О людях и ангелах (сборник) - Крусанов Павел Васильевич. Страница 111

– Попрыгун венецианский! Каннский стрекозёл!

Ну это чересчур – он знал звёздные часы, когда в профессии блистал.

Собственно, я был единственным гостем, и всё же… Меня одолевало чувство предельной неуместности происходящего, катастрофической неловкости свидетельства этой, в общем-то, будничной, но по традиции закрытой для публичного обозрения жизни. Не меньшую неловкость за унизительную выставленность на позор, которую уже никак не отмотать назад, думается, испытывала и страдающая сторона. Зрелище не для слабонервных – я готов был молить за жертву о пощаде, так жалок и несчастен сделался морально измочаленный отец семейства… Впрочем, тут и самому недолго было угодить под молотки.

Решив подождать в сторонке, пока стихия естественным путём войдёт в берега, я за стеной огня и дыма незаметно выскользнул на кухню и, всё ещё находясь в смущении, уставился в серое вечернее окно, мокрое снаружи, хотя двадцать минут назад, когда я шёл от метро к Матери-Ольхе, дождём не пахло. За окном был тихий василеостровский двор, чёрные деревья с набухшими, а кое-где уже и лопнувшими почками. В щели между домами виднелся горбатый фонарь с каплей света на носу. В бледном неоновом ореоле мелькала толчея мороси. «А может, в этом-то и прелесть? – подумал я. – Может, этот непредсказуемый зазор между ожидаемым и явленным – подарок нам, наше спасение от скуки повседневности? От гнёта навязанного самому себе неотменяемого расписания? Ведь это, в сущности, забавно: приходишь на вегетарианскую вечеринку и первым делом натыкаешься на очередь за люля-кебабами на шпажках…»

– Что происходит с мужчинами? – Мать-Ольха, явившись через некоторое время вслед за мной на кухню, принялась мыть в раковине руки, которые были по локоть в крови.

В целом она уже обрела равновесие, хотя вокруг неё ещё витал запах пороха, на щеках горел гневный румянец, а в соломенных волосах, вспыхивая белыми искрами, изредка потрескивали электрические разряды. Вопрос не требовал ответа, но я любезно разъяснил:

– Дело в том, что своею волей, так сказать, они не виноваты. Вероятно, природа готовится к очередному скачку антропогенеза. Ты ведь слышала, должно быть, – мужская игрек-хромосома стремительно разрушается. Определённые учёные круги даже выражают мнение, что мужчинам, как половой составляющей человеческого племени, осталось жить не более полутора тысяч лет. Хотя некоторые мерзавцы утверждают – всего восемьсот. Далее, как ожидается, женщины перейдут к воспроизводству посредством почкования. Увы, мы, мужики, – герои, рыцари, цари зверей – постепенно покидаем этот мир, как эльфы и драконы.

– Ты это серьёзно? – насторожилась Мать-Ольха. Она даже перестала рыться в холодильнике, где пыталась отыскать лёгкую закуску. – Ещё полторы тысячи лет тиранства?

– Тиранства не тиранства, а финал наш предрешён. И это, похоже, неизбежно. Женская икс-хромосома передаётся по наследству от матери как дочери, так и сыну, а икс-хромосома от отца – только дочери. Что касается игрек-хромосомы, наличие которой в мужском наборе, собственно, и отличает нас от вас, то она переходит исключительно от отца к сыну, и из поколения в поколение всё в более ущербном виде. Придёт время – она износится вовсе, как башмаки вдовы. – Я обречённо развёл руками. – Опять же наш тестостерон и ваш эстрадиол… Гормоны эти в разных пропорциях синтезируются в организмах мужчин и женщин, соответствующим образом сказываясь на работе головных мозгов. Мужской гормон поощряет активность левого полушария и подавляет претензии правого. Женский же зажигает зелёный свет обоим, отдавая всё же предпочтение правому. А полушария в нашей бестолковой голове, как известно, имеют функциональные особенности. Левое отвечает за логику, анализ, отвлечённое мышление. Правое – за эмоциональную сферу, чувственную целостность, интуицию. – Влекомый Матерью-Ольхой, разыскавшей наконец в холодильнике миску с соленьями и бутылку живой воды, я вновь оказался в гостиной, где растоптанный «венецианский попрыгун» понемногу приходил в себя и разглаживал пёрышки. – Так вот, умудрённые знатоки заявляют, что в женских головах куда больше связей между левым и правым полушариями, нежели в головах мужчин.

– Ха! – воскликнула Мать-Ольха. – Я же чувствую! Я же вижу, что за нами – сила, что мужской мир рушится и на просторе расправляет плечи баба! Послушай, друг сердечный, – обратилась она к мужу, – послушай, голубь, что умные люди говорят.

