Создана для любви - Мейсон Конни. Страница 32

– Вот так просто? И вы ждете, будто я поверю вам, Адам?

– Надеюсь, вы мне поверите.

– А Гвен?

– Я уже пытался объяснить вам по поводу Гвен. Она ничего для меня не значит. И никогда не значила.

– Тем не менее вы собирались жениться на ней, когда в вашей жизни появилась я.

– Гвен была частью плана. Я… я думал, что нуждаюсь в ней, – объяснил Адам.

– И вдруг выяснилось, что она вам больше не нужна? Поразительно!

– У меня есть вы, любимая. Вернувшись в Америку, я думал, что больше никогда вас не увижу. Вы собирались выйти за Чарльза, и я знал: вы ненавидите меня за то, что я сделал с вами. Гвен была нужна мне для… целей, о которых не могу распространяться, но точно не для любви.

– В ту ночь, когда я потеряла нашего ребенка, вы собирались с ней переспать, – дрожащим голосом обвинила Алекса Адама. Ее раны были слишком свежи, чтобы говорить спокойно.

– Да, Алекса, это так, но, Господь свидетель, я жестоко за это наказан. Я хотел не Гвен, а вас, однако боялся причинить вред вам или ребенку. Планировал посетить бордель. В тот вечер много пил и, когда Гвен предложила себя, бездумно согласился. Но я сделал это не для того, чтобы обидеть вас, ни в коем случае. Уже тогда я понимал, что люблю вас. Гвен была всего лишь жалким заменителем женщины, которую я желал на самом деле. Думаете, я не проклинал себя за похоть снова и снова с той ночи?

Признание Адама ошеломило Алексу, лишив ее дара речи. Неужто Лис был прав, утверждая, будто Адам любит ее? Откуда он знал? Стоит ли поверить Адаму, если она знает – он не достоин ее уважения и любви? Все эти мысли роились у нее в голове, пока она представляла жизнь в роли любимой жены Адама, а не просто женщины, на которой он был вынужден жениться.

– Алекса, о чем вы думаете? – Адам набрался смелости обнять ее и, не встретив сопротивления, стал усыпать нежными поцелуями ее макушку. – Вы до сих пор меня ненавидите? Неужели мои слова ничего для вас не изменили?

– Я думаю, вы просите от меня чересчур многого и чересчур скоро. Ребенок…

– У нас будут еще дети. Много детей.

– Этот был особенным.

– Что в нем такого особенного? – резко спросил Адам.

– Был и все тут. К чему этот перекрестный допрос? Достаточно сказать, что вне зависимости от обстоятельств, при которых он был зачат, я его хотела.

«Даже при том, что он мог быть от Лиса», – хотела добавить она, однако смолчала.

– Я тоже, любимая. И я хотел вас. По-прежнему хочу, до безумия.

– Не давите на меня, Адам. Оставим все как есть до вашего возвращения.

– Вы обещаете ждать меня?

– Да, я буду здесь, – медленно проговорила Алекса.

– Я не могу уехать, не занявшись любовью с вами, Алекса. Вы нужны мне. Я хочу, чтобы долгими ночами, которые мне предстоят, меня грели воспоминания о ваших объятиях.

– У меня есть выбор? – вдруг осмелев, озорно спросила Алекса. Она уже так давно не принимала любви Адама. А точнее – с первой брачной ночи. Мысль об этом внезапно раззадорила и взволновала ее.

– Ни малейшего, – просиял Адам, не веря своему счастью.

Во рту у него пересохло, в горле стоял ком, когда он медленно раздевал Алексу, с мучительной скрупулезностью целуя каждый оголенный участок. Полностью оголив ее, разделся сам и осторожно уложил на постель, замерев, чтобы воздать ей хвалу взглядом затуманенных глаз и признаться в любви каждой части ее тела. Вихрь его страсти кружил Алексу, неодолимо увлекая в свою пучину и заставляя поражаться силе собственного желания.

Его руки двигались нежно, дотрагивались до грудей, потом соскальзывали на гладкие, округлые ягодицы. Он трепетно касался губами ее губ. Его язык исследовал впадинку внизу тонкой шеи, ложбинку между упругих грудей. Потом он метнулся вниз, и его губы запорхали по ее бедрам, плоскому животу, ниже, ниже… Она ахнула.

