Москва, я не люблю тебя - Минаев Сергей Сергеевич. Страница 7
Смотрю на накладную посылки. В адресе доставки значится бизнес-центр на Шмитовском проезде. Минут тридцать ходу. Еще минут двадцать на встречу с Санькой. Не успеть…
На Шмитовский дико не хочется. Хочется выпить холодного пива, позвонить Аньке из «РИА Новости» или домой и порезаться по сети в «Диабло». А посылка чтобы магическим образом самодоставилась…
Но добрые маги остались в мире «Диабло», вытеснив в реальность всю компьютерную нечисть — жуков, скорпионов, пауков, злобных драконов и плюющихся ядом птиц, превратившихся в жирных клиентов, офисных хозяйственников, коллег-курьеров, работодателей и секретарш из чеченских офисов. Они сидят в офисных башнях, за крепостными стенами из торговых центров и мебельных салонов, захватывают все новые и новые земли вокруг меня и мигом сжирают все полезные ископаемые, превращая их в бабло. Их армия множится с каждым днем, и выходит так, что противостоять ей мне нет никакой возможности. А главное — среди них нет ни одного инвестора…
Шмитовский проезд. Чертов Шмитовский проезд. И секретарша эта. «Через двадцать минут на Шмитовском». И это она сказала мне — выпускнику ВГИКа! В самом деле, мир изменился.
— Да пошла ты! — вслух бормочу я. — Я же тебе не реактивный.
И чтобы хоть как-то скрасить свою беспомощную злобу, иду к ближайшей палатке, где покупаю две бутылки гребаного «Миллера», с которым сажусь на лавку в сквере. Судя по времени, Санька вот-вот должен появиться.
Пиво, как обычно, кислое, народ вокруг непримечательный. Закуриваю, вспоминаю об Аньке из «Новостей» и, положив на колени кейс, начинаю отстукивать на крышке «Need you Tonight».
Дойдя до припева, неожиданно для себя, в конце барабанной дроби, нажимаю большими пальцами на хромированные клавиши. Кейс щелкает и открывается.
Обычно я не заглядываю в посылки, которые доставляю. То ли из-за воспитания, то ли (не хочется это признавать) из-за того, что это либо конверты, либо коробки, обмотанные скотчем. В общем, то, что вскрыть без следов насилия не представляется возможным. Кейс я везу впервые. Тем более такой, который открывается…
Сначала я подумал — что-то не то с глазами. Ну, там, раздвоение или проблема с хрусталиком. Нет, реально, этого просто не могло быть. Так не бывает. В кейсе, ровными рядами, пачка к пачке, нежно изумрудного цвета, уютно лежат… доллары.
Я засунул голову в чемодан и зачем-то понюхал пачки. Они пахли хлорвиниловыми кубиками из детства. С этим запахом у меня ассоциировались счастье, беззаботность и защищенность. Удивительно, что баксы пахнут так же. Наверное, это запах мечты. Я трогаю пачки руками. Я пролистываю парочку. Похоже, настоящие. Нет, точно настоящие… На лбу выступают капли пота. Кажется, я схожу с ума.
Закрываю кейс. Потом снова открываю. Не понимаю, сколько в нем денег. Аккуратно запускаю руку внутрь, глядя по сторонам, начинаю считать. Ровно сто пачек.
Кажется, теперь потеют даже колени.
Если в пачке сто купюр… успокаиваю дыхание… если в пачке сто купюр, то десятка. А десятка на сто… милл… миллион… Нет, это бред какой-то… МИЛЛИОН! Миллион долларов! «Тварь я дрожащая или право имею?» — вспоминается некстати. «And the winner is!» — тут же, на хорошем английском, вступает голос ведущего церемонии вручения «Оскара».
Сердце бьется где-то в области кадыка. Миллион долларов. Билет в любую заграницу и валить! Там немедленно начинать снимать. Потом, в середине проекта, можно продаться «Фоксу» или… главное — валить отсюда к чертовой матери! Кстати… ладно, маму потом перевезу. Жена не поедет, а Аня, причем здесь Аня?! Где-то на периферии сознания закралась шальная мысль о честности, промелькнули было чеченские «рендж-роверы» с надписью «Возмездие» на борту, пытки, возможное убийство и прочие гадости, но весь этот поток сознания был смыт дождем из долларов, далекими горизонтами новой жизни, а главное — огромными, высотой со стены Кремля буквами, складывающимися в слово СПРАВЕДЛИВОСТЬ.
