Годы прострации - Таунсенд Сьюзан "Сью". Страница 49

— И как, помогло? — спросил я.

— Да, умереть.

Четверг, 20 декабря

Четыре дня до Рождества! А я еще ничего не купил для праздника и не сказал жене, что к нам в гости придет Бернард Хопкинс.

Зашла мать позвонить с нашего телефона. Свой она разбила, швырнув о стенку, потому что телефонная служба прислала ей счет на 2 376 215 фунтов 18 пенсов. Когда она позвонила в справочную ТС выяснить, откуда взялась столь неординарная цифра, служащая попросила ее подождать на линии. Мать терпеливо прослушала все «Четыре сезона» Вивальди целиком, после чего в трубке раздались короткие гудки. Она снова набрала номер и нарвалась на оператора, сидевшего «где-то в Индии»:

— На этот раз я слушала, как трубит слон, а потом музыку к какому-то болливудскому фильму.

Впрочем, мать склонна преувеличивать, и я не могу поручиться, что ее рассказ точно следует фактам.

Пятница, 21 декабря

Терапия.

Салли очень расстроена. Энтони отложил свадьбу на неопределенный срок. Говорит, волки важнее. И, как только новая кожа приживется, он возвращается в Канаду.

Побывал на приеме у доктора Рубик. Она сказала, что, судя по последним анализам крови, мой организм медленно откликается на лечение и что прогноз «относительно благоприятный».

Относительно? И только?

Пока я сидел в кабинете врача, позвонила Пандора:

— Я хочу сама с ней поговорить. Передай ей трубку, пожалуйста?

Доктор Рубик взяла трубку, и вскоре они с Пандорой увлеченно обсуждали мое здоровье и лечение. Я почувствовал себя незваным гостем. В какой-то момент доктор даже повернулась ко мне спиной.

Когда она вернула мне телефон, Пандора сказала:

— Возможно, я буду в Лестере на Рождество. И тогда заскочу повидаться с тобой.

Я возликовал.

Из больницы меня забрала мать. Заднее сиденье «мазды» было завалено банками с фасолью «Хайнц», тушенкой и сухим молоком, подпирал эту кучу мешок с длиннозернистым рисом.

— Странный набор продуктов к Рождеству, — заметил я.

— Это мои запасы, — пояснила мать. — Рождественская еда в багажнике.

— Зачем ты запасаешь продукты?

— Не нравится мне все это, Адриан, — вздохнула мать. — Дома не продаются, а Гордон Браун упорно отрицает наличие кредитного краха.

Кредитный крах! Где она понабралась таких выражений?

Спросил, что бы отец хотел получить на Рождество.

— Шесть белых носовых платков, либо шесть пар черных носков, либо диск Долли Партон, — отрапортовала мать.

Я точно знаю, что два ящика в комоде отца доверху набиты белыми носовыми платками и черными носками. И он гордится тем, что у него есть все песни Долли Партон, включая те, что она записала в свою бытность босоногой исполнительницей фольклора.

Суббота, 22 декабря

Проснулся ночью в поту. Мне приснилось, что я умер и лежу в гробу, а мимо меня чередой проходят друзья и родственники.

Мать, на секунду задержавшись у гроба, произнесла:

— Он был ужасным писателем.

Пандора рыдала, положив голову на мою холодную грудь:

— Он был моей единственной настоящей любовью.

Найджел наткнулся на гроб, и я выпал, стукнувшись об пол.

На этом месте я проснулся. Пересказал жене мой сон (эпизод с Пандорой я опустил).

— Когда мы только поженились, — проворчала Георгина, — мы дали обещание, что никогда не будем рассказывать друг другу свои сны. Так что будь добр честно соблюдать договор.

Осталось всего три дня. Я должен предупредить Георгину насчет Бернарда Хопкинса. Звонил мистер Карлтон-Хейес, пригласил меня, Бернарда и Хайтиша в понедельник вечером отметить Рождество, в меню выпивка и сладкий праздничный пирог.

