Безоглядная страсть - Кэнхем Марша. Страница 34

— Ангус?

Муж широким жестом снял шляпу, словно подтверждая, что это действительно он. Если бы Энни не держалась за косяк, она бы, пожалуй, упала в обморок.

— Ангус, это действительно ты? Откуда ты, черт возьми? Как ты меня нашел? Заходи хотя бы, а то небось совсем заледенел! Давно ты здесь?

— Часа два.

— Два часа? Откуда, что, как?.. — Энни была настолько взбудоражена, что не могла даже как следует сформулировать ни одного вопроса. Она втащила Ангуса в дом и лишь в последний момент сообразила выглянуть на улицу и осмотреться вокруг.

— Не беспокойся, — сказал он, — ни одна живая душа меня не видела. Я был осторожен.

— Но откуда ты? Как ты нашел меня?

— Я из Фалкирка. А нашел тебя, если честно, Харди.

— Харди?

— Да, я сначала послал денщика на разведку. Самому мне появляться во вражеском лагере все-таки опасно. К тому же, — Ангус понизил голос, — я не был уверен, что ты меня ждешь…

— Как ты можешь так думать, Ангус! — воскликнула Энни, стараясь, чтобы это выглядело натурально. — Ты мой муж, в конце концов! — Энни задумалась на мгновение. — Из Фалкирка? — повторила она. — Ты здесь с английской армией!

Это был не вопрос, и ответа на него не требовалось. Ангус уже успел снять плащ, таивший под собой красный мундир офицера правительственных войск.

Ангус поймал удивленный взгляд жены и прочитал ее мысли.

— Разумеется, я накинул плащ, — пояснил он, — было бы рискованно разгуливать здесь в английском мундире!

Энни заметила в длинных волосах мужа сосульки льда. — Садись, — захлопотала она, — погрейся, сейчас разведу огонь в камине… Или ты спешишь?

— Ненадолго могу остаться.

Энни вдруг почувствовала некоторую нервозность. Ей снова вспомнился последний разговор с мужем в доме леди Драммур, с тех пор уже прошел целый месяц, как они не видели друг друга. Тогда они даже не простились как следует. А всего несколько минут назад она почти готова была лечь в постель с другим мужчиной… Постаравшись оставить эти мысли, Энни подбросила в камин свежих дров.

— С тобой все в порядке? — спросила она. — Судя по твоему виду, ты вполне здоров…

Ангус по-прежнему стоял в дверях не шевелясь, если не считать того, что снял перчатки и пригладил рукой растрепавшиеся волосы.

— Слава Богу, — произнес он, — здоров. А ты? Впрочем, — он пристально оглядел ее с головы до ног, — ты тоже выглядишь… неплохо.

Энни окинула себя критическим взглядом: высокие ботфорты, мужские штаны и кафтан, короткий плащ — все самого простого покроя и уже изрядно поношенное, вместо изысканной прически — свободно распущенные по плечам волосы…

— Садись, — она пододвинула к камину стул, — погрейся, чего стоишь…

Ангус, казалось, колебался, словно стыдился признаться, что он и в самом деле промерз до костей. Энни потерла ладони друг о друга и сильнее закуталась в плед.

— Я сама только что вернулась. Мы были в таверне. Мы вообще здесь всего лишь с сегодняшнего утра.

Энни понимала, что говорит это лишь для того, чтобы не молчать. Огонь с жадностью набрасывался на поленья, и они трещали так, что Энни всякий раз невольно вздрагивала. Чтобы как-то успокоить нервы, она налила себе и мужу вина в жестяные кружки (иной посуды в доме не было), разбавив его горячей водой из висевшего над огнем котелка.

Ангус подошел к ней, взял из ее рук кружку и стал греть об нее озябшие руки. Постояв еще минуту в напряженном молчании, он наконец опустился на предложенный стул, Энни села рядом с ним.

Она отпила глоток вина, но затем отставила кружку, опасаясь переборщить в этом и ляпнуть что-нибудь лишнее.

— Когда я увидела тебя в дверях, — произнесла она, сама не ожидая от себя такого признания, — я подумала… точнее, надеялась…

— Что я передумал и решил присоединиться к вам? — закончил Ангус.

— Что-то в этом роде, — кивнула Энни.

— Нет, не передумал, напротив, пришел спросить тебя…

— О чем?

— Когда ты наконец поймешь, какую рискованную игру затеяли ты и твои идиоты кузены?

Вопрос этот был задан Ангусом так прозаично, словно они сидели дома и обсуждали, что будут есть на ужин.

