Мир без звезд - Андерсон Пол Уильям. Страница 23

— Другими словами, — подколол его Рорн, — сила есть право.

— Я этого не говорил. Всегда есть хорошие или дурные способы. И если кто-то не хочет играть в игру, он должен иметь право на выход. И только тогда его поддержат те, кто хочет остаться в игре.

Валланд начал снимать сапоги и рубашку.

— Святой Иуда, до чего жарко! Я бы не отказался от грозового душа прямо здесь.

— Айчуны были древней расой уже тогда, когда мы еще не стали млекопитающими, — сказал Рорн. — И ты посмеешь сказать, что ты мудрее их?

— Теоретико-историческая концепция «Райский сад», — про себя сказал Валланд.

— Что?

— Часто слыхал на Земле, когда там еще шло брожение. Люди говорили, что все идет неправильно, а все потому, что отступили от добрых старых проверенных дедовских заповедей и путей. Я всегда думал: если эти пути так уж хороши, то почему от них прежде всего и отказываются?

— Ты имеешь в виду, — вмешался я, — что, если бы глубинные дьяволы действительно нас превосходили, им бы нечего было нас бояться?

— Верно, — сказал Валланд. — Кроме того, если уж речь о самоопределении и подобных материях, что имеет с этого Стадо?

По лицу Рорна мелькнула тень раздражения. Я вспомнил, как он, бывало, психовал и кидался на любого из нас, и мне стало его жалко. Как будто я увидел призрак.

— Теоретизируй сколько хочешь. Но факт, что айчуны показали вам сейчас, кто из вас выше.

— Они получили временный тактический перевес, — возразил Валланд. — Посмотрим, что будет дальше. А что ты конкретно собираешься делать?

— Помешать основанию базы на этой планете, — спокойно сказал Рорн. — И я думаю, не силой. Есть способы получше. Мы убедим будущих визитеров, что планета для них бесполезна. У меня есть идеи на этот счет.

— Да, ты этим глубинным дьяволам нужен, — согласился я. — Но как они поддержат твою жизнь? У тебя с собой походный рацион. Что ты будешь делать, когда он кончится?

— Пищевые баки в лагере остались нетронутыми, — заметил Рорн. — Ваши друзья не откажутся кормить вас, даже если это будет значить кормить заодно и меня.

«Пока не придет время и ты не захватишь все себе силой», — подумал я.

— А почему бы тебе тоже не раздеться, шкипер, пока ты еще не сварился? — спросил Валланд.

Я осознал, что жара давит на меня, как мокрая толстая шерсть. Крепнущий бриз с севера почти не приносил облегчения. Он сбивал нас с прямого курса, или это мне казалось из-за облаков, скрывавших солнце, по которому мы ориентировались. Я ощупал сам себя и понял, что мышцы слишком напряжены. «Судороги мне только не хватало, — подумал я сквозь, нарастающий шум в ушах. — Места, чтобы вытянуться по-настоящему, здесь нет, но несколько изометрических упражнений помогут».

— Заставляет вспомнить Высокую Сьерру, — пробормотал Валланд.

— Что вспомнить? — спросил я. Все что угодно, лишь бы забыть, что я нахожусь здесь и вскоре, очень возможно, буду мертв. Но я не понял, обращался он ко мне или говорил сам с собой. Он смотрел в даль озера, в полумрак дня и надвигающийся шторм и почти пел.

— Горы такие на Земле. Там еще сохранились нетронутые места. Мы с Мэри там однажды бродили. Тогда почти уже изобрели антитанатик, и все знали, что вот-вот он появится и никто из живущих уже не состарится. Странные это были недели. Я вспоминаю их, и они как будто нереальные. Так тихо стало в мире. Люди стали так осторожны, зная, чем они рискуют. Предчувствие было растворено в самом воздухе. Пока раса людей ждала — это было похоже на пробуждение после спада лихорадки. Все человечество готовилось избавиться от болезней — ужаса прошлых веков. Раньше ты смотрел на маленькую девочку — вот как твоя — и думал, что не пройдет и столетия, как этот комочек счастья будет слепой уродиной, в страданиях призывающей смерть. И вот это кончалось. Людям надо было к этому привыкнуть.

