О людях и ангелах (сборник) - Крусанов Павел Васильевич. Страница 107

Благодать… Неспроста наше сознание всегда прячет золотой век в прошлом. А ведь найдётся подлец, который нос наморщит: фи, пустяки какие! И впрямь, со стороны, в поспешных чувствах кому-то непременно покажется: зачем все эти несущественности, беглые подробности, необязательные мелочи? (А между тем в памяти моей все эти зёрна прорастали, бутоны событий распускались цветами роскошными, с тугим ароматом, бьющим из глубин чашечек, и бархатистым ощущением в кончиках пальцев, ласкающих мысленно лепестки.) Всё ведь и так понятно, всё зримо, выпукло без них… А вот и нет. Эти милые частности, точно пряные специи, придают вареву нашей жизни неповторимый вкус. Без них, без частностей, жизнь наша в итоге окажется нераспознаваемой, она слипнется в общий ком с чужими жизнями… Это стыдно и некрасиво. Далёкий брат, нам это надо?

На следующий день я отправился в логово «Вечного зова» к Льняве.

По линиям Васильевского острова ветер гонял пыль – апрельское солнце пригрело землю, город просох, обнажив зимнюю грязь, которая, развеянная балтийским сквозняком, теперь кружилась в воздухе чередой серых вихрей, засыпая глаза, набиваясь под воротник, болезненно иссушая горло и оседая в лёгких. Так случалось каждую весну из года в год (не помогали ни показная ворожба чиновных духов, ни коллективные радения коммунальной пехоты), но привыкнуть к этому явлению стихии мне никак не удавалось.

В приёмной командора потолок распахивался ввысь расписным плафоном с облаками и полуодетыми персонажами эллинского пантеона, под которым висела тяжёлая бронзовая люстра. Олимпийцы в своём поднебесье выглядели немного озябшими. Утром я позвонил секретарше и записался на аудиенцию. Назначено было в час пополудни. Я не опоздал, явился без двух минут, успев уже откашляться и отплеваться от уличной пыли. Секретарша сидела за массивным дубовым двухтумбовым столом, крытым сукном, на чьей густой зелени помещались болталка-коммутатор, стилизованный под малахитовый чернильный прибор, ноутбук в виде переплетённой в шагрень книги с золочёным обрезом, органайзер, оформленный под кожаную папку для бумаг, и принтер, имитирующий сигарный ларчик. Какая технологичная хрень скрывалась за образом шандала, мне разгадать не удалось. Сама секретарша, довольно миленькая, была наряжена в вицмундир чиновника неведомого департамента, который не всякий бы отличил сейчас от ливреи привратника. Ну что же – затейливо, хотя подобное единство стиля, решённое средствами эстетики фальши, невольно вызывало снисходительную улыбку (как вызывало её и стремление во всём соответствовать писку сегодняшнего дня, ещё не перешедшего во вчера и, следовательно, не имеющего стилевой завершённости). В конце концов, под вицмундир могли бы нанять и секретаря. Впрочем, и тогда нашлось бы место диссонансу, от которого не было спасения и теперь: льющийся из пресс-папье, под который был замаскирован вещий глас, шепоток какой-то коротковолновой станции нежно рекламировал геморрой и аденому простаты.

Льнява совещался с другими командорами – начальниками подразделений фонда, поэтому пришлось немного подождать, благо на широком кожаном диване делать это (ждать) было приятно. В душе я, несмотря на все наши вчерашние разговоры, все, пусть и весьма различные, но в своём роде убедительные доводы Князя и Брахмана, не был до конца уверен в правильности решения – отвергать привычный, устоявшийся быт с годами становится всё труднее. С другой стороны, раз мир уже и так в клочки, чего, спрашивается, ещё страшиться? Что в сравнении с этим мой личный устой? Однако же сомнения точили грудь: раз всё равно в клочки, тогда зачем потеть?..