Когда руки Адама мягко раздвинули ей бедра, Алекса почувствовала, что ее уносит, жар бьет в ней ключом. А затем время остановилось – руки, губы и язык Адама принялись тщательно, с мучительной неспешностью исследовать ее самые сокровенные глубины. И вот он экстаз. Только когда Алекса перестала дрожать и Адам почувствовал, что ее пальцы коснулись его мягких рыжевато-каштановых волос, он поднялся над ней, прижавшись твердой пульсирующей плотью к ее бедру. Он взял ее руки, направив их, и застонал от удовольствия, когда она обхватила головку.

Не в силах больше ждать ни минуты, Алекса взглянула на него и радостно вскрикнула, когда он медленно вошел в нее. Глаза Адама сияли в темноте точно два туманных серых озера, мерцающих в ночи и отражающих его тоску по ней. Всякая сдержанность сгорела, и они ринулись навстречу всем наслаждениям. Пылая жаркой, взрывной, кипучей страстью, двигались вместе, сначала медленно, потом быстрее, повинуясь обоюдному желанию, толкавшему их все выше и выше.

Алекса хватала воздух жадными, судорожными глотками в такт искусным рывкам Адама, уносившего ее к таким вершинам наслаждения, о которых она даже не мечтала. Так они парили вместе, пока не достигли вершины чувственного удовольствия и не взорвались дождем феерических ощущений. Алекса закричала, и Адам ответил ей долгими стонами побежденного.

Адам крепко обнимал Алексу, упиваясь вместе с ней удовлетворенностью и спокойствием.

– У нас всегда так будет, любимая, – пообещал он, – если ты позволишь.

А потом они оба провалились в глубокий сон счастливых любовников.

Ночью Адам разбудил ее долгими, дурманящими поцелуями, ласково и вкрадчиво касаясь ее плоти. Вскоре между ними снова вспыхнуло пламя страсти. Утолив первый голод, они уже могли не спешить, а бесконечно исследовать, возбуждать и нащупывать подходящий ритм. Распаляя страсть Алексы, Адам наливался силой до тех пор, пока наконец не поднялся над ней и не вонзился в самую глубину, полностью погрузившись в ее лоно и заставив безоговорочно покориться его восхитительному владычеству. После всего Алекса изумлялась чувству удовлетворения, буквально пропитавшему ее хрупкое тело.

– Быть может, сегодня ночью мы зачали новую семью, – улыбнулся Адам в темноте. – Вы бы хотели этого, любимая?

– Я… не знаю, Адам. Нет, если кроме ребенка нас больше ничего не будет связывать.

– Я люблю вас, Алекса. Знаю, снова и снова причинял вам страдания, и все из‑за обманчивого чувства под названием «месть». Я прошу вас простить меня.

По какой-то неясной причине Алекса не смогла выразить в словах свои эмоции. Ей как будто доставляло некое извращенное удовольствие сдерживать собственную любовь. Но после случившегося между ними она поняла: чувство к Адаму все время жило в глубинах ее сердца. «Стоит ли позволять этому зернышку пускать корни и расти, тем самым выполняя обещание, данное Лису?» – эмоционально истощившись, гадала она. Пусть время покажет, тем более его теперь будет много.

Открыв глаза в сереющей предрассветной тьме, Алекса сразу почувствовала, что Адама рядом нет.

– Ах, Адам, – простонала она в пустой комнате. – Надо было сказать тебе о своей любви, пока ты не ушел!

Это признание пришло откуда-то вне логики или здравого смысла. С самого начала Алекса чувствовала, что их связывает нечто особенное, однако жажда мести, направленная на ее отца, мешала Адаму увидеть ее такой, какая она есть.

Алекса понимала: признание в любви дорого далось Адаму, он боролся против растущей привязанности к ней и ребенку, которого она потеряла. Странно, она еще сильнее любила его за то, что он переступил через свою гордость и попросил прощения.

«Возвращайся ко мне целым и невредимым, Адам!» – мысленно заклинала Алекса. – Возвращайся ко мне и позволь любить тебя».

Шли дни. Алексу никто не навещал. Никто не смел наносить визиты после фиаско женщины на генеральском приеме. Хотя ее дом находился всего в часе езды от города, она как будто жила на краю света. Она не слышала ничего, кроме сплетен, повторяемых прислугой. Утешало только то, что она наконец познакомилась с Мэри Форбс, молодой женой распорядителя. Однажды Алекса, собравшись, поехала в аккуратный, безукоризненно чистый коттедж, выделенный Адамом для пары.