О людях и ангелах (сборник) - Крусанов Павел Васильевич. Страница 144

В свистах рассекаемых небес я слышал дрожащие волны эфира: кочевая Русская империя предложила… с дальнейшим международным урегулированием… возвращение к прежним границам… разоружение Китая в части стратегических… проект перемирия поступил… Комитет безопасности проводит консультации… Я уже не улавливал сути – фразы земного языка сделались для меня избыточными, свивающимися в клубок, бесконечно длинными и скользкими, как макаронины, которые ни всосать, ни перекусить. Да и нечем. Я летел сквозь слепящее пространство к солнечной ноте, которая была то скрипка, то дудук. То флейта, то гитара. То снова скрипка, скрипка, скрипка… Она сияла в недоступной вышине, она закручивалась в огненный круг, пульсировала и звенела. Я уносился прочь – вверх, вверх… Земная память рушилась во мне и рассеивалась свистящим вихрем в хлопья – словно сдуваемые выдохом пушинки одуванчика, словно сбиваемый с перчатки снег. Я был уже ни тут, ни там, нигде. Я – не был.

Достоверное свидетельство

Меня зовут Иоганнес. Вполне подходящее имя для человека, прошедшего школу Völkisch-движения и посвящённого Germanennorden. Пусть Völkisch-группы с их романтичными походами по живописным местечкам отечества остались в весёлой юности – это прошлое всегда со мной.

У меня есть друзья – Рудольф, Вальтер, Фридрих, Антон, Хейла и умудрённый сединами почтенный Гвидо. Все мы члены Ордена. Более того, мы – члены внутреннего Братства, наше приветствие – «Слава и победа», на нашей эмблеме – кинжал, солнечное колесо и дубовая ветвь. Мы собираемся в клубных залах отеля «Четыре времени года», предоставляемых нам за символическую плату хозяевами заведения, братьями Вальтершпиль – они славные люди, сочувствующие нам и выбранному нами пути. Это место мы называем просто – «собрание».

Наше Братство шире, но мы – первый круг. Мы часто встречаемся в собрании на братских застольях, а кроме того, устраиваем там публичные лекции, ведём семинары для членов Ордена и вольнослушателей, организуем музыкальные вечера с участием фортепиано и женского хора, который опекает неугомонный Рудольф, не первый раз женатый, но неисправимый. К сожалению, мы не видим на наших собраниях Гвидо, он – почётный член Братства, так как сегодня нас разделяют границы: мы – в Баварии, он – в Вене. Но разве могут быть границы для единомышленников, для провозвестников великих идей? Увы, пока они есть. Сейчас тяжёлые времена. Империя ведёт войну. И, несмотря на недавние успехи на Западном фронте, несмотря на поражение России, кажется, торжество не так близко, как хотелось бы. А если учесть наличие в стране сил, всегда готовых всадить нож в спину… Что ж, время скорби перед грядущим торжеством, быть может, даже необходимо – все маски будут сорваны, законы сметены, равнодушие бюргеров падёт перед необходимостью порядка, и немцы откроют омытые кровью глаза. Великое возрождение невозможно без великих усилий и жертв. Впрочем, будущее туманно. Рудольф – отменный астролог, он работает сейчас над прогнозом высокой эмпирической точности и скоро рассеет перед нами мглу грядущего.

Рудольф – мастер нашего Братства, мы дали ему в руки священный железный молот. В своём кругу мы дружески зовём его Фон. Он много путешествовал по миру – плавал кочегаром и электриком на морских судах, искал золото в Австралии, работал инженером в Каире, управлял имениями турецкого паши в Анатолии, читал эзотерические лекции в Константинополе, участвовал во Второй Балканской войне на стороне Турции, был ранен и вернулся в Германию. Турецкоподданный по паспорту, он не подлежит по нашим законам призыву в армию. Фон пишет работы о суфизме и сектах безумствующих дервишей, он приобщён к тайным знаниям древних теократий и владеет уникальной оккультной библиотекой с редкими алхимическими и розенкрейцеровскими текстами. «Нашими предками – тевтонцами – правили великие короли-гностики, наш бог – Вальватер, – говорит Фон, – его пылающая руна – „ар“. Наша троица – Вотан, Вили и Ви, они едины в трёх своих сияющих ликах. Руна „ар“ означает Ариан, извечный огонь, ярое солнце, красный орёл. Красный – цвет крови, добровольно пролитой крови самопожертвования. Красный орёл взывает к нам, он не позволяет нам забыть, что мы должны умереть, чтобы победить». В собрании Братства Фон читает лекции по теософии и древним огненным арийским культам.