«Голубь» встрепенулся, покорно обратившись в слух.

– Наличие этих связей позволяет женщинам проявлять бульшую жизнеспособность, – продолжал я милую хозяйке речь. – Например, если мужчину бьёт инсульт в левое полушарие – он обречён. Если в правое – выживает. Женщина же способна выжить в любом случае – за счет активированных ресурсов того, что уцелело. – Я выдержал интригующую паузу, помогая Матери-Ольхе расставить рюмки. – Однако это, так сказать, общая, поверхностная картина. Истинная трагедия заключается в том печальном обстоятельстве, о котором я упомянул вначале, – гены в хромосомах способны мутировать и исчезать. То есть разрушаться. Причём изыскания показывают, что мужская половая хромосома разрушается быстрее, чем женская. Она уже сейчас значительно уступает последней по размеру. Ведь в женской паре икс-хромосомы способны дублировать себя, в то время как мужская пара икс-игрек такой возможности лишена. Мужчина, в отличие от женщины, не может отстроить себя заново по подобию в паре: мужская половая хромосома – одна-единственная! И это приговор – любые изменения в игрек-хромосоме передаются следующему поколению мальчиков. А изменения эти нарастают, и, увы, исключительно в сторону потерь. Вот и выходит, что из поколения в поколение сын получает от отца всё более ничтожное наследство, и восстановить его, вновь нарастить нет никакой возможности. Брахман в своих трудах называет этот процесс «расхYяривание». Пишется через «игрек». Считается, что изначально мужская хромосома включала в себя до полутора тысяч генов. На сегодняшний день их осталось не более восьмидесяти. А по некоторым сведениям – и того меньше. – Мать-Ольха притихла и даже немного взгрустнула – кажется, она уже испытывала жалость к незавидной судьбе царя зверей. Я между тем продолжал: – Да, процесс ветшания, разрушения генов идёт во всех двадцати трёх парах хромосом, но в мужской игрек-хромосоме он протекает в семь раз быстрее! Промежуточный итог у нас перед глазами. В результате злополучного хода вещей мы сегодня имеем то, что имеем: неумолимо снижается процент рождаемости мальчиков, и вместе с тем всё больше и больше появляется мужчин с женским типом поведения, так что голубые уже устраивают свои парады там, где раньше бы им без разговоров наклали в кису. Видя прискорбное измельчание мужчин, женщины, в свою очередь, отвечают на это расширением и укреплением лесбийского сообщества…

– Довольно, или я заплачу… – Глаза Матери-Ольхи и впрямь повлажнели; её зелёные экзоты в горшках замерли, свидетельствуя о том, что буря гнева миновала. Перестав хлопотать над столом, она подошла к вновь втянувшему на всякий случай в плечи голову «голубю» и поцеловала его в макушку – чувства её, поменяв полярность, опять налились полной силой и готовы были взорваться бурей жалости. – Бедные вы мои, бедные, мамонтушки горемычные, чёртушки болезные…

Ну вот, именно это я и называю соображениями, отвечающими конъюнктуре и соответствующими случаю.

Вскоре, оставшись за столом с Матерью-Ольхой вдвоём, мы уже говорили о деле – «голубь», выпив две ледяные рюмки живой воды и закусив солёным зубчиком чеснока, отправился в кабинет смотреть пиратскую копию какого-то галльского арт-хауса. Суть дела, с которым я шёл к Матери-Ольхе, была следующая: мне показалось важным решить, не откладывая в долгий ящик, вопрос: могут ли деревья стать для нас источником информации о Жёлтом Звере или рассчитывать на это не приходится? То есть меня интересовала глубина контакта, который Мать-Ольха способна наладить со всей этой ботаникой, – осуществляется ли он на уровне снятия незатейливых сиюминутных ощущений типа «прошёл дождь, и мне хорошо», «ветер ломает мои сучья», «я иссыхаю от зноя», или полученное сообщение может, так сказать, содержать сведения отвлечённого характера и на хронологической шкале отражать не только мимолётное сейчас, но и вчера, и позавчера. Вообще-то, задаться этим вопросом должен был Рыбак, как главный радетель о безопасности стаи, но я говорил уже: между ним и Матерью-Ольхой пролегала зона латентного разлада. Итак, я спросил. И ответ получил исчерпывающий. Мать-Ольха при мне в течение шести минут молча пообщалась с колючим борнейским агатисом, после чего поведала всю его историю, начиная от крохотного саженца в индонезийском питомнике и кончая цветочным магазином в переулке Матвеева, где нерадивый служка слишком рьяно поливал землю в его горшке, отчего там завелись дрозофилы, а у самого агатиса начали желтеть иголки.