Чистилище. Турист - Кликин Михаил Геннадьевич. Страница 51

– Мезень – это не последняя точка путешествия, – сказал Женька. – Колян нас всех дурил. Хотел тут бросить, а сам двинулся бы дальше.

– Куда? – спросил Гусак.

– А вот этого я тебе не скажу, пока мы не договоримся.

– Я внимательно слушаю!

– Мне нужна его женщина. Машка. Нужна большая лодка с оружием и провизией на месяц. Мне нужно твое слово, что ты не тронешь ни ее, ни меня, если нам будет суждено пересечься. Хотелось бы, конечно, получить какие-то гарантии… Но, думаю, твое слово лучше, чем ничего.

– Тебя я не трону, – с готовностью пообещал Гусак. – Ты же мне плохого не сделал. И баба мне не нужна – она ничего не знает.

– А что насчет лодки? Я хочу получить ее уже сегодня.

– Лодок тут навалом, там что я не вижу в этом проблемы. Дам два ружья и сотню патронов. С едой тоже трудностей не возникнет. Но что я получу взамен?

– Своего врага. Ты ведь знаешь, что это он разобрался с бригадой Габозова? Используя их трупы, он приманил зомбяков к автобазе. А сам, устроив пожар со стрельбой, забрался в твой кабинет – ну, это-то ты должен помнить.

– А ты весьма информирован, – в голосе Гусака зазвучали нотки удивления и уважения; Женьке это польстило, и он хмыкнул.

– Кроме того, я отдам тебе карту, где обозначена конкретная точка, в которую надо прибыть первого октября. Если поспешишь, то ты еще сможешь туда успеть.

– И что там случится, мой информированный друг? – спросил Гусак. – Чего мне ждать, к чему быть готовым?

– А вот этого я не знаю. Но если ты попытаешь своего врага, то, может, он что-то и расскажет.

– Твое предложение мне нравится.

– Значит, договорились?

– Да.

– Отлично. К вечеру я жду лодку. Оставьте ее у берега недалеко от этого места, а я заберу. Только следить за мной не надо!..

Женька, широко шагая, вернулся к распластанному на земле Коле. Тот слышал почти весь разговор – лишь некоторые реплики Гусака из-за двери он не разобрал.

– Гаденыш ты, – сказал Коля, пытаясь приподняться. – Ублюдок! Зачем тебе Маша?

– А может, люблю я ее, – ответил, скалясь, Женька и, размахнувшись, ударил пленника прикладом в лоб. Голова Коли дернулась, глаза закатились – он упал, потеряв сознание. Женька не стал проверять, жив ли Коля. Он взял его за ноги и потащил в траву.

Спрятав тело, Женька вернулся к амбару. Внутри, похоже, волновались из-за его долгого отсутствия.

– Все в порядке, – сказал он и похлопал ладонью по двери. – Я тут вспомнил еще одно условие: вместе с Машей приведете ко мне детей. Они ведь живы?

– Да, – сказал Гусак. – Пока живы.

– Ну, отлично… Сейчас я уйду. Минут через тридцать или через час здесь будут ваши люди. Я найду способ сообщить им, где вы находитесь. А о месте и времени новой встречи я сообщу чуть позже. На стрелку много людей не бери – я тогда просто исчезну, и сделки не будет. Пары охранников вполне достаточно, если побоишься прийти один. Когда я увижу, что все в порядке, мы обменяемся. Я отдам карту и Рыбникова, а заберу Машку с детьми… Надеюсь, все пройдет гладко. Нам ведь незачем ссориться?

– Я не вижу никаких проблем, – отозвался Гусак. – Это честная сделка. А мы честные люди.

– Да уж, – сказал Женька, ухмыляясь и отступая к траве, где лежал бесчувственный Коля. – Честнее нас не бывает…

Освобождать Гусака примчались аж три бригады – десять человек, не считая пригнанных на всякий случай работяг. К тому времени Горец уже отбил об дверь плечо, а Димка Гагушев ободрал пальцы, пытаясь подрыться под стену.

Гусак из амбара вышел первым, сразу спросил, как их нашли.

– Да вот, – сказал Зураб Никогосян и протянул Гусаку мятый листок, вырванный из школьной тетрадки. Сам же прочитал по памяти:

– «Гусак просит помощи. Он в сарае около продуктового склада».

Буквы были печатные, крупные, написанные ярким синим карандашом – цветной грифель, похоже, слюнявили.

– Где нашли записку? – спросил Горец.

