Таинственный всадник - Кэнхем Марша. Страница 24

Рос сидел спиной к яркому свету, лившемуся из окна, но ошибиться было невозможно: это он. Он был в форме, казавшейся ярко-красной на свету, рыжие волосы спрятаны под белым париком, и его улыбка, когда он обнажил два ряда неровных зубов, сверкала уже знакомым восхищением.

– Ах, мадемуазель д’Антон. Истинное удовольствие видеть вас в столь ранний час. Мы только что обсуждали празд–ные привычки молоденьких красивых женщин, которые не думают ни о чем и спят до полудня. Что скажете вы, Эдгар?

Потрясенная Рене медленно повернулась к третьему мужчине, который только теперь, с опозданием, следуя примеру Роса, встал. Эдгар Винсент был высокий, широкоплечий, сильный. Черты лица его были грубые, выражение тупое, брови срослись в одну черную линию, а карие глаза казались просто унылыми. Он не урод, но его не назовешь приятным мужчиной. Его манеры натянуты, речь вульгарна.

Рене почувствовала холодный взгляд. Лицо Винсента выражало явное разочарование – наверняка ему не понравился ее наряд. В их первую встречу он осматривал ее, будто покупал лошадь; казалось, вот-вот он проверит зубы и твердость икр на ногах. Сейчас губы кривились, а взгляд впился сначала в прическу, потом переместился на скромный вырез платья, которое, вероятно, показалось ему жеманным.

– Присоединяйтесь, дорогая, – сказал Рос, указывая на свободное место напротив. – Мы только что одержали незначительную победу над скупостью госпожи Пиджин, потребовав чего-то более существенного, чем каша и ветчина.

Краска, еще недавно заливавшая щеки Рене, исчезла так быстро, словно ей вскрыли вены. Она не видела Роса и не получала от него никаких известий после встречи в гостинице. Она была благодарна за отсрочку, но ясно видела по хищному свету янтарных глаз, что он не забыл тот инцидент.

– Да, присоединяйтесь к нам, – повторил за Росом Винсент, нетерпеливо помахав рукой.

Она посмотрела в тусклые карие глаза и внутренне вздрогнула от отвращения, но голос не должен был ее выдать:

– Я… спустилась лишь за Антуаном. Финн готовит коляску, чтобы отвезти нас в город. У меня есть дела…

– Они могут подождать, я уверен, – прервал ее Рос, нахмурившись. – У нас тоже есть дела, которые заслуживают гораздо большего внимания, чем ваши – разъезжать по городу и делать покупки. Мальборо, ради всего святого, если ты собираешься упасть в обморок, то по крайней мере прояви галантность, прежде чем упадешь.

Капрал действительно остолбенел при виде Рене и, торопясь выдвинуть для нее стул с высокой спинкой, нечаянно задел ее. Он казался почти мальчишкой, слишком юным, чтобы носить военную форму, – восемнадцать или девятнадцать лет, не больше; у него были круглые щенячьи глаза и гладкие щеки без всякого намека на щетину. Он был, возможно, на дюйм выше Рене, но смотрел так, как будто с радостью опустился бы на колени, если бы она потребовала.

– Мадемуазель, – произнес он почтительным шепотом.

Рене подошла к стулу, когда четвертый, наиболее прожорливый джентльмен фыркнул и чертыхнулся, а потом принялся оттирать пятнышко жира, брызнувшего на манжету.

– Разрази меня гром! Кто оставил ложку под таким углом! Смотрите, рукав испорчен, а еще нет десяти утра!

Рос бросил насмешливый взгляд в его сторону:

– И вы уже в третьем костюме за нынешнее утро.

– Серый я выбрал, доложу я вам, из-за погоды. К тому же коричневый нехорош с этими ботинками, а черный – просто пародия. Повсюду болтаются нитки. Морщит в швах. Если бы меня заранее предупредили о вашем приезде… – Фраза повисла в воздухе, а он огляделся и энергично поднял голову, чтобы впервые обратить внимание на Рене. – Мамзель, вы должны простить нашу невоспитанность. Меня подняли ни свет ни заря и посадили в карету. Я даже не успел испытать удовольствия от бисквита и чая, а мне было просто необходимо подкрепиться, чтобы сразиться с бессонницей. Чертов зуб, чтоб вы знали. Он мучил меня, даже когда я попытался жевать гвоздику. Разрази меня гром, если я не пошлю сейчас же человека поймать в реке лягушку и не привяжу ее к своей голове!

