Сиротка. Слезы счастья - Дюпюи Мари-Бернадетт. Страница 50

Эрмин ничего не отвечала, но эти его слова ее все-таки утешили. Почувствовав это, Тошан добавил:

– А теперь давай забудем хотя бы на время об этой нашей ссоре. Нам нужно сосредоточиться на Кионе. Забудь об Эстер, прошу тебя. Она устроилась на работу в санатории и будет жить в городе. На этом и закончатся дискуссии. Я признаю, что именно я предложил ей приехать сюда. Знаешь почему? Это была для меня возможность искупить свою вину. Я должен был доставить Симону и ее сына в безопасное место и помочь им отплыть в Англию, но я с этой задачей не справился. Всю свою жизнь я буду упрекать себя за то, что оставил их одних в то утро и задержался в бистро в Монпоне. Протянуть Эстер руку дружбы после того, как я признался ей, что не смог спасти ее сестру и племянника, – это был поступок, который я попросту не мог не совершить. Я, возможно, идиот, но я даже подумал, что и ты могла бы стать для нее другом. У тебя ведь нет подруг, если не считать Мадлен. Я же для Эстер не настоящий друг, хотя я и открыл для себя, что дружба между людьми противоположного пола вполне возможна. Например, как дружба между тобой и Овидом Лафлером.

Эрмин, почувствовав, как у нее похолодело в груди, прикусила губу. Лишь она одна знала, что это весьма неудачный пример.

– Да, такая дружба возможна… – пробормотала Эрмин. – Хочешь, поедем завтра утром?

– Разумеется. Но уверена ли ты сама в том, что мы должны поступить именно так? Киона никак о себе не заявляла? Ты пыталась вступить в контакт с ней?

– С тех пор как она исчезла, я только это и делаю. Как-то раз вечером я видела ее в своей комнате. Она улыбнулась мне, и я услышала в голове ее голос. Он упомянула о невидимых дорогах, о которых когда-то говорил ты, и сказала, что должна идти по такой своей дороге. В общем, что-то в этом роде. После этого она ни разу больше не появлялась – как будто ее больше нет, как будто она умерла.

Эрмин начала всхлипывать. Тошан притянул ее к себе.

– Ну ладно, ладно! – прошептал он. – Мы поедем на ту строительную площадку и встретимся с полицейскими, которые проводят расследование. Киона не могла заехать куда-то очень далеко и, самое главное, вряд ли она погибла. Не такой она человек. Если бы она погибла, то ее призрак, я думаю, уже нас бы «навестил». По правде говоря, я разделяю мнение твоей матери. Если Киона нанесла серьезные телесные повреждения Делсену, она вполне могла испугаться последствий и пуститься в бега.

– Нет, она никогда бы не стала причинять ему никакого вреда. Мне припомнилась одна важная деталь. Когда я звонила ей из Квебека и сетовала по поводу того, что она не приехала на мой концерт, она мне сказала, что Делсену угрожает какая-то серьезная опасность. У Кионы, наверное, было видение о той трагедии, которая затем произошла на берегу Онтарио, и именно поэтому она уехала вместе с этим парнем. Она хотела его защитить.

Эрмин прижалась к Тошану и расплакалась. Тепло его мужского тела ее успокаивало. Тошан стал гладить ей спину и бедра и целовать ее щеки, лоб и волосы.

– Надеюсь, твой отец даст нам свой «линкольн», да? – сказал он. – Нам нужно вернуться в дом и подготовить багаж.

– Мой чемодан уже готов, твой – тоже. Тебе нет смысла его даже открывать: ты же только что приехал.

Она посмотрела ему в глаза. Он наклонился и поцеловал ее в губы.

– А давай помиримся немедленно, пока мы тут одни! – прошептал он ей на ухо. – Завтра мы почувствуем себя сильнее и сплоченнее и нам будет легче искать Киону.

– Нет! Я все еще сержусь. Это было бы для тебя уж слишком легко. Ты скрыл от меня существование Эстер и провел с ней вдвоем немало дней. В поезде во Франции вас принимали, наверное, за семейную пару. Я не могу заставить себя не ревновать. Я тебя очень сильно ревную!

– Но это же глупо! – запротестовал Тошан, отстраняясь от Эрмин. – Мин, мы с тобой не виделись довольно много дней. Я по тебе скучал. Иди сюда, не отталкивай меня.

– Если мы с тобой были в разлуке, то по чьей, скажи, пожалуйста, вине? Тебе следовало вернуться в Квебек вместе со мной. Но ты предпочел отправиться в Монпон и, словно бы по воле случая, встретился там с сестрой Симоны. Чем ты можешь мне доказать, что у тебя не была назначена там встреча с ней и что ты не знаешь ее уже давным-давно?

