Безоглядная страсть - Кэнхем Марша. Страница 5
— Ангус так же хочет видеть Шотландию свободной, как и все. — Энни пыталась уверить в этом не столько деда, сколько себя.
— Тогда почему он сейчас не в Дерби, не с принцем? Почему он сейчас в Инвернессе у этого проклятого Дункана Форбса? Почему надел английский мундир?
— Он просто не хочет лишних хлопот…
— Лишних хлопот? — Ферчар вскочил; глаза его бешено сверкали. — Понимаю, никому не нужны лишние хлопоты — ни ему, ни Маклауду, ни Аргайлу. Особенно Аргайлу — ему Форбс обещал солидный куш…
— Аргайл и без денег пойдет воевать против Камерона, — включился в разговор Джиллиз, — он давно точит на него зуб…
— Камерон восстал из гроба? — Глаза Ферчара округлились от удивления.
— Да я не о старике, а о его сыне, Александре.
— А я что говорю? — отрешенно проворчал Ферчар. — Я что, по-твоему, дурак? Я сразу понял, что речь идет о его сыне! Разумеется, старик не мог воскреснуть!
Он вдруг затрясся и бессильно упал в кресло, голова старика безжизненно повисла.
— Дедушка! — Энни в ужасе бросилась к нему, но ее остановил Роберт.
— Ничего страшного, в последнее время с ним иногда такое случается. Начинает болтать всякую ерунду, а потом и вовсе впадает в беспамятство. Потом очнется — и как ни в чем не бывало… Что поделаешь — годы! Мы все пытаемся уверить его, что он уже слишком стар, чтобы прятаться в пещерах…
— Но он и слушать не хочет, — подхватил Джеймс, — лишь замахивается на нас своей палкой. Вот и сюда притащился, как мы его ни отговаривали. Плевать ему и на снег, и на ветер, и на награду, что назначена за его голову, и на тысячный отряд англичан, что рыщет неподалеку… Попробуй поговорить с ним, Энни, может быть, тебя он все-таки послушает…
— Двухтысячный, — сказала Энни.
— Что? — не понял Джеймс.
— К концу недели, — проговорила Энни, поправляя плед старика, — здесь будет уже две тысячи англичан — Маклауд и Маккензи обещали прислать Лудуну подкрепление.
— Откуда тебе это известно? — встрепенулся Макгиливрей.
— Мне многое известно! — Энни огляделась вокруг. — Мой муж получает письма от Форбса и иногда, по рассеянности, забывает запереть ящик стола.
— Не думал я, что Ангус так беспечен!
— Обычно — нет, но иногда бывает.
— Будь осторожна, Энни! — нахмурился Эниас. — Если Ангус узнает, что ты роешься в его бумагах, вряд ли ему это понравится.
— Он не обрадуется, когда узнает, что я была здесь, так что чего уж говорить! Но он слишком устал от всего этого, от этой братоубийственной войны…
— Не так уж, видимо, и устал, — съехидничал Ангус, — если готов воевать против нас, если все время торчит у этого Форбса…
— Моу-Холл всего в десяти милях от имения Форбса. Что удивительного в том, что он время от времени посещает соседа?
— Мое имение еще ближе к Форбсу, — проворчал Макгиливрей, — но я лично не горю желанием наносить ему визиты!
— Конечно, — подхватил Эниас, — твоего мужа можно понять. Он слишком долго жил за границей, наши проблемы ему чужды, да и рисковать имением ему не хочется… Это у него в крови — залечь на дно и присматриваться, куда ветер дует. Вспомни его деда — он был одним из первых, кто поспешил разоружить свою армию, как только закончилась война пятнадцатого года. Вспомни отца — он один из первых поклялся в верности Ганноверской династии, потому что дрожал за свои поместья! Слава Богу, в его клане много людей, которые никогда не простят ему этого и никогда не будут драться под английскими знаменами, даже если твой муж сожжет их дома и пустит по миру!
— Он этого не сделает! — сердито произнесла Энни.
— Как знать, на что он способен, — Роберт был вне себя, — если смог забыть своего короля и присягнуть этому английскому безбожнику! Какой он после этого шотландец?!
— Ты хочешь сказать, что Ангус не настоящий шотландец?
— Спокойно, Энни! — поднял руку Эниас. — А ты, Робби, поосторожнее в выражениях! Я уверен, что Ангус все-таки честный человек, иначе бы ты, Энни, давно сама перерезала ему горло!
