Обреченный мир - Рейнольдс Аластер. Страница 43

– Достал! – объявил он. – Сейчас ей станет легче дышать.

Успокаиваться Нимча начала почти мгновенно: судороги ослабли, вернулся нормальный цвет лица. Девочка глубоко дышала, не открывая глаз.

– Так худо ей еще не было, – проговорила Калис.

– Часто у нее приступы?

– Да, в последнее время участились. Да еще кошмары… Я боюсь за Нимчу. Отметина у нее с раннего детства, но прежде она приступов не вызывала.

– Еще не факт, что отметина и приступы связаны. – По-другому Кильон успокоить Калис не мог.

Если причина судорог не в тектомантии, то прочие варианты – эпилепсия и опухоль мозга – представлялись не утешительнее. Он только собрался расспросить Калис о кошмарах Нимчи, как дверь распахнулась. На пороге стоял Гамбезон с докторской сумкой Кильона, за спиной у него виднелся еще один член экипажа.

– Мне сказали, тут кричат. В чем дело?

– Мы поближе познакомились. – Кильон повернулся к Гамбезону спиной, чтобы доктор увидел распоротую рубашку и майку. – Мерока отреагировала примерно так, как я ожидал.

– Она вас ранила?

– Я в порядке. – Кильон посмотрел на Мероку: взгляд девушки до сих пор источал яд недоверия. – Нельзя винить ее в том, что моя сущность ей не по нраву.

– А мне нельзя допустить, чтобы клиенты грозили друг другу ножами. Тронешь его снова, Мерока, и я лично подпишу тебе смертный приговор, поняла?

– Как скажешь, – буркнула в ответ та.

– Заберите у нее нож, – велел Гамбезон сопровождающему его бойцу. – И обыщите ее, на этот раз как следует. – Доктор медленно переключил внимание на девочку. – Это она кричала?

– Малышку испугали мои крылья, – ответил Кильон. – Оно и понятно. Раньше она подобных мне никогда не видела, а теперь такое потрясение…

– Приступы вроде этого раньше не случались? – спросил Гамбезон у Калис.

– Нет, это впервые, – ответила та. Кильон стал гадать, расслышал ли Гамбезон неуверенность, мелькнувшую в ответе женщины. – Сейчас Нимча отдыхает. Приступ вряд ли повторится.

– Я очень постараюсь ее успокоить, – пообещал Кильон.

– Могу устроить ей личный осмотр, – предложил Гамбезон. – Не вижу повода относиться к девочке как к пленнице.

– Думаю, пока нам стоит держаться вместе, – сказал Кильон.

– Включая вас, доктор? – с сомнением поинтересовался Гамбезон. – Хотя наши клиентки… ваши спутницы… теперь знают о вас все?

– Надеюсь, мы сумеем прийти к мирному сосуществованию. – Кильон вопросительно глянул на Мероку. – Сумеем ведь?

– Отлично! – поспешно обрадовался Гамбезон. – Наверное, даже к лучшему, что никому из вас сию секунду не нужна моя помощь. Боюсь, капитан ожидает ближнего боя. Начаться он может в любой момент завтрашнего дня, и мы должны быть в полной боеготовности. – Гамбезон замолчал, снова разглядывая Кильона. – Думаю, вам, доктор, не помешает новая рубашка. Велю принести ее. Еще, пожалуй, темные очки, чтобы на каждом углу не объяснять, почему у вас такие глаза.

– Было бы очень кстати, – сказал Кильон.

Корабль летел над водной гладью. Южнее остались малонаселенные равнины, над которыми он двигался бесконечно долгие часы. Редкий пунктир заброшенного шоссе или железной дороги, спицы-развалины бесполезной телеграфной башни были единственными признаками того, что в эти края заглядывала цивилизация. Когда монотонность стала невыносимой, равнины сменились отвесными скалами, уходящими как минимум на лигу ниже прежнего уровня земной поверхности. Глубину того моря не определишь. Холодное, мрачное, черно-свинцовое, с островками льда, оно, по мнению Кильона, тянулось в меридианном направлении. Вдали на севере из воды поднимались не менее внушительные скалы, за ними снова начинались унылые равнины. До скал лиг пятьдесят, а то и сотня, то есть целый час полета. После полудня, когда солнце поплыло к горизонту, скалы окутала густая тень, превратив их пурпур в черноту.

Кильон вспомнил карту Мероки: Длинная Брешь и Старое Море, нанесенные черными чернилами. Они впрямь забрались в такую даль, раз уже летят над водой?