В пять минут второго, когда вещий глас, исполненный щедрого оптимизма, объявил: «Лазерная эпиляция ног – подмышки в подарок!» – дверь кабинета открылась, и через приёмную на выход устремились оживлённые господа, продолжающие между собой энергичные прения. Одеты они были просто, без маскарада – кто в костюмной паре, кто в джинсах и кожаном жилете, кто в брюках и джемпере – обычный конторский сброд, свободный от обязательств дресс-кода. Некоторые лица были мне знакомы – благодаря успеху «Теремка», «Дуба» и особенно истории лисьего семейства, сделавшей меня на время звездой «Вечного зова», я многим был представлен, – однако сейчас все пребывали под впечатлением предмета совещания, и на меня никто не обратил внимания.

Когда приёмная очистилась, секретарша, что-то чирикнув в чернильницу, пригласила меня к Льняве.

Кабинет тоже был решён в архаичной манере времён Первой империи – стены и потолок обшиты деревянными панелями, тяжёлые шторы на окне подвязаны тесьмой с кистями, составленная из прямых – с небольшими причудами – линий мебель крепка, изящна и убедительна во всей своей дубовой, кожаной и бронзовой достоверности. Волшебный экран здесь, правда, всё-таки присутствовал, закамуфлированный под гобелен в мощной золочёной раме (при нужде ткань скручивалась на барабан, как шторка), но тут ничего не попишешь – интерьерный оформитель получил заказ и расстарался.

Хозяин кабинета пребывал в позе покоя – он сидел за столом в развёрнутом к лжегобелену кресле, в профиль ко мне, и смотрел на светящийся волшебный экран. Там в гостях у духа-ведущего находилась известная дама-писец, отвечавшая на каверзные вопросы.

– Насколько я знаю, вы написали более ста книг, – демонстрировал осведомлённость дух-ведущий. – Скажите, как вам удалось добиться таких результатов?

– О-о, у меня написано гораздо, гораздо больше. Просто пока не всё опубликовано. Скажем, в прошлом месяце я сочинила четыре романа в жанре иронического триллера. Каждое из этих произведений заряжает оптимизмом и помогает людям выстоять. Такой темп работы я надеюсь сохранить и в этом месяце. Пока мне это удаётся. Вчера, например, поставила точку в очередном произведении. Впечатление ещё окончательно не сложилось, но, по-моему, вещь удалась. Хотя, если честно, мне больше по душе роман за позапрошлую неделю.

– Как случилось, что из всего многообразия литературных жанров вы выбрали именно иронический триллер?

– Не мы выбираем жанр, а он нас. Я лишь покорилась судьбе.

– То есть иначе и быть не могло?

– Думаю, нет. Если бы я попыталась отказаться от порученной мне свыше миссии, судьба потащила бы меня за волосы.

– Тогда я позволю себе уточнить вопрос: почему вы называете свои триллеры ироническими?

– Там много иронии. Например, в последнем романе я иронизирую на пятой, шестьдесят седьмой и сто восемнадцатой страницах. Ирония заряжает оптимизмом и помогает людям выстоять.

Льнява наконец оторвался от волшебного экрана и улыбнулся мне с ледяной приветливостью. Несмотря на демонстрацию дружелюбия (так я интерпретировал игру его лицевых мышц), взгляд Льнявы был странен – про такой говорят: в глазах бес сидит и оттуда глядит.

– Что, созрела новая идея? – встав из кресла и пожав мою руку, осведомился командор. – Или иной разговор?

На этот раз костюм на нём – безукоризненный, сидящий точно по фигуре – был серого, с серебряной блёсткой, цвета, но галстук под воротом шёлковой рубашки по-прежнему отсутствовал. Бунт? Демонстративный знак суверенности и вольнодумства? Впрочем, я знал людей, которые на дух не переносили галстуки – повязанный на шее, и даже весьма свободно, он всё равно душил их. Так чёрта жжёт и душит крест, а праведника… Ну есть ведь что-то, что душит праведника так, как чёрта – крест? Вот только те, кто галстука страшился, не надевали и мазанный с ним одним миром костюм.

– У меня созрела идея в форме согласия, – изложил я суть своего визита. – Готов поехать в дикий край. Но я хотел предложить вам включить в экспедицию ещё кое-кого. Так сказать, со стороны… Я могу отрекомендовать каждого. На первый взгляд, возможно, они покажутся людьми далёкими от интересов… от тех проблем, которые решает «Вечный зов», но это лишь на первый взгляд. В действительности…