Libertango на скрипке - Блик Терри. Страница 16

бургеры и пить газировку, в честь праздника. А меня не будет до самого вечера, потому что

кое-кто должен послужить государству! – Александра вдруг ощутимо нежно обняла мать и

прошептала только ей: «Весна, мамочка, это так прекрасно…».

Такт 6

Кира почти всю ночь простояла у окна. Туман рассеялся так же внезапно, как упал, и

неверными огоньками мерцали звёзды сквозь густую, чернильную темноту. В квартире стояла

мягкая тишина. Кире не хотелось слышать ни одного звука, потому что внутри осенним огнём

пылал голос Александры, и тревожно звенели нервы-струны: осталось немного, совсем

немного, она уже в городе, как же мы встретимся, как много хочется сказать, как уйти от

развернувшегося неба внутри, как умолчать… как же не думалось, что встреча с тобой будет

именно такой, именно так, что жажда быть наполненной, выплеснутая ввысь, обернётся такой

лавиной… можно было быть океаном – мощь и одиночество одновременно, и пусть океану

тесно в его ложе, но он есть, и этого достаточно. Зачем попросила пробить перешеек к другому

океану? И что будет, когда оба они встретятся? Поглотит ли одна пучина другую или будет

единой, и выживет ли всё то, что есть внутри?.. Если бы можно было жить, как живут многие: люди, семьи, быт, насущные потребности… почему книги дали мне больше, чем реальная

жизнь? Почему я так сильно чувствую то, что написано, то, что сыграно, и так редко встречаю

вокруг себя что-то, хотя бы отдалённо похожее? И почему мой взгляд, мой ум слишком остры, слишком цепки, зачем я вижу-слышу-понимаю так много? Лица, жесты, взгляды – они

читаются гораздо легче, чем музыка или хорошая книга. Редко-редко сейчас бывает, когда кто-

то чем-то зацепит, заинтересует, заставит оглянуться или замереть… Но Александра… Откуда

она? Невероятно всё: глаза, голос, поступки… может, я старательно обманываюсь, думаю, что

Байкал, а здесь море Азовское? Не может быть… завтра… нет, уже сегодня, дотянуть бы, дождаться, посмотреть – может, я пойму, что в ней за сила? Может, я всё придумала себе?

Может, всё пригрезилось? Но ведь она звонит, значит, не всё… Как же хочется быть

откровенной, открытой, как не хочется одевать слова в шутливую броню, ожидать коварства, как не хочется вилять… Но разве можно не скрываться? Как не испугать? Как вовремя понять, что можно говорить, что нельзя, как смотреть, чтобы глаза не выдали… Вопросы, вопросы, сомнения, страхи… и вздрагивают воспоминания…

К пяти утра, когда небо стало огромным прозрачным опалом и занялось светом, Кира

свернулась клубочком на матрасе и задремала, чтобы проснуться рывком от бешено стучащего

сердца: проспала… Резко села, отчего перед глазами всё поплыло, вдох – выдох, потянулась, немного успокоилась. Понимая, что сердце так и будет теперь в горле стоять, Кира занялась

привычными утренними делами: разминка, душ, кофе. Долго стояла, размышляя, что надеть. За

окном небо синело оттаявшей таёжной водой, солнечный огонь облизывал стёкла, ветер

носился вольным псом, играя с облаками, и изо всех открытых окон веяло сладкой свежестью.

Несколько раз обведя гардероб взглядом, Кира поняла, что ей сегодня хочется чувствовать себя

уверенно, свободно и легко, значит, это будут любимые тёмно-синие джинсы, клетчатая

голубая с белым подбоем байковая рубашка, кремовое пальто и любимые ботинки в цвет, в

которых можно было обойти весь Петербург, не замечая усталости. В сумку Кира побросала

телефон, диктофон, бумажник, очки, повернулась к зеркалу, огляделась: хорошо. На голову

пришлось повязать платок: слишком коротко, да и слишком резко выделялся шрам, а

провоцировать сегодня ей никого не хотелось. Кира собиралась поехать к БКЗ «Октябрьский», где собирались все, кто хотел что-нибудь «продемонстрировать». Конечно, Кире предстояла

работа – редактор направил ей задание продолжить тему ЛГБТ и, если сообщество выйдет на

праздник, сделать несколько прямых репортажей с места. Но была и другая, сейчас почему-то

казавшаяся ей гораздо более важной, причина: может быть, ей повезёт, и она увидит

Александру раньше, потому что ждать до назначенного часа было слишком трудно... Кира даже

застонала: да что ж такое, отпустит меня эта женщина хоть на немного или нет?!... Так, вроде бы

готова. Фотоаппарат? Где же он? Ох ты ж, ну почему всегда всё… Вот он!