Наконец-то! Я никогда не был у мистера Карлтон-Хейеса дома и в глаза не видел Лесли, потому до сих пор не знаю, мужчина это или женщина. Надеюсь, напитки будет разливать он/она.

Грейси продиктовала письмо Санта-Клаусу с просьбой о подарках:

Мы дожидались Георгину, чтобы торжественно сжечь письмо Санте в камине. Но Грейси в половине девятого заснула, а жена вернулась только в 11.05. Сказала, что к праздникам у нее накопилось много бумажной работы. Она принесла целый пакет сосновых шишек, собранных в угодьях Хьюго Фэрфакс-Лисетта.

Воскресенье, 23 декабря

Настроения моей жены становятся все более переменчивыми. Сегодня утром, когда я с удовольствием завтракал кукурузными хлопьями, она спросила:

— Тебе обязательно открывать рот, когда ты ешь?

— Разумеется! Как иначе я положу еду в рот? — удивился я.

Пять минут спустя она кинулась в мои объятия:

— Думаешь, мы еще сможем быть счастливы?

Интересный вопрос.

Понедельник, 24 декабря

^{Сочельник}

Терапия.

Принес Салли в подарок коробку шоколадных конфет с рождественской символикой. Она их не взяла — согласно правилам, больничному медперсоналу не разрешается принимать подарки от пациентов.

Я пытался всучить ей конфеты:

— Положите их в сумку, никто не узнает.

— Я узнаю, Адриан.

Начинаю понимать, почему Энтони предпочитает ей волков.

В магазине наблюдалась обычная предрождественская суматоха. В 5 вечера к нам начали вбегать люди и в панике хватать первое попавшееся. Мы продали всего Джейми Оливера и Найджелу Лоусон, а одна очумевшая женщина молотила кулаком в дверь в половине шестого, когда мы уже закрылись, умоляя ее впустить.

Я сжалился над ней. Ворвавшись в магазин, она запричитала:

— Сестра приезжает из Шотландии, она сообщила об этом только сегодня утром. Она уходит от своего проклятого жуткого мужа — опять. У нее пятеро детей, младшему год, старшему семь. И при чем тут я? Мы с ней не ладим, и ей известно, что я не выношу детей. Мы с Дереком собирались тихо, спокойно отпраздновать Рождество — немного копченого лосося, парочка бокалов шампанского и праздничный выпуск «Жителей Ист-Энда».

Я предложил ей сесть на диван передохнуть. Выбрал пять подходящих книжек и велел Хайтишу завернуть их в подарочную бумагу.

— Как вы любезны, — поблагодарила посетительница. — В новом году я — ваша постоянная клиентка.

— Увы, мадам, — встрял Бернард, — ничего постоянного нет, этот почтенный старый магазин закрывается. Конец эпохи. Придите в «Уотерстоунз» или в «Бордерз» — будут ли отпирать вам двери и заворачивать книги в красивую бумагу? Дождетесь ли вы такого обслуживания от прыщавых юнцов, которых они нанимают?

Когда она ушла, я вызвал такси. Угрюмый человек на другом конце провода сообщил, что оплата двойная по причине Сочельника.

Таксист был в шапке Санты.

— Простите, приятель, — обратился к нему Бернард с заднего сиденья, — но разве вы не последователь ислама?

Водитель обернулся к нему:

— Ну да, но детишки ведь любят Рождество, так?

— Рождество теперь не такое, как было раньше, — посетовал Хайтиш.

Бернард хлопнул его по плечу:

— Хайтиш, дубок ты наш столетний, Рождество осталось таким же, как было, это ты изменился.

Мистер Карлтон-Хейес живет в Стоунигейте, в огромном доме начала прошлого века. На его улице многие особняки превратили в дома для престарелых или в общежития для условно освобожденных. Дверь нам открыл поджарый пожилой мужчина с роскошной седой шевелюрой, в белом джемпере. Сняв одну из желтых хозяйственных перчаток, он пожал нам руки: