Железная роза - Кэнхем Марша. Страница 64

— Наше общество показалось вам скучным, сеньор капитан? А разговоры, наверное, глупыми?

Он стоял у борта, слушая шум воды, бьющейся о корпус корабля, когда изящная фигура замерла рядом с ним. Это была младшая дочь губернатора, Марисоль, концы ее легкой кружевной шали развевал ночной бриз.

Рекальде посмотрел ей через плечо, но не обнаружил приземистой фигуры ее верной дуэньи, которая всегда была рядом с девушкой.

— Уверяю вас, сеньорита, общество тут вовсе ни при чем, — ответил он, галантно кланяясь. — Я скорее считаю, что мое присутствие может быть оскорбительным для таких красивых, нежных глаз, как ваши.

— Вы намекаете на ваши раны, капитан? Но мне они нисколько не мешают. На самом деле ваши волосы уложены так искусно, что ран почти не заметно. Я немного разбираюсь в лечебных травах, научилась в монастыре Святых Сестер в Мадриде, Если раны мучают вас, я, наверное, смогла бы вам помочь.

Рекальде отступил назад и инстинктивно прикрыл рукой ухо, когда она шагнула к нему, желая осмотреть раны. Ему не нужна была изнеженная мяукающая послушница, причитающая над его израненным тщеславием.

— Уже прохладно, сеньорита. Не лучше ли вам спуститься в каюту?

— Ерунда. Сейчас так тепло и влажно, что у меня кожа как будто росой покрылась.

Марисоль сбросила шаль с плеч, не обращая внимания на его предложение, встала у борта, положив руки на перила, и посмотрела на бухту.

— Как красиво, — прошептала она. — Какая совершенная, изумительная красота. Мне кажется, я никогда прежде не видела такого количества кораблей, собравшихся в одном месте. Они сверкают и переливаются, как звезды, которых здесь, в Новом Свете, такое множество.

Девушка посмотрела на небо и опустила голову. Весь день шел дождь, и небо все еще было затянуто облаками.

Океан за пределами бухты был абсолютно черным, нигде не было видно ни одного огонька. Это было все равно что смотреть в черную бездну, и в голосе Марисоль послышался благоговейный страх:

— Это так красиво и так пугающе в то же время. Я смотрю на бесконечные, бескрайние мили воды и думаю, как мы малы и как ничтожны. Несколько кусков дерева, скрепленных гвоздями и смолой, держатся на плаву по милости Божьей, полностью зависят от ветра и погоды. Вас не пугает, капитан, что ваша жизнь может зависеть от любого каприза природы? Что может разразиться шторм или появиться течь и мы без следа исчезнем на дне океана?

— Вы зря волнуетесь, сеньорита. Этот корабль надежен, как крепость. И в океане мы будем не одни. Мы окажемся в обществе ста других галеонов. Это целая армада, которая протянется от горизонта до горизонта, пока мы благополучно не вернемся домой.

— Домой… — Она печально вздохнула. — А кстати! Я была так счастлива, в таком восторге, когда папа сказал нам, что мы поедем в Новый Свет. Я была очень благодарна судьбе, ведь из-за этого я покидала монастырь. Мне казалось, я не выдержу и умру от радости, прежде чем мы доберемся до Веракруса. — Она помолчала и искоса взглянула на него. — Вы считаете, стыдно говорить такие вещи? Стыдно признаваться, как я была счастлива избавиться от молитв и запаха ладана?

— Не вижу ничего постыдного в том, чтобы говорить правду.

Марисоль улыбнулась и придвинула свою руку к его руке.

— Но тогда я разочарую вас, сказав, что мои ожидания не оправдались. Вилла была великолепна, у нас ни в чем не было недостатка, но папа не позволял ни мне, ни Люсии выходить за ворота. За два года мне лишь один раз разрешили съездить в Веракрус, но за стеной охранников на лошадях я ничего не смогла разглядеть. Люсия очень боялась засады и похищения, а мама бранила меня за ее страхи.

— Ну, им должно быть стыдно за их опасения, потому что Веракрус — спокойный, красивый город.

— Да, я знаю. — Девушка снова лукаво улыбнулась. — Говоря, что папа лишь однажды разрешил нам покинуть виллу, я не хотела сказать, будто я действительно покидала ее всего один раз. Сын садовника влюбился в меня и часто выводил в город через задние ворота. Он показал мне такие вещи, что мама упала бы в обморок на целый месяц, узнай она об этом.

