Таинственный всадник - Кэнхем Марша. Страница 43

Было ровно десять часов вечера, когда они с Антуаном спустились по главной лестнице. Рене на секунду заколебалась и остановилась, услышав хриплый мужской хохот, доносящийся через открытые двери из главной гостиной.

Антуан остановился рядом с сестрой.

– Соберись, призови все свое мужество, мой дорогой, – прошептала она.

Я бы предпочел иметь один из пистолетов Капитана.

Пораженная Рене взглянула на него, но он только протянул руку и неуверенно улыбнулся сестре.

Эдгар Винсент стоял возле камина, держа бокал с вином. Он был похож сейчас на большого черного ястреба с белыми боками. Он разговаривал с двумя джентльменами, и они показались Рене знакомыми, хотя их имен она не припомнила. Леди Пенелопа, ее тетя, сидела у другого края камина и беседовала с женщиной такого же накрахмаленного вида, как она сама, а дядя стоял поодаль, и его поза и выражение лица являли лучший образец парламентария. Он был крупный мужчина с уже откровенно выпиравшим животом и короткими тонкими ногами, затянутыми в синий атлас.

Если предположения Тайрона Харта верны – Рене смотрела теперь на своего дядю спокойно и трезво, – он еще объ–явит себя монархистом, сочувствующим тяжелому положению аристократов из Франции. Кто бы поместил состояние своего семейства в банк, владелец которого не верит в корону?

– Мадемуазель д’Антон! Рада видеть вас снова!

Громкое приветствие, произнесенное в нос, раздалось слева, где стояли две моложавые женщины, которых Рене поначалу не заметила. Она узнала голос и говорившую по складкам кожи на затылке и по длинному крючковатому носу – это была Рут Энтвистл, известная под недобрым прозвищем мисс Носарь.

Вспомнив имя и даже прозвище, Рене почувствовала себя увереннее и припомнила имя еще одного присутствующего – сэра Джона Энтвистла, одного из господ, беседующих с Эдгаром Винсентом. Именно леди Джудит Энтвистл, мать мисс Носарь, подталкивала леди Пакстон рукой и что-то шептала.

Заметив прохладную реакцию тети, Рене улыбнулась и присела в вежливом реверансе перед мисс Носарь.

– Как приятно снова вас видеть, мисс Энтвистл, и как замечательно, что вы и ваша семья посетили этот дом. Я полагаю, дороги были не слишком размыты?

– О, моя дорогая, они невероятно ужасны. Я только что говорила моей дорогой сестре Феби, что я так часто не подпрыгивала на папиных коленях, будучи еще младенцем. Но даже из-за таких кошмаров природы мы не могли пропустить праздника, пускай бы на нас излились сразу все дожди мира. – Маленькие дикие глазки вспыхнули и устремились на Антуана. – Прелестный! Я забыла, какой красивый и представительный у вас брат. – Она утопила взгляд в водопаде бургундского шелка. – Ваша милость, вы, конечно, помните Феби?

Рене почувствовала, как напряглось тело Антуана, стоявшего рядом, а мисс Носарь уже толкнула вперед сестру, чтобы ее заметили. Мальчику, конечно, всего тринадцать, но он герцог, а в их семействе все восемь детей – девочки.

– Я боюсь, вам придется извинить нас, мисс Энтвистл, поскольку мы не видели еще наших тетю и дядю после их приезда в Ковентри.

– Конечно. – Когда она улыбнулась, кончик носа коснулся передних зубов. – Но мы будем с нетерпением ожидать вас. Вы ужинаете с нами, мы вас монополизируем.

– Рене. – Голос лорда Пакстона звучал холодно и сухо, густая синь его глаз стала чуть мягче, он небрежно поклонился. – Я полагаю, вам было хорошо здесь в прошедшие недели?

– Благодарю вас, да. – Не в силах заставить себя вежливо опустить глаза, Рене неотрывно смотрела на шрам на мочке уха, спрятанного под тщательно уложенной волной волос. – Полковник Рос сказал мне, что ваша подагра доставила вам некоторые неприятности, – пробормотала Рене, по-прежнему глядя на него. – Или он ошибся?

Пакстон проследил за ее пристальным взглядом: Рене пыталась обнаружить повязки на ногах или трость.

