Отрада округлых вещей - Зетц Клеменс Й.. Страница 41

Просыпаясь, я вообразил себя резервуаром для жидкости, в который, к сожалению, вновь стали окунать все предметы, расставленные в комнате.

На окна напирала невыносимая выпуклая жара. Джинни хрипела. Я налил ей и воды, и молока, но она их не узнавала. Надевая ботинки, я услышал, как ее мучительно тошнит за дверью.

— Но мне уже пора, — сказал я.

Приступы рвоты повторялись, напоминая своим ритмом фразу «выдра, выдра, выдра». Потом, наконец, стихли. Я снова сбросил ботинки и пошел за ней убирать. Джинни озадаченно сидела над лужицей желчи, из пасти у нее тянулась бурая ниточка слюны.

— Сейчас пройдет, сейчас пройдет.

На улице рабочие покрывали лаком входную дверь. Когда же я в последний раз, не таясь, плакал на людях?

В «Джирино» я напился прямо на работе. Я уже знал, какую еще бутылку можно было взять с полки так, чтобы никто этого не заметил. Феликс, другой официант, прикладывался к хозяйской выпивке регулярно, с помощью рома он боролся со своими паническими атаками. Дома ему постоянно мотали нервы, отец настаивал, чтобы он пошел к психотерапевту, и так далее. Раньше он допивал пиво и вино за посетителями, но потом подхватил герпес от чьего-то бокала. «Лишнюю» бутылку рома на полке обнаружил он, но мы не стали претендовать на его открытие. Я до сих пор помню тот момент, когда он мне ее показал. Он жаловался на хронические воспаления, которые-де возникают от западной диеты, и вечно пребывал во взвинченном состоянии.

Думаю, никто не заметил, что я пью. Я ожидал, что в привычный час в кафе появится Аня. Чем больше я пил, тем более уверенным и защищенным себя чувствовал. Однако постепенно меня охватила жалость к самому себе, мне захотелось расплакаться над собственными страданиями, и потому я достал все монеты из своего стаканчика для чаевых и распределил по стаканчикам своих коллег. Вот вам, пожалуйста. Большую часть я пожертвовал Феликсу. К счастью, посетителей в кафе почти не было. От кофеварки тянулась неизвестно куда одна единственная, еле различимая паутинка.

На работу в школу я явился вовремя, но немного пошатываясь. Грегор ничего не сказал. Я держался прямо и каждое слово произносил как-то особенно отчетливо.

— Сегодня винтов не будет, — пробормотал я, обнаружив свою чашку пустой.

— Стресс снимал?

— Знаешь, попал вроде как на праздник, — принялся врать я, — дочка шефа окончила школу, и они заставили меня посидеть с ними и выпить.

— А, вот оно что.

— Они все время пели, сплошь какую-то нецензурщину, извращенцы, вроде «шлюха млядь шлюха млядь шлюха млядь», — больные, все без исключения.

— Ай-ай-ай, — покачал головой Грегор.

— Прости, я совершенно не переношу алкоголь, но они настаивали, чтобы я посидел с ними и выпил.

Несколько секунд я с трудом сдерживал слезы.

— Ну ничего, все окей.

— Ну просто вообще не переношу, ха-ха!

— Бывает, — успокоил меня Грегор. — К счастью, работы сегодня немного. В здании всего несколько групп осталось, занимаются элективом. Значит, пройдемся по всем классам с большими пылесосами эдак через часик.

Я отдал честь.

— Но сначала подышим чуток воздухом, — предложил Грегор.

На парковке мне снова пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не зареветь.

— С тобой все хорошо?

— Моя кошка скоро умрет, — произнес я. — Меня это мучает. А еще алкоголь…

В качестве объяснения я ткнул себя пальцем в лоб.

— Да, чертово пойло.

Лишь мгновение спустя я осознал, что моя отговорка полностью соответствовала истине. Джинни двадцать один год, а сколько могут прожить кошки? Так вот как становятся лжецами.

— Ты хочешь сейчас побыть с ней?

— Что?

— Я вот тут подумал, — продолжал Грегор, — вдруг тебе нужно отнести ее к ветеринару или еще что-нибудь. Я это понимаю. Мы тоже в прошлом году такое пережили.

Я в растерянности взглянул на дисплей мобильного телефона, но не понял, который час, потом кивнул и пробормотал:

— Да, хорошо бы, то есть я хочу сказать, может быть, как исключение, знаешь, ей двадцать один год, и она безостановочно воет…

А ее братья и сестры с прошлой осени покоятся в Андрице под ореховым кустом.