Жизнь начала стремительно преображаться. Вспомнилось изречение Фредди Меркьюри: «Талант всегда себя проявит, дорогуша». Вспомнилось еще что-то о каждом большом состоянии, в основе которого лежит преступление. В целом — обычная интеллигентская хуйня, по поводу которой стоящий на обочине плакат с рекламой «British Airways», казалось, говорил: «Да, чувак!» И даже проходившие мимо девушки стали смотреть на меня как-то особенно игриво.
С очередным глотком «Миллера» улица вновь изменилась. Вместе с подобострастно глядящими, заискивающими обывателями, у которых никогда не будет миллиона долларов, появились завистливые ублюдки. Те самые жулики и проститутки, про которых говорила мать. Те, которые только и смотрят, как бы своровать чужое. Присвоить то, что плохо лежит. Нервно курящие водители маршруток, бомбилы у обочины, парни в спортивных костюмах, праздно шатающиеся у магазина. Менты в сдвинутых на затылок фуражках.
Кажется, каждый из них знает, что у меня в кейсе. И не нападают они только потому, что боятся перебить друг друга, когда начнется дележка. Опять испарина.
— Почему «Миллер», а не «Балтика»?! — раздался голос справа. — Не любишь нашу советскую Родину?
— А? Что?! — в испуге вскакиваю с лавки. — А, это ты Сань. Чего орешь? Люди вокруг…
— А чего тебе люди-то? — Санька изумленно посмотрел по сторонам. — Здорово, чувак!
— Здорово.
— Ну чё, как сам?
— Да вот, — сажусь, кладу кейс себе на колени, оглядываюсь по сторонам, — посылку… документы везти надо на другой конец Москвы…
— Ясно. — Саня садится рядом и берет вторую бутылку. — Можно?
— Угу, — гоню мысль о том, как бы Санька случайно не узнал о содержимом чемодана. — Представляешь, второй кейс сегодня везу!
— А что в нем? — Саня отбивает крышку о край лавки.
— В нем? — кажется, меня слегка трясет. — Да… бухгалтерия какая-то… отчеты.
— А, — Санька сплюнул. — В пятницу играть будем? Я тут подумал, может, вист поднимем рублей до пяти? Чтобы почувствовать биение жизни?
— Да можно и… — предательски расслабляюсь. — Да брось ты, мы же френдли… На друзьях заработать хочешь?
— Факт, — Санька делает большой глоток, — хоть как-то оживить. Полоса пошла левая последнее время. Представляешь, Иваныча, судя по слухам, в кремлевский пул берут.
— Вау! — пытаюсь глотнуть пива, но оно не лезет. — Лаки Иваныч!
— Ага. — Он сплевывает. — По слухам, это жена его новая подсуетилась. Лаки, лаки… Некоторые женятся, а некоторые — фак. Такая карма.
— Кстати о карме. Хороший стаф?
— Реальный. Мягкий, — Санька сует руку в карман моей куртки, — отходняка нет и кроет недолго. Тебе понравится.
— Спасибо. — Я натянуто улыбаюсь. — Мне не много в одно рыло?
— ХЗ. — пожимает плечами Санька. — Боишься, что ли?
— Да нет… так просто. Подумал, может, вдвоем попробуем?
— Вдвоем? — Он смотрит на часы. — Мне еще писать сегодня статью на Look-at-me про историю театрального костюма.
— Ты чего, хипстер?
— Почему хипстер? — вылупил глаза Санька. — Я историк костюма.
— А я и забыл…
— Реально, Дэн, мне через полчаса работать.
— Камон, бейби, лайт май эйсид… — как можно более небрежно замечаю я.
— Вот ты разводила! Ладно, давай.
Я достаю марку, снова оглядываюсь, делю на две половинки. Мы синхронно закидываемся, запиваем пивом. Минут десять молча курим и пялимся на проезжающие маршрутки.
— Кажется, начало вставлять, — замечает Санька.
— Типа того. — Я пытаюсь разобраться с собственными ощущениями. То ли солнце стало светить ярче, то ли жара усилилась, но колеса машин у остановки будто бы слегка оплавились.
— Пора мне бежать, Дэн, — говорит Санька, глядя как бы внутрь себя. Во всяком случае, мне так кажется.
— Ну, давай! — не глядя протягиваю ему руку. — А долго держит-то?
— Говорю ж тебе, минут сорок. Так что ты давай к клиенту и домой. Как раз после клиента и возьмет жестоко.
— Понял, — допиваю пиво и швыряю бутылку в урну. Бутылка, летевшая мимо, в последний момент цепляется за край урны, просачивается сквозь него, падает на дно.