— Ты же знаешь, — сказала Энни, — что ни мое, ни твое решение относительно того, на чью сторону встать, не было легким.

— Да, это так, — согласился он. — Насколько мне известно, тебе понадобилось целых три недели, чтобы собрать нужное количество подписей под твоей бумагой.

Энни удивленно воззрилась на мужа.

— Не удивляйся, — продолжал Ангус, — мне известно о тебе гораздо больше, чем ты думаешь. Могу даже, если хочешь, перечислить имена всех подписавших. Знаю и то, какими угрозами вы добивались этих подписей. Одно лишь мне непонятно…

— Что именно? — Энни вскинула бровь.

— Как ты, такая умная, до сих пор не поймешь, что все они используют тебя?

— И как же они меня используют? — фыркнула Энни.

— Известно как — в качестве приманки для твоего Макгиливрея.

— Ничего не понимаю!

— Не валяй дурака, — усмехнулся он, — все ты отлично понимаешь! Иначе больше ничем не заставишь его нарушить клятву, данную мне.

Энни похолодела.

— Мало тебе нарушить верность мне как главе клана, как господину, — Ангус уже был настолько взбешен, что почти не отдавал себе отчета в своих словах, — так еще понадобилось наставлять мне рога!

— Рога? Ты что, бредишь?

— Послушай, — взорвался он, — неужели ты считаешь, что я ничего не знаю? Да о вас уже вся Англия судачит!

— У тебя есть доказательства? — огрызнулась она. — Мало ли кто о чем судачит…

— Да что далеко ходить — я видел сцену вашего прощания всего несколько минут назад…

Огонь в очаге на мгновение ярко вспыхнул, и Энни успела хорошо разглядеть лицо мужа. Сейчас, поняла она, им владеет нечто большее, чем просто гнев. В глазах Ангуса стояла безмерная боль обиды. Это были глаза человека, незаслуженно смешанного с грязью, глаза мужа, не просто ревнующего жену, а любящего ее.

— Ангус, — горячо начала Энни, — не стану скрывать, мы с Джоном всегда были очень близкими друзьями, но никогда ни словом, ни делом Джон не позволил себе ни малейшей вольности по отношению ко мне. Как и я всегда помнила о моем супружеском долге. Да, я жила у него в Данмаглассе — но лишь потому, что тот стал, по сути дела, штаб-квартирой восстания. К тому же на протяжении всего этого времени замок Джона всегда был полон народа, так что вряд ли мы, если бы даже и хотели, смогли найти там уединение хотя бы на минуту.

— Можно подумать, я не видел, как мило вы ворковали сейчас у входа в дом! И каким голосом ты произнесла имя Джона, когда открывала мне дверь, думая, что это он!

Энни снова похолодела. Да, когда Ангус постучал, она действительно пошла открывать в уверенности, что это вернулся Джон, но она и сама не осознала, что при этом произнесла его имя. Более того — она не была уверена, что, если бы Джон и в самом деле вернулся, она нашла бы в себе силы противостоять искушению. Да, физической близости между ней и Джоном не было, но означало ли это, что она не предала мужа в мыслях? Какими глазами ей теперь смотреть на него?

Да, Энни чувствовала себя виноватой перед Ангусом, и оправдания ей не было. Но так ли уж, по сути дела, невинен он сам? Она чуть было не изменила ему — он же изменил родине. Если в нарушении супружеского долга он все-таки имеет право обвинять ее — есть ли у него право обвинять ее за то, что она в отличие от него хранит верность родине? Энни не хотелось — не из долга перед Ангусом, а из любви к нему — идти против его воли, но оставил ли он ей выбор?

— Я устала, Ангус, — обреченно проговорила она. — У меня нет сил спорить с тобой. Да, я не могу привести тебе доказательства моей верности… Ты же сам понимаешь, что если доказательства неверности всегда найдутся, то подтвердить обратное… Все, что тебе остается, — это поверить мне на слово. Не стану лгать — порой мне действительно кажется, что я неравнодушна к Джону. Не стану скрывать и того, что порой я была на волосок от измены. То, что ты видел сейчас между мной и Джоном… Это был мой отказ, Ангус. Я не знала, что ты здесь и все видишь. Ничто не удерживало меня, кроме чувства долга. Вот, пожалуй, единственное и самое большое доказательство моей верности, Ангус, которое ты видел собственными глазами. А что до того, что Ферчар и другие меня используют, — я это понимаю. Но кто меня, в конце концов, не использует, так или иначе? И прежде всего — ты…