— Я же говорю, у нас в прошлом году было same thing. [83] А сегодня работы немного, так что можешь идти.

Грегор махнул рукой, и я схватил его за кисть, поблагодарил и наклонился к нему. Он похлопал меня по плечу. Потом он правильно понял мой порыв и на мгновение обнял меня. Я смущенно освободился из его объятий.

— Спасибо, — поблагодарил я, — правда, спасибо. Передавай привет другу.

— Да-да. И выспись как следует.

— Я правда надеюсь, — заверил я, уходя, — что мы когда-нибудь прищучим мерзавцев, которые заставили голодать твоего отца.

Грегор взмахнул рукой, мол, так все и будет. И скрылся в школе.

Джинни подняла голову и посмотрела в мою сторону. Она явно не ожидала, что я вернусь так рано. Она громко замяукала и принялась скрестись о стенку переносного кошачьего дома. В последний раз он пригодился четыре-пять лет тому назад. Джинни зашипела.

— Потерпи, еще немного, — умолял я.

Люди в трамвае оборачивались в мою сторону. Лица как у статистов, на шее — провода наушников. Я был человеком с печальным кошачьим домом. Чтобы ей было удобнее, я положил туда одеяльце. Джинни свернулась на нем клубком.

Аня открыла дверь. Она взглянула прямо на меня, и это на миг меня обезоружило. Однако она меня не узнала.

— Добрый день, что вы хотели?

— Привет.

— А, это ты. Ты же говорил, у тебя курсы повышения квалификации.

Она впустила меня в прихожую, на мгновение притронувшись к моему плечу.

— Смотри, кто тут у нас!

Я поднял кошачий дом повыше.

— Да?

— Я привел твоего бывшего друга, — сказал я. — Ему внизу было так одиноко.

Аня отступила в сторону.

— Что?

— Я пошутил, пошутил, но я правда кое-кого принес, вот, смотри.

— Окей, — сказала Аня и осторожно протянула руку, так как не могла оценить, с какой стороны раздастся «здравствуйте» представленного мной незнакомца.

Я открыл кошачий дом.

— Смотри, кого я принес, — повторил я.

Мое опьянение почти прошло, но невнятный лепет и чрезмерная откровенность казались мне как нельзя более подходящими случаю. Я решил не менять стиля.

К счастью, в это мгновение Джинни замяукала и закряхтела. На лице Ани обозначилось удивление. Она протянула руки.

— Где же, где… — начала она, подходя ближе.

Уверенно ее простертая рука, — ей хватило одного тихого мяуканья, чтобы точно установить местонахождение объекта, — нашла голову кошки, которая тянулась к ней.

— Боже мой… Ну, как ты? Почему… Ай, привет, какая ты мягкая.

Она принялась чесать Джинни шейку.

— Я решил тебя с ней познакомить.

— Батюшки мои. Ты пил?

— Уже почти протрезвел. Выпил на работе. Двое моих коллег, Марио и Грегор, скоро поженятся и вроде как устроили по этому случаю праздник, и мне пришлось выпить с ними. А они алкоголь переносят куда лучше, чем я, ха-ха.

— Да, но почему? — спросила Аня.

— Мне нужно было как-то себя поддержать, — перебил ее я.

— Почему ты привез мне кошку?

— Чтобы как-то себя поддержать, — повторил я.

— Боже мой, ты и вправду напился.

— Это все только из-за того… потому что. Я должен тебе кое в чем признаться. Наверное, ты не поверишь и решишь, что я совсем спятил. Но я должен тебе это сказать. А то окончательно рехнусь.

— А, — произнесла Аня и нервно рассмеялась. — И что же это?

В открытую дверь гостиной я увидел кресло с надписью «ВЫДРА ВЫДРА ВЫДРА». На нем лежала моя бейсболка от солнца, а в ней — какой-то незнакомый желтый, круглый предмет, может быть, мандарин или апельсин.

— Что ж, — начал я, — дело в том, что…

ВОЛШЕБНИК

Нелегко проявлять строгость к себе самой, когда весь мир глубоко погрузился в зиму. Фрау магистр Аннамария Перхталер прошла в комнату сына с гитарой и МР-З-плеером. За окном виднелись витрины турфирмы, такие темные, что в них можно было разглядеть лишь словно нарисованные мелом отражения велосипедов, стоящих на противоположной, то есть ее собственной, стороне улицы. Вчера вечером она снова забыла задернуть шторы в комнате Марио.