– Подбросили к самому штабу, – сказал Ромка Голов, более известный как Проклятый. Прозвище приклеилось к нему из-за того, что в его бригаде никто больше двух недель не жил: обращался или погибал. Поэтому знающие люди под начало к Ромке не шли, отказывались. А попадала в его бригаду всякая шушера – получившие повышение работяги, новички и штрафники.

– Я как раз выходил из ворот, – пояснил Ромка, – как прямо под ноги прилетел камень, обернутый этой бумажкой.

– Откуда прилетел? – спросил Гусак.

– Да я не понял даже. Он как бы сверху упал и покатился. А бумажка свалилась.

– Слепошарые, – высказался Горец.

– Сам такой, – огрызнулся Ромка, и Башир молча с ним согласился: ну да, проглядел велосипедиста…

Со стороны реки показались два зомбяка. Рабочие тут же подняли шум, сгрудились, размахивая дозволенным оружием: кто битой, кто лопатой. Мутанты ворвались в толпу, раскидывая людей, как щенков. Бригада Никогосяна выступила вперед, открыла стрельбу, ничуть не заботясь о работягах, которые могли попасть под пули и картечь; остальные бандиты окружили Гусака, готовые его защитить, если мутанты прорвутся. Но все уладилось довольно быстро: нашпигованные свинцом зомбяки рухнули на землю и еще долго дергались, словно монстры Франкенштейна, пытаемые гальваническим электричеством. Работягам тоже досталось: трое не встали, семеро торопливо бинтовали свежие раны, бодрились, делали вид, что ничего особенного не произошло – знали, что беспомощных и слабых Гусак прямо здесь и прикончит. Ресурсы ограничены, а рабов и новых найти можно – их тут по подвалам и чердакам еще много прячется, а некоторые и сами приходят за пайкой и защитой.

– Хотел бы я знать, что за тип тут у нас нарисовался, – задумчиво проговорил Гусак, глядя на агонизирующих мутантов. – Сдается мне, мы с ним пересекались где-то. Иначе откуда он так много знает?

– Попробуем выяснить, – сказал Горец.

– Не нужно. – Гусак покачал головой. – Отдадим ему бабу с детьми, пусть валит на все четыре стороны. Времени у нас мало, Башир. Не надо сейчас распыляться.

– Как скажешь, Леша.

Гусак быстро и словно бы подозрительно оглядел своих людей, потом отвел Горца в сторону. Сказал ему тихо:

– Может так выйти, что все придется бросить. Возможно, и самому придется измениться. Другим стать. Понимаешь?

– Да. Накинуть овечью шкуру.

– Точно! – Гусак хлопнул приятеля по плечу. – Это хорошо, что ты меня понимаешь. Потому что тебя я бросать не хочу.

– Спасибо.

– Это тебе спасибо. Если бы ты тогда зимой не остановился… Ничего этого и не было бы. Кончился бы Гусак, даже не начавшись.

Горец кивнул, вспомнил себя молодого, свои наивные планы на жизнь: построить дом, жениться, нажить пять детей – трех мальчиков и двух девочек, создать музыкальную группу, чтобы подрабатывать на свадьбах – не ради денег, а для души.

А та встреча на дороге все изменила: он забросил всякие глупости, которыми его когда-то заставляли заниматься родители: шашки эти, гитару; с годами он стал еще сильней, жестче, превратился в настоящего мужчину, в матерого хищника, выжил, несмотря ни на что, и продолжает жить, когда все человечество практически прекратило существовать…

Может, зря он тогда не проехал мимо?

Первое, что увидел Коля, когда очнулся, – это потолок. Обычный потолок, выложенный пенопластовой плиткой с чуть заметным голубоватым орнаментом. В центре его висела люстра с пятью рожками. В углу, практически над самой головой, здоровенный отожравшийся паук свил паутину. Сам он спрятался за отставшими обоями, но весь там не помещался, и Коля какое-то время наблюдал за ним, пытаясь вспомнить, где находится и как здесь очутился.

Память возвращалась постепенно. Он вспомнил, как договаривался с Гусаком об обмене, вспомнил, как упал носом в землю; и свое удивление вспомнил, когда увидел что-то… Что именно? Кто-то был под машиной… Да! Женька!

Коля задергался, осознал, что связан, что лежит на кровати, практически не имея возможности двигаться – как будто спеленутый пауком. Он с усилием повернул голову, осматривая место, где находился: это была небольшая спальная комната, недорого, но со вкусом обставленная, с высоким комодом у зашторенного окна, с детской кроваткой и большим мутным зеркалом на дверце шкафа-купе.