Кира забросила фотоаппарат в сумку и выметнулась из дома. Теперь главное – не опоздать.

***

Александра проворочалась половину ночи. Ей не давали покоя мысли о предстоящей встрече.

Да, после первой встречи с Кирой Александра теперь знала гораздо больше о людях, живущих

отвергаемой государством жизнью, но именно теперь она не могла говорить уже настолько

уверенно и сохранять отстранённую дипломатичность: среди научных исследований и

беспристрастных обзоров были и реальные истории, которые очень редко закачивались хорошо.

Чаще всего люди писали о трагедиях. Это тоже было объяснимо: счастливые об этом не кричат, тем более счастливые тайно, но и то, что попадало в сеть, иногда шокировало, иногда ужасало, и всё больше взывало если уж не к сочувствию и оправданию, то к пониманию – точно.

Александра старалась не думать, что нервозность вызвана не только предстоящим разговором

на сложнейшую тему. Но это было из разряда «не представляй белую обезьяну». Всю

сознательную жизнь Александра принимала решения, отвечала за свои мысли и дела, и не было

ещё такого, чтобы она от чего-то пряталась. Вечерний разговор с Кирой только подтвердил: Александру непреодолимо привлекает Кира. Это было настолько редким явлением в её

взрослой жизни, что не понять было невозможно. Александра не могла понять, какие чувства

вызывает в ней эта девушка, но желание увидеть её и поговорить было настолько сильным, что

и пугало, и окрыляло одновременно.

Ближе к трём ночи Александра задремала, а в шесть утра уже была на ногах. Но усталости от

недосыпания не чувствовалось, наоборот, почему-то хотелось петь. Но приходилось вести себя

тихо, потому что домашние на демонстрацию не собирались, и Александре не хотелось никого

будить. Была ещё одна причина: ей не хотелось, чтобы блестящие глаза и мурлыканье под нос

стали поводом для расспросов: что она могла ответить? Что так радуется встрече с человеком, которого видела два раза в жизни, причём один раз – в криминальной разборке?

Александра быстро позавтракала, тщательно оделась и вышла к ожидавшему её автомобилю.

Святослав отвезёт её к месту сбора, а потом она его отпустит. Ей не хотелось, чтобы

внимательный взгляд сопровождающего смутил Киру. Да и встречаться с журналисткой

Александра решила без очевидных свидетелей.

Автомобиль бодро катил по улицам, залитым солнечным светом. Переулки, проспекты, улицы

хохотали, бежали, дразнились, ругались, обнимались, спешили… Александра всё видела как в

тумане. Ей совершенно не хотелось думать о том, что будет сейчас. Это понятно: раскланиваешься, встаёшь во главе колонны с разными значительными до умопомрачения

людьми (в Александре люди, пыжившиеся от своей должности, вызывали только смущение и

неловкость), идёшь до Дворцовой, слушаешь речи, потому – выставки, приём, опять

неискреннее и заискивающее с принимающей стороны общение… Но всё это должно

закончиться к трём часам пополудни. Надо надеяться, что закончится. Потому что именно

сегодня Александре, как никогда, хотелось исчезнуть со всех этих псевдосветских раутов ради

одного-единственного человека, который пробуждал в ней радость весны. Ради Киры.

Александра слепо смотрела на улицы и вновь и вновь переживала низкий, бархатный, неожиданно ласковый голос, который говорил ей, что – да. Да – на всё. Это странное, удивительное ощущение, что кто-то принимает тебя со всем грузом, всем прошлым, будущим и