Роковой поцелуй - Хейер Джорджетт. Страница 69

По возвращении их встретила миссис Скаттергуд и, выразив удивление при виде своего молодого кузена (она не ждала, что он появится в Брайтоне так скоро), пригласила его побывать вместе на спектакле нынче вечером. Он принял приглашение с явным удовольствием и, еще немного посидев с обеими дамами, откланялся, пообещав встретиться с ними уже в театре.

Театр, мимо которого миссис Скаттергуд и мисс Тавернер уже проходили во время утренней прогулки, располагался на Нью-Роуд. Здание его, хотя и не поражало размерами, имело очень приятный вид и предлагало все удобства для зрителей. Партер и галерка оказались просторными и вместительными, а два яруса лож, задрапированных занавесями с золотой бахромой, готовы были принять даже более благородную публику. Ложа регента, находящаяся слева от сцены и отделенная от остальных позолоченной решеткой, пустовала, зато почти все другие были заняты. Все то время, что еще оставалось до поднятия занавеса, мисс Тавернер раскланивалась со знакомыми; миссис же Скаттергуд внимательно разглядывала шляпки и тюрбаны на дамах, решив, что все они, в конце концов, уступают ее собственной.

Во время первого антракта в ложу к ним наведались несколько джентльменов, среди которых был и полковник МакМахон, явившийся в сопровождении мистера Льюиса и пожелавший, по его словам, напомнить о себе миссис Скаттергуд. Ей пришлось представить его мисс Тавернер, от которой он не отходил уже ни на шаг, попеременно забавляя и ужасая ее своим подобострастием, а также манерной аффектацией. Он позволил себе выразить удивление, ведь не познакомился с ней раньше, а, узнав, что девушка еще не имела чести быть представленной принцу-регенту, заверил: она в самом ближайшем будущем непременно получит приглашение в Павильон.

– Позволю себе высказать надежду, – с важным видом изрек он, – что вы останетесь весьма довольны как внутренним убранством, так и его королевским высочеством. Подобные манеры не часто встретишь. Его сиятельство в высшей мере любезен и обходителен. Вот увидите, вы полюбите его всей душой, да и он, смею предположить, останется чрезвычайно доволен вами.

Джудит с трудом сохранила невозмутимое выражение лица, когда благодарила его, радуясь про себя тому, что антракт почти закончился. Ему пришло время возвращаться на свое место; полковник отвесил ей низкий поклон и удалился, самодовольно потирая руки.

А вот во время второго антракта имело место обстоятельство, отравившее мисс Тавернер все удовольствие. Она вдруг почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд и, посмотрев на ложи напротив, заметила – граф Бэрримор пристально разглядывает ее в лорнет.

Джудит сразу же узнала его, а злорадная улыбка, скользнувшая по его губам, свидетельствовала о том, что и он узнал ее. Подтолкнув локтем своего соседа, граф указал на нее и задал вполне очевидный вопрос. Мисс Тавернер без труда догадалась, какой именно, поэтому, зардевшись, поспешила отвернуться.

Она старательно избегала смотреть в его сторону, но Перегрин, окинув партер скучающим взглядом, внезапно воскликнул:

– Кто этот господин, столь пристально таращащийся в сторону нашей ложи? Клянусь честью, я намерен подойти к нему и осведомиться, что это означает!

– На вашем месте я не стал бы обращать внимание на подобную дерзость, – ответил капитан. – Это всего лишь Косолапый, а Бэрриморы, надобно вам сказать, никогда не отличались учтивыми манерами. Знай вы Грешника, покойного графа, этот показался бы вам сущим ангелом.

Однако Перегрин, хмурясь, продолжал смотреть на противоположный конец партера.

– Да, но он, как мне кажется, пытается привлечь наше внимание. Джу, ты ведь с ним не знакома, не так ли?

Она мельком взглянула в ту сторону. Граф послал ей воздушный поцелуй, и капитан Одли повернулся, с удивлением глядя на нее.

– Моя дорогая мисс Тавернер, вы знакомы с Бэрримором?

В смятении она поспешно ответила:

– Нет-нет, что вы! Я никогда в жизни не разговаривала с ним.

– Что ж, в таком случае, я сейчас подойду и сообщу ему об этом, – заявил капитан, поднимаясь со своего места.

Джудит, положив руку ему на рукав, испуганно воскликнула:

– Не обращайте внимания! Очевидно, он обознался. Видите, он и сам понял свою ошибку и более не смотрит в эту сторону. Прошу вас, присядьте, капитан Одли!