– Боже, как я устал, – поморщился он. – Это блеяние и рев в палате вывели меня из себя. Вопли днем и ночью. И все потому, что Наполеон рассеивает австрийскую армию, словно кегли, и стирает господина Питта в порошок. Хотят, чтобы мы послали отряды в Италию. Хотят, чтобы мы отправили Нельсона и целый флот в Средиземноморье только для того, чтобы схватить за руку какого-то вислозадого командующего артиллерией, который воображает себя завоевателем. Вполне достаточно, чтобы от всех этих воплей и речей случился приступ подагры. Я был рад, что у меня есть веский предлог для немедленного отъезда.

Сэр Джон и Эдгар Винсент подошли поближе. Изучив все, что можно было рассмотреть в низком вырезе платья, жених обнял Рене за талию.

– Я могу посочувствовать вам, Пакстон. Эти последние три дня тянутся так долго, как вечность.

– Вы будете слишком заняты, чтобы замечать время, – пообещала леди Пенелопа и с улыбкой, столь же претенциозной, как ее вздернутая бровь, обратилась к Рене: – Завтра мы устроим здесь маленький прием – для весьма узкого круга.

Антуан стоял за спиной Рене, прячась за ней, как за щитом, но леди Пенелопа не могла позволить подобного.

– Выходи-ка, племянник, поздоровайся с гостями как полагается, – проскрипела она.

Антуан выступил вперед. Он посмотрел на леди Энтвистл и вежливо поклонился, потом сделал то же самое, повернувшись к тете.

Произнося каждое слово преувеличенно заботливо, она спросила:

– Ты не можешь сказать даже «привет»?

Губы Антуана задвигались, он ответил без слов по-французски, и Рене опустила ресницы, чтобы никто не увидел выражения ее глаз.

– Что он сказал? – требовательно спросила леди Пенелопа.

– Он сказал: вы отвратительная корова. Я надеюсь, что вы задохнетесь, когда ваш рот набьют вашимсобственнымдерьмом . Вот и все, мадам, большое удовольствие видеть вас снова.

Глава 21

Вечер тянулся три бесконечных часа. В глубине пяти карет оказались корзины с едой и вином; гости ели жареных птичек – зуйков, свежую форель и жареного ягненка, на столах стояли глубокие тарелки с овощными салатами, за–правленными маслом и пикантными соусами, – деликатесами, которых ни повар, ни домоправительница никогда не готовили для Рене и ее брата.

Когда мужчины с сигарами удалились, две леди постарше и мисс Носарь заявили, что они слишком утомились и не могут задерживаться в гостиной. Это сообщение обрадовало Рене: ее глаза болели от усталости, а скулы свело от необходимости весь вечер сохранять на лице улыбку.

Финн ожидал окончания ужина, чтобы позаботиться об Антуане. Он сообщил, что повидал Тайрона Харта и что их пациент больше ни в чем серьезном не нуждается. К утру он должен уйти, но с точки зрения Финна – Джеймса Финнерти, – он мог бы покинуть башню и пораньше.

Рене устало кивнула, принимая его слова к сведению, но когда она легла в кровать и обняла пышную подушку, то поняла, что не сможет уснуть.

Она подошла к окну, всматриваясь в темноту. Через секунду Рене накинула пеньюар, зажгла огарок свечи, осторожно выглянула в холл, потом скользнула в дверь и пошла по коридору, запрещая себе даже думать о том, что она делает. Нырнув за гобелен, она легко открыла дверь старой башни.

Девушка быстро поднималась по ступенькам и остановилась только на самом верху лестницы. Узкая полоска света просачивалась из-под двери. С бьющимся сердцем Рене повернула ключ в замке и приоткрыла дверь на несколько дюймов. Кровать была пуста.

– Месье?

Холодный металлический щелчок заставил ее оглянуться. Тайрон возник из темноты и встал у нее за спиной. В руке он держал один из своих пистолетов. Увидев ее потрясенное лицо, он отвел оружие в сторону.

– Что вы делаете? – спросила она, задыхаясь. – Куда вы собрались?

– Я только что вернулся на самом-то деле. Я устал слушать Пакстона и сэра Джона Энтвистла, эти их дебаты о причудах войны на два фронта.

– Вы были в главном доме?

– Я действовал осторожно. – Холодный серый свет его глаз был устремлен на ее волосы, разметавшиеся по плечам. Ее пояс соскользнул – в спешке узел был затянут слабо, и пеньюар распахнулся, открывая тонкую ткань рубашки. – А вы, мамзель? Я мог бы задать вам тот же самый вопрос: почему вы бродите в столь привлекательном виде – в дезабилье?