показать или доказать, а просто не знаю других мест в Минске, где можно нормально пообедать за вменяемые деньги, разве что многочисленные заведения около университета. Вот ещё, кстати, как-то многое у меня с пожарными или рядом с ними крутится в последнее время. Ряженый в почтальона жандарм удивлённо посмотрел на меня, когда я пристроил фургон с пикапом в тупичке рядом и уверенно направился ко входу. Пришлось пропустить Влада вперёд и показать «почтальону» своё удостоверение.

— Так вы из наших⁈

— Почти. Лаборатория ни к одному отделению не относится, мы в прямом подчинении начальника управления, но ведомство одно. От этого выходка ваших коллег особенно обидной получилась.

Собеседник только вздохнул. Понимаю — он тут ни при чём совершенно, а за чужую выходку отдувается.

После обеда мы с Владом третий раз поехали колонной по Захарьевской, в направлении Борисовского тракта. Младший из Беляковых хотел по случаю навестить дядю в Алёшкино, потому до Смолевич нам было по пути. Нет, конечно, с точки зрения маршрута лучше было обедать со студентами, а не мотаться туда-сюда по Минску, считай, через самый центр посреди выходного дня. Но требовалось вернуть жандарма «откуда взял», просто из соображений элементарной вежливости, отправить его на конку было бы как минимум грубостью. Будь на его месте тот тип из Могилёва, что мурыжил моё письмо, пытаясь не найти, так придумать компромат — так бы и сделал, и меня бы все поняли, но этот же ничем не виноват передо мной.

В Смолевичах я, ополоснувшись с дороги, пошёл к Пырейниковым — заказывать подарок на день рождения Мурлыкина. Идея его пришла в голову, когда я в учебных целях крутил в руках добытый из кенгуранчика макр, и тот дал довольно интересный отклик. Вот его, ещё один, переделанный в накопитель, и кое-какие заказанные ранее у ювелира детали я и принёс к Трофиму Ильичу вместе с эскизами.

— Задача простая, здесь ваша металлическая краска, кстати, отлично подойдёт. Макр, хм…

Сосед ушёл к себе в лабораторию, минут через пятнадцать-двадцать вернулся.

— Да, действительно, хорошо подойдёт для размещения управляющего контура. По сравнению с обычным растительным даст хороший прирост долговечности как минимум. Как догадались-то?

— Трофим Ильич! У меня же две стихии — не только металл, но и кристаллы! В учебных целях изучал, получил отклик и решил, что может подойти.

— Да, действительно. Думаю, за недельку управимся, включая чехол и ремень для переноски.

— Отлично! По почте до двадцатого дойти успеет?

— Если заказной бандеролью с доплатой за срочность — то и раньше.

— Значит, так и сделаем. Белякову, Архипу Сергеевичу, отдадите — он всем остальным займётся.

Ну, разумеется, просто так уйти мне не дали — дела делами, а соседские отношения — отдельно. Пили чай, обсуждали новости — местные и могилёвские, не все, разумеется — про приключения письма из консульства я даже намекать не стал. Обсудили и молодого помощника, который пока вроде оправдывал ожидания, и вообще что угодно — кроме общих дел.