Врожденная вежливость заставила капитана повиноваться, однако, судя по выражению лица Одли, объяснение Джудит никоим образом его не удовлетворило. Но тут начался третий акт, а благодаря тому, что граф удалился еще до начала комедии, в тот вечер ничего досадного более не случилось.

Однако вскоре она в полной мере ощутила на себе все последствия того, что он узнал в ней бесстрашного кучера. Граф Бэрримор без стеснения рассказывал про обстоятельства своего знакомства с ней, и к тому времени, как следующим вечером в сопровождении миссис Скаттергуд она вошла в зал собраний в «Старой шхуне», ее имя было уже у всех на устах, а две дамы, до этого обращавшиеся к ней с подчеркнутой любезностью, едва удостоили Джудит высокомерного кивка. Сердце девушки упало.

Комнаты были переполнены, и бо́льшую часть собравшихся составляли офицеры, которыми, в силу того, что казармы кавалерии располагались неподалеку от Брайтона, по дороге на Льюис, городок кишел всегда и в любое время года. Церемониймейстер представил мисс Тавернер некоторых из них, рангом пониже, но первые два танца она отдала капитану Одли.

Быть может, всему виной было ее воображение, однако ей показалось, будто она уловила некую сдержанность в его манере, а в обычно смеющихся глазах бравого капитана ей почудился упрек. Спустя некоторое время Джудит произнесла самым небрежным тоном, на какой была способна:

– Смею предположить, вы уже слышали о моем шокирующем поведении, капитан Одли. Вы возмущены? Считаете возможным для себя общаться со столь отвратительной особой, как я?

– Полагаю, вы имеете в виду свою поездку в город. Но я не стал бы описывать ее в таких выражениях.

– Но вы ее не одобряете. Я же вижу, вы дурно отнеслись к тому, что я сделала.

Он улыбнулся.

– В таком случае, мое выражение лица обманчиво. Я думаю о вас дурно! Этого просто не может быть, уверяю вас!

– Ваш брат очень сердит на меня.

Он не ответил, и через несколько мгновений Джудит с неуверенным смешком добавила:

– В конце концов, все было не так уж плохо.

– Нет конечно. Вы не можете поступать дурно. Давайте скажем, что это было не очень мудро.

Джудит вдруг ощутила комок в горле; с трудом проглотив его, она ответила:

– Знаете, мне решительно нет до этого никакого дела. Я не имею привычки с трепетом относиться к общественному мнению. Но ваш брат, как я вижу, не пришел сюда сегодня.

– Его пригласили на ужин друзья, однако, думаю, он скоро придет.

В следующий момент они разошлись в танце, а сойдясь снова, сменили тему и до тех пор, пока музыка не смолкла, говорили о чем-то другом.

Возвращаясь под руку с капитаном к тому месту, где они оставили миссис Скаттергуд, мисс Тавернер вдруг заметила, что в комнату вошел Уорт и о чем-то оживленно разговаривает с ее дуэньей. Судя по тому взгляду, который метнула в ее сторону миссис Скаттергуд, Джудит уверилась: речь идет именно о ней, и потому приветствовала своего опекуна с крайней сдержанностью.

Его поклон получился сугубо официальным, и он даже не улыбнулся, а в течение тех нескольких минут, что оставался рядом с ней, говорил о сущих пустяках, ни словом не обмолвившись о событиях вторника, однако мисс Тавернер не сомневалась: мысленно он то и дело возвращается к ним. Его вид живо напомнил ей о стыде и унижении, испытанных ею во время последней встречи с ним. В глазах его по-прежнему не было и намека на улыбку, а манеры графа не смягчились, дабы облегчить Джудит муки совести. Как только внимание девушки отвлек один из офицеров, пригласивший ее на очередной танец, граф незамедлительно отошел в дальний конец комнаты и занял место напротив молодой леди в просвечивающемся платье из желтой шелковой тафты. Бальный зал он покинул еще до того, как подали чай, так и не соизволив пригласить свою подопечную на танец. Джудит заметила, как он уходит, и почувствовала себя самым несчастным созданием на свете. Что до его вкуса, то он ее не впечатлил совершенно, поскольку, на ее взгляд, леди в желтой шелковой тафте отнюдь не отличалась красотой – собственно говоря, в ней не было решительно ничего, что могло привлечь графа на все то время, которое он оставался на балу.