– О господи!.. – сокрушенно покачал головой Тошан. – Если ты продолжаешь так упорно мне не верить, то давай просто прекратим эти дискуссии. Разыскивать Киону со мной может поехать и Жослин. Мы с ним сумеем действовать более эффективно. Раз уж ты продолжаешь меня подозревать и обвинять в том, что я тебя обманывал, то мне с тобой ехать разыскивать Киону не хочется.

У Эрмин мелькнула мысль, что если она будет продолжать упорствовать, то, пожалуй, может получиться так, что она и в самом деле не поедет вдвоем со своим мужем разыскивать Киону.

– Ты меня шантажируешь? – сухо спросила она. – Я должна переспать с тобой прямо здесь, иначе ты не возьмешь меня с собой? Это недостойно ни тебя, ни нашей любви.

Тошан в отчаянии поднял руки к небу. Ему показалось, что они разговаривают с Эрмин на разных языках.

– Черт побери! – ругнулся он. – Ты моя жена, и я не совершил ничего зазорного и уж тем более я тебя не шантажирую. Мне хотелось снова обрести тебя и положить конец твоей холодности.

Эрмин, не зная, как ей поступить, пошла к озеру и, остановившись неподалеку от воды, стала смотреть на его огромную поверхность, по которой двигались небольшие волны. Дувший со стороны озера ветер осушал ее слезы и теребил юбку платья. Тошан наблюдал за ней со стороны. Охвативший его гнев мало-помалу прошел. Гнев этот, по правде говоря, был направлен на него самого. Как и очень многие люди, он, чувствуя себя виноватым и пытаясь защититься, предпочел перейти в нападение и дать волю своему гневу. Неожиданно рванувшись с места и подбежав к Эрмин, он крепко обнял ее сзади и прижался животом к ее спине. Затем он стал покрывать страстными поцелуями ее затылок и обхватил ладонями груди, которые теперь, после нескольких беременностей, были более объемистыми, чем в молодости.

– Я тебя так сильно люблю! – произнес он хриплым голосом. – Моя невидимая дорога вьется вокруг тебя вот уже двадцать лет. Ты – центр моей вселенной, смысл моего существования. Я частенько доставлял тебе неприятности, и в очередной раз – сегодня вечером. Прости меня, любовь моя.

Эрмин повернулась и посмотрела на Тошана. Тусклый свет луны освещал столь знакомые ей черты лица и отражался от его черных глаз. От этого света его кожа медного цвета казалась не такой темной. Тошан был похож сейчас на языческое божество, которое явилось побродить по берегу озера и которое наделено неслыханным могуществом. А еще он был похож на бога-мужчину, способного снисходительно отнестись к проявлению ее слабости – слабости женщины, матери и сестры.

– Тошан, побожись, что у тебя не было никакой интимной связи с Эстер Штернберг! – взмолилась Эрмин.

– Я никогда в своей жизни не божился, Мин. Это привычка истинных католиков, которые причиняют кому-то зло и затем хотят выпросить себе отпущение грехов. Я мог бы побожиться и тем самым тебя успокоить, но я не такой. Даже в той больнице в Бордо, когда я находился между жизнью и смертью, если я и не сразу рассказал тебе про Симону, то это из-за страха, что заставлю тебя страдать. Ты должна мне верить, потому что, если бы у меня были какие-то интимные отношения с этой женщиной, я не осмелился бы привозить ее сюда – в дом, в котором спят наши дети, – и не осмелился бы тебя с ней знакомить. Нет, я не стану божиться, но могу поклясться душой моей матери Талы и именем Кионы, которая без труда читает наши мысли. Между мной и Эстер ничего нет – ничего, кроме недавно зародившейся дружбы и взаимного уважения. Мы с тобой не можем себе даже представить того, что она пережила в концентрационных лагерях, и уж лучше бы нам этого и не знать. От того, что я прочел о зверствах, совершенных там нацистами, и от фотографий, которые я видел, мне становилось дурно – так же как и тебе, и твоим родителям. Эстер пришлось побывать в этом аду. Я попытался убедить ее приехать в нашу страну – страну огромную и прекрасную – в надежде на то, что здесь у нее заживут ее душевные раны. Она не хочет о них говорить и не хочет примиряться со своей ролью жертвы. Между нами не было ни малейшей двусмысленности. Я желаю ей лишь одного – чтобы она встретила мужчину, который сделает ее счастливой. Это ты понимаешь?