Все молчали, но любопытство возобладало над Винсентом, и он спросил:

– Ради Бога, зачем вашей голове лягушка?

– Ну, говорят, она помогает от зубной боли или от мигрени, и очень быстро.

Рене почувствовала, что ее сердце замирает в груди. К счастью, не одна она следила пораженным взглядом за джентльменом, когда он нес тарелку к дальнему концу стола, продолжая разъяснять лекарственные свойства лягушек и жаб.

Она была даже благодарна ему за длинную тираду, потому что его безумная речь давала ей время хотя бы отчасти оправиться от удара.

Нет, ничего знакомого в его облике не было. Если бы она встретила его на улице, то никогда бы не посмотрела на него дважды. И никогда бы не узнала в этом чопорном типе мрачно-красивого, опасного мужчину, который явился к ней через окно ее спальни.

От манеры, в которой он произнес слово «мадемуазель», ее руки покрылись гусиной кожей. Произношение было такое, что никто не мог бы его скопировать: он сказал «мамзель». Капитан Старлайт, ее призрак, полуночный любовник, оставивший ее в незабываемом восторге от великолепных мускулов, первородной силы и неоспоримой мужественности.

Что он здесь делает? Почему Тайрон оказался рядом с Росом и Винсентом? В одной компании?

В панике Рене оглядела стол.

– Вы, конечно, не можете ничего сказать, – промолвил Рос. – Все эти глупости о достоинствах лягушек стали уже привычными, правда, несколько утомительными, но ради гармонии в нашей работе можно и потерпеть. Но, я полагаю, вы должны познакомиться с этим джентльменом. Мадемуазель Рене д’Антон, я имею честь представить вам господина… Тайрона Харта, эсквайра.

Позже она поклялась бы, что Тайрон семенил ногами, когда шел к ней, чтобы отвесить низкий поклон и прикоснуться к ее руке.

– Мамзель, – сказал он, прикоснувшись губами к ее ладони, – ручаюсь вам своей честью, что во всем происходящем сейчас виноваты эти два господина. Они вытащили меня из постели в безбожно ранний час. Но с этим я уже смирился. Для вас же обнаружить банду бродяг, явившихся без всякого предупреждения, тяжело, не правда ли? Прошу вас принять мои самые искренние извинения, мамзель. Я никогда бы не одобрил подобное вторжение, если бы узнал об их намерениях заранее.

Когда Рене улучила момент и заглянула Тайрону в глаза, ей показалось, что она видит в ясных серых глубинах поддержку, а она ей сейчас так нужна, чтобы вернуть на место словно с цепи сорвавшееся сердце.

– Не стоит извиняться, месье, – сказала спокойно Рене. – Я уверена, ничего нельзя было изменить.

Он отвесил еще один поклон и возвратился на свое место. Рене заметила некоторую натянутость в его поведении и поняла, что он не был уверен в ее первой реакции.

Зная, что теперь она не одинока, чувствуя, как замешательство и паника понемногу отступают, Рене положила дрожащие руки на колени и изобразила вежливую улыбку, обращаясь к Винсенту:

– Вы должны простить мне мое удивление, месье, поскольку мы не ожидали вас до конца недели.

– У меня были дела в Уорике. Пришлось уехать из Лондона скорее, чем я предполагал.

– Понимаю. – Она облизнула губы. – А мой дядя?

– Я слышал, подагра снова скрутила лорда Пакстона, – объяснил Рос, – и это служит ему оправданием, чтобы устраниться от чрезвычайных дебатов в палате лордов, и потому вам не стоит удивляться, если вы увидите его только завтра или послезавтра.

– Это правда, – спросил Харт, прикладывая салфетку к губам, – что там ничего существенного, кроме ссор и препираний политиков, в эти дни не происходит? Я слышал, будто Фокс требует, чтобы наша армия вернулась домой из Франции, в то время как господин Уильям Питт настаивает совсем на другом: он утверждает, что мы должны послать наш флот в Средиземноморье до того, как этот выскочка Наполеон приберет к рукам всю Италию и станет серьезной угрозой на наших торговых путях.

– Я не политик, сэр, – заявил Винсент. – Но я за то, чтобы дать коленом под зад кому надо, а наша армия это и делает.