Мы с Мэри были молоды. Мы не могли тихо сидеть и ждать. Мы хотели показать самим себе, что у нас есть жизнь, достойная бессмертия. Что же, нам теперь проводить столетие за столетием, осторожничая и всего остерегаясь? И в конце концов большинство людей разделило эти чувства и двинулось к звездам. Но сначала так поступили мы. Или, скорее, Мэри — она сама из таких и меня заставила почувствовать то же, что и она.

И мы отправились в Сьерру, и там высадились, и начали странствия. День за днем, и солнце над головой, и ветер в ветвях сосен, и мы дошли до альпийских лугов и смотрели вниз на крутые голубые склоны, и играли в снежки на перевале, и на одной ночевке у озера видели одновременный восход Луны и Юпитера, когда они отбросили две ровнейшие дорожки, и красивее их были только глаза Мэри.

Но это не было просто развлечение. Для нее, а потому и для меня, это было вроде паломничества. Ведь эти места любили и другие. Но их взяла смерть, и они никогда не придут обратно. Мы делали это за них. Мы поклялись тогда друг другу, что никогда не забудем своих мертвых.

Валланд чуть-чуть улыбнулся:

— О Господи, как же мы были молоды!

Рорн открыл было рот, и я ощетинился заранее. Сколько можно выносить его проповеди? И в этот миг раздался голос с головного каноэ:

— Я-о-о-о-о айее! Айее!

Плотно набитые в нашей лодке ниао зашевелились и стали выглядывать вперед через головы своих товарищей. Солдаты положили руки на оружие. Гребцы перестали грести. Я слышал шум ветра; ветер крепчал. Белые барашки шлепали по корпусу нашего судна, и оно покачивалось. Сдвинув очки на глаза, я тоже посмотрел вперед.

Мгла несколько рассеялась, и я увидел другое каноэ Стада в нескольких километрах к западу. Оно болталось на воде без признаков жизни. Но с каноэ айчунов закричал карлик, и его слова подхватили гиганты.

— Что они говорят? — спросил Валланд.

— Там наши, в той лодке, — ответил Рорн. — Испуганные… похоже, раненые… Я еще не очень много знаю слов ниао. Айчуны исследуют их мысли.

«Мысли они читать-то и не умеют, — мелькнуло у меня в мозгу. — Однако они достаточно уже могли изучить людей, чтобы уметь определять эмоциональные образы. Если они возьмутся за меня, что они увидят?»

Я старался подавить смесь страха, ярости и надежды, обуревавшие меня в тот момент. С тем же успехом я мог бы приказать грозе перестать.

— Очевидно, спасшиеся после битвы, — заметил Валланд. — Должно быть, раненые и обессиленные не могут добраться домой.

Раздалась команда, и наша лодка сменила направление.

— Что ж, лишняя лодка позволит уменьшить давку у нас.

Умеют ли айчуны отличать Стадо от Стаи чисто ментально? Я думал, что нет. Видовых различий не было. Телепатия айчунов должна была действовать только на близких расстояниях и неточно, иначе зачем бы им было действовать через карликов? Если ты делаешь себе инструмент, то для той работы, которую без него сделать не можешь. И другую работу он тоже не сделает. Карлики были специализированы. Они не стали бы следить или предупреждать, если их не попросить специально. В течение миллионов и миллионов лет здесь никогда не был нужен радар ни в каком виде, и благодаря всемогуществу глубинных дьяволов не нужно было знание военных хитростей.

На этом Валланд построил свою стратегию, и это срабатывало, пока дело не касалось Рорна. Мы могли только надеяться, что получится и дальше.

Айчуны наверняка отметили гнев и ужас на борту каноэ. Это было вполне естественно после битвы. Что же касается эмоций моих или Валланда — нам-то чего было приходить в возбуждение?

— Заткни глотку, собака! — рявкнул я на Рорна.

— Что за притча? — Он замигал на меня.

— Не говори «наши»! Они не наши. И не твои. Ты своих продал!

Я неуклюже на него замахнулся. Он отбил мою руку. Стоявший за ним солдат отодвинул меня копьем. Валланд взял меня за руку:

— Спокойней, шкипер. — И Рорну: — Не то чтобы я был не согласен.

Он добавил пару сочных оскорблений.

— Тихо! — сказал Рорн, пригладив свои растрепанные ветром волосы. — Я с вами поговорю, когда вы придете в себя.

От его хозяев долетел вопрос. Он ответил на языке внешников. Я примерно понял, что он говорил: «Ничего страшного. Заложники проявляют неразумие».