— Ты произносишь это таким тоном, Эниас, — прищурилась Энни, — словно что-то недоговариваешь. Давай выкладывай!
— И скажу! Я не сомневаюсь, что твой муж предан Шотландии… но пока он этого ничем не доказал. Он неплохо растит скот, знает толк в торговле, может, если надо, разрешить спор из-за земельных границ… но, похоже, все же не до конца понимает чаяния простых шотландцев. А они хотят независимости для своей страны. Но им нужен лидер, способный повести их в бой. И если Ангус не возьмет на себя эту роль, рано или поздно они подыщут на нее кого-нибудь другого.
Энни смотрела по очереди на каждого из троих кузенов, на Джиллиза, который при каждом ее взгляде на него смущенно отводил глаза, и, наконец, на Макгиливрея. Она вдруг почувствовала, как по телу пробегают холодные мурашки.
— Теперь я наконец догадываюсь, — прошептала она, — для чего вы устроили эту встречу. Вы хотите нарушить клятву, данную вами Ангусу, и присоединиться к принцу! Я права?
— Не станем скрывать, мы подумывали об этом, — признался Эниас. — Что до нас, то мы-то готовы хоть сейчас, но три-четыре новых человека на стороне принца — радости мало. Вот если бы три-четыре тысячи…
— Тысячи? К тебе не присоединятся и триста человек, Эниас! Подумай, что это для них означает — нарушить верность клану, потерять дома, честь и совесть…
— Честь и совесть? Они будут сражаться за своего короля! Или ты понимаешь доброе имя как-нибудь иначе?
— Да, они покроют себя славой, но слава не вечна — эйфория от победы рано или поздно пройдет, и на них будут смотреть как на людей, нарушивших клятву. Можно ли доверять таким людям?
— Если уж речь зашла о добром имени, то я уверен: людей, готовых ради победы пожертвовать своим добрым именем, не так уж и мало.
— И ты один из них? Подумай — тебе придется поставить на карту не только имя. А твоя семья, твой дом, все, что ты нажил потом и кровью за долгие годы? Ты хочешь, чтобы твое имя было вычеркнуто из церковной книги, чтобы твои дети были признаны незаконнорожденными?
— Спроси меня лучше, как я могу смотреть в глаза жене, когда мог бы взять меч в защиту своего короля — и не взял! Да лучше умереть в борьбе, Энни, чем жить в рабстве! Впрочем, что я тебе объясняю — ты же не мужчина, тебе не понять…
Энни вскочила, охваченная безумной вспышкой гнева. Она еле удержалась, чтобы не швырнуть свой стул в камин, и лишь грохнула им об пол.
— Да, я не мужчина, но это не значит, что я не понимаю твоих чувств. Скажу больше — я бы сама сражалась с тобой плечом к плечу, если бы мой господин приказал мне. Мы бы еще посмотрели, кто больше прикончит этих англичан!
— Мы не сомневаемся в твоей верности Шотландии, Энни, — заверил ее Ферчар, проснувшийся от удара стула об пол. — Скажу больше — нам нужна твоя отвага.
— Скажи лишь, что делать, дедушка, и ради тебя я готова на все!
— Дело серьезное, Энни, подумай хорошенько, прежде чем решиться!
— О чем ты, дедушка?
— О том, о чем ты недавно говорила сама: люди готовы восстать, но им нужен хороший вожак. Да что я говорю, — Ферчар покачал головой, — они сами все хотят быть ими, как бы не передрались еще, чего доброго! Нужен не просто вожак — им подавай такого, чтобы был хитрым, как Форбс, бесстыдным, как Лудун, обещающий им в награду земли и золото, и вдобавок такой, который сможет добиться, чтобы их снова считали полноценными членами своих кланов вне зависимости от того, выиграют они или проиграют.
Энни сразу же начала лихорадочно подыскивать, кто бы мог подойти на эту роль, но не находила никого… пока взгляд ее не упал на Макгиливрея. Ну конечно же, он — златогривый лев Шотландии!
— Тебя, Джонни? — спросила она напрямик. — Они выбрали тебя?
Макгиливрей ответил не сразу. Подтянув ноги, он начал подниматься. Когда он выпрямился наконец в полный рост, голова его почти касалась потолка. Джон сделал шаг навстречу Энни, и голова его попала в луч света, отчего светлые волосы стали похожи на нимб, глаза же светились адским огнем.