– У этого моря много имен, – сказала Калис. – Сейчас мы в его восточной части. Говорят, оно такое глубокое и длинное, что в нем можно спрятать весь ваш Клинок, если положить его на бок. Еще говорят, прежде оно было больше, тянулось до Ночного Лабиринта и Трех Дочерей. Так было до того, как мир остыл и моря начали высыхать. – Женщина пожала плечами, точно не слишком верила обрывкам знаний о планете. – Тех мест я никогда не видела и не встречала никого, кто видел. Не уверена даже, что они существуют, что когда-то мир был теплее.

– Я не знаю, во что верить, – уныло проговорил Кильон. – Да и сейчас особого значения это не имеет, верно? Раз мир изменился так, как мы видим, значит возможно все. Мир может стать прежним, деревья могут снова вырасти, мертвые моря – возродиться.

– Ну, если ты так думаешь… – с сомнением протянула Калис.

– А ты нет?

– На твоем месте я осталась бы в городе – там всегда будет теплее и безопаснее.

– Ты видела, что случилось с моим городом. Мне повезло: я успел ноги унести. – Кильон огляделся по сторонам. – Если такое можно назвать везением.

– Почему ты сорвался с места? – спросила Калис.

– Выбора не было. Меня хотели убить за мои прошлые поступки.

– А куда направлялся?

– В Гнездо Удачи. По крайней мере, так планировалось изначально.

– Я была в Гнезде Удачи. Ничего особенного.

– Меня заверили, что я найду там работу.

– Ну, может, и нашел бы… – проговорила Калис, но по глазам ее Кильон понял, как мало она в это верит. – В Отдушине тебе, клиношник, было бы лучше.

– На карте Отдушина казалась намного дальше.

– Сейчас она ближе, если мы летим над Длинной Брешью. Может, туда нас и везут.

– Ты бывала в Отдушине?

Калис покачала головой:

– Я слышала рассказы о ней. Что она куда больше Гнезда Удачи, что городские стены в два раза выше и отделаны золотом, а самая узкая улочка Отдушины в Гнезде Удачи выглядела бы настоящим проспектом. Что за стеной якобы живет столько людей, что одно и то же лицо дважды не увидишь. И что там, как на Клинке, машины, электричество и телевидение.

– Ты в это веришь?

– Не знаю. Я слышала, как в отдельных частях света то же самое рассказывают о Гнезде Удачи.

– А-а…

– Может, Отдушина сейчас больше. Говорят, что изначально города были одного размера, что оба они более древние, чем Клинок. Ты в курсе?

– Если честно, нет.

– Говорят, города эти основаны одновременно братьями-близнецами, которые к тому же были принцами. Принцы те явились из другого края, из дворца в другом королевстве. Случилось это до того, как луна раздвоилась.

– Понятно.

Калис глубоко вздохнула. По интонации Кильон понял, что историю эту она пересказывает далеко не первый раз.

– Дворец там из чистого серебра, с двумя башнями, самыми высокими в королевстве. Его построил король в память о жене, которая умерла, рожая ему сыновей. Когда враги разрушили дворец, король горевал: казалось, уничтожена память о его жене. Он испугался за сыновей и отослал их в пустыню построить по городу. Король горевал еще больше, понимая, что расстается с любимыми принцами на веки вечные. Он приказал отлить им серебряные доспехи. Король считал те доспехи талисманом удачи, ведь они были из того же металла, что разрушенные башни, из металла, который он собственноручно выкопал из развалин дворца. И отправились принцы в странствия по морям, по землям, а когда странствия наскучили, сняли доспехи, сложили из них холмы и на холмах тех построили по городу. Принцы возвели новые башни, выше низвергнутых, забрались на вершины и последние части доспехов, словно зеркала, подняли к солнцу. В старое королевство полетели их сигналы, и узнал король, что сыновья его живы и невредимы. Король, так и не оправившийся от горя, заснул спокойно: потерял он многое, но самое дорогое сберег. И той же ночью он умер, отошел с миром, а перед самой смертью увидел во сне жену в дворцовом саду и себя, молодого, любимого и любящего. Так принцы основали города. Одного из братьев звали Дух, или Душа, поэтому его город стал Отдушиной. Другого брата звали Фортуной, или Удачей, и его город стал Гнездом Удачи. Отсюда названия тех городов и их сходство. – Калис замолчала и пристально вгляделась в Кильона. – Вот такая история, – добавила она, словно чувствуя сомнения Кильона. – Байка. Но раз ты ее не слышал, я решила рассказать.