Рекальде улыбнулся ей в ответ.

— Если бы ваша мама знала, что вы сейчас здесь на палубе со мной и без вашей дуэньи, она не только упала бы в обморок.

— Неужели? Значит, вы такой опасный, капитан? У вас репутация человека, который пользуется положением невинной девушки, если ее не сопровождает дуэнья?

Девица откровенно флиртовала с ним. Она была достаточно хорошенькой, чтобы игра представляла для него интерес, но слишком избалованной и своевольной и, очевидно, считала себя необычайно хитрой лисой после приключений за стенами виллы с сыном садовника.

— Могу заверить вас, сеньорита, что в моем обществе ваша репутация в полной безопасности.

Марисоль надула губки и притворилась разочарованной:

— А я так надеялась, что вы не такой, как другие.

— Не такой? Как это?

— Остальные офицеры видят во мне только дочку губернатора. Они гарцуют передо мной, и жеманно улыбаются, и говорят исключительно о погоде. А вы, капитан, смотрите на меня так, будто видите все у меня под корсажем и, если представится такая возможность, сорвете его и возьмете то, что хотите, не спрашивая разрешения.

— А если бы я так и сделал? Как поступили бы вы?

— Наверное, закричала бы. — Она придвинулась ближе к нему и провела кончиком пальца по выпуклой вене на тыльной стороне его руки. — Или сказала бы вам, что я давно уже не девушка и дам вам то, чего вы желаете, с большой охотой.

Она взглянула ему в глаза, на ее лице было такое выражение, которое сын садовника, наверное, находил очень соблазнительным.

— Вы знаете где моя каюта, капитан?

— Знаю.

— Моя дуэнья храпит, как духовая труба. И я никогда не могла терпеть ее в моей комнате ночью. Если вы поскребетесь в мою дверь позже, вы найдете меня одну.

Глаза Рекальде блеснули в темноте, и он улыбнулся:

— Если бы я прямо сейчас поскребся в дверь вашего отца и рассказал ему о нашем разговоре, уверен, вы бы уже не были одна в своей каюте.

Девушка окаменела. Она убрала свою руку, сжав пальцы в кулак, и едва сдерживалась, чтобы в детской злобе не расцарапать его надменное лицо. Взмахнув широкими юбками, Марисоль быстро удалилась, подгоняемая злостью и пережитым унижением. Не успел стихнуть звук ее шагов, как из ниши в стене надстройки появилась другая фигура. Темные глаза сверкали от гнева.

— Так! Вы хотели бы видеть и мою младшую сестру у своих ног, сеньор?

— Я не искал ее общества. Она по собственной воле пришла сюда.

— В самом деле? — Люсия недоверчиво прищурилась. — Не будь меня здесь, вы все равно отослали бы ее?

Рекальде улыбнулся и сделал несколько шагов к ней, заставив ее снова отступить в темную нишу. Он продолжил то, на чем остановился, когда им неожиданно помешали. Он освободил ее груди из корсажа и задрал юбки до пояса. Как и в три прежние ночи, когда они «случайно» встретились на палубе, Люсия жадно обхватила его, поскуливая, когда он насадил ее на свое копье и принялся вжимать ее в жесткую обшивку стены. Мгновенно кокетливые повизгивания сменились жадным довольным сопением. Рекальде пришлось зажать ей рот рукой, опасаясь наблюдателя, сидевшего в своем «вороньем гнезде» высоко над палубой.

Рекальде быстро кончил, испытывая острое злобное наслаждение. Он представлял себе, что это Джульетта Данте цепляется за него, дрожа от страха, впитывая его месть каждой порой своего тела. Закончив, капитан просто откинулся назад, оставив дрожащую девушку у стены.

— Господи!.. — прошептала Люсия. Ее юбки медленно опустились, закрывая голые ноги. — Моя сестренка умерла бы, если б вы сделали это с ней. Я сама не знаю, смогу ли пережить эти шесть недель плавания. Боже милостивый, — тихо засмеялась она, — неизвестно даже, смогу ли я сейчас дойти до своей каюты.

Рекальде принялся застегивать штаны.

— Если вам это не понравилось, то, думаю, на борту найдется немало счастливчиков, способных продемонстрировать что-то другое, сеньорита.