Вальтер идёт путём вожака. Он родился в Трансваале, в семье миссионера, но после Англо-бурской кампании вернулся в Германию. Как и я, он тоже прошёл через Völkisch-движение и с исследовательскими экспедициями излазил всю Пруссию и Тюрингию. Когда началась война, Вальтер вступил в Померанский полк и здорово колотил лягушатников на Западном фронте. Потом был ранен под Шалоном-на-Марне и почти год валялся по госпиталям. У него отменные организаторские способности. В Ордене он – хранитель родословных. В собрании Братства Вальтер ведёт семинар по изучению нордической культуры.

Фридрих – озорник, охотник до всяких розыгрышей, славный малый. При этом деликатен и имеет врождённую способность вызывать доверие у всех без исключения. Что немаловажно для врача. А он – зубной врач. Именно так – Фридрих имеет способность вызывать доверие не только у людей, мало с ним знакомых, но и у тех, кто уже обжигался на его незлобивых шутках. Удивительное свойство. Фридрих ведёт хроники Братства и со страстью истинного коллекционера собирает книги на Völkisch-темы.

Антон – рыбак-любитель, из тех, что по части теории даст фору любому профессионалу. Покажи ему картинку какого-нибудь немыслимого муксуна из сибирской Оби, он расскажет про него всю быль и небыль – от икринки до вываживания севшей на крючок рыбины в подсак. Что ж, истинному арманисту вовсе не чужды здоровые увлечения и невинные склонности. При этом Антон бдителен и часто бывает чрезмерно строг, а то и суров в общении с посторонними ещё до того, как те проявили свои намерения. В собрании Братства он ведёт семинар геральдики и генеалогии.

Хейла – секретарь нашего Братства. Она графиня. Графиня во всех подробностях, до кончика хвоста. Большего и не скажешь. Мы снимаем перед ней шляпы.

Про патриарха Гвидо я уже говорил. Он затворник и нелюдим. Сидит в Австрии, как барсук в норе. По молодости он увлекался альпинизмом и греблей, много ездил верхом. Облазил всю нижнюю Австрию – искал камни с рунами, изучал ландшафты и народные традиции. Мы состоим с ним в дружеской и научной переписке. В частности, по вопросам теософии, мистического империализма, следов теократического арийско-германского государства с королями-священниками на троне, выявленных им в фольклоре, ландшафтах отечества и археологических данных, а также по вопросам арманистской мудрости в книгах Ветхого Завета, арийского протоязыка и толкования смысла, значения и магической власти древних рун.

Про себя скажу одно: я люблю небо, я слышу в нём дивные звоны. В собрании Братства я веду семинар по древнегерманскому праву.

Да, чуть не забыл, тотем нашего Братства – красный орёл.

Однажды в разговоре Фон обмолвился, что все мы, как в магическом яйце, живём внутри замкнутой пространственно-временной сферы. Фон не вдавался в детали, но я вынес из его речи следующее: мы запаяны в этой сфере, словно в гигантской алхимической реторте, стоящей на первородном огне, мы всё время в процессе – бурлим, движемся, от жизни к жизни перемещаемся в её пределах по географии и времени и меняем тела до тех пор, пока нам не удастся очиститься и стать совершенными. Так свинец, то поднимаясь из грязи к благородству, то оступаясь и соскальзывая в ничтожество, то вновь поднимаясь и преображаясь, в результате труда Великого Делания нехотя обращается в золото. Мне это запомнилось. И навело на мысль, которая каким-то образом, кажется мне, связана с его словами. Вот эта мысль: родина – в большей степени время, чем пространство.

Впрочем, даже если Фон прав и мы после смерти меняем тела, о прошлой своей жизни я ничего не помню. Разве что… Нет, ничего.

И всё-таки странно. Порой, когда мы сходимся в собрании на братское застолье, пьём вино, беседуем и щедро дарим себя друг другу, меня иногда окатывает жаркой волной странное чувство и руки мои становятся влажными. Если попытаться выразить это чувство словами, выйдет так: как это, в сущности, смешно, когда все вокруг говорят по-немецки.