Молот заката - Сухинин Владимир Александрович "Владимир Черный-Седой". Страница 19

Он закрыл глаза и потерял интерес к новому пленнику.

Шургар с трудом дополз до противоположной стороны клетки и упал на спину. Он не обращал внимания на слова других рабов. Закрыл глаза и приступил к медитации.

Со стороны могло показаться, что он спит или умер, но Шургар медитировал. Восстанавливал силы, разгонял кровь и собирал внутри себя, в районе солнечного сплетения, Арану – психическую энергию. Он видел, как внутри него разрастается из маленького огонька желтое солнце, и успокаивался.

Наконец пришло время, когда он мог спокойно подумать о том, что с ним произошло, и о своем будущем. Он не боялся рабства и готов был бороться за свою свободу, но он также понимал, что попал в ситуацию, когда предпринимать что-либо кардинальное было еще рано.

В тот раз его подловили, когда он был беззащитен. Сначала оглушили, потом связали и истязали. Ему не давали времени прийти в себя. Арану он исчерпал по пути сюда. Теперь же он мог думать и анализировать. Этот мир непрост. Надо осмотреться, узнать получше этот мир. Чем он опасен и как тут можно выжить.

Обратно Шургар мог вернуться только с Шузмаралом, и ради этой цели он готов был потерпеть.

Инквизитор испытывал сильную жажду, но чем сильнее была жажда, тем больше его воля собирала энергии из окружающего пространства. Тут была магия, но неровно разлитая в эфире. Не так, как у него дома, а полосами, обрывками. И он подполз к тому месту, откуда ее можно было постепенно качать.

Весь остаток дня он не шевелился. Ибрагим сквозь прутья озабоченно ткнул его палкой.

– Ты не сдох там, раб? – спросил он и услышал спокойный ответ:

– Нет.

– Ну, тогда ладно. Пить будешь?

– Нет, – снова прозвучало из-под плотно сжатых губ раба.

– Сдохнуть собираешься?

– Нет.

– Нет, нет, – проворчал Ибрагим. – Странный ты раб. Ну, смотри, ночь близко… – Что Ибрагим этим хотел сказать, Шургар не понял и не придал этому значения.

Когда стемнело, Ибрагим улегся под полотняным навесом в гамаке. Но зашевелились рабы в клетке с Шургаром. Инквизитор продолжал лежать с закрытыми глазами. Он слышал каждое их движение и слово и был готов Ко всему.

– Шамиль, уршага эль марнас, – прошептал один из них. – Перуз, уршага эль дераза.

– Может, он сдох? – прошептал кто-то из рабов. – Ильшех ор вазир.

– Ну и что, что не шевелится, – ответил ему прежний голос. – Что с того? Мы будем делать бурмек.

– Если он муршаз, я не буду с ним делать бурмек…

– Хватит болтать, хозяин специально его сюда посадил, чтобы смирить…

Шургар слышал их разговоры то на понятном языке, то на непонятном, но ясно сознавал, что рабы хотят с ним сделать какую-то гадость. А что могут сделать три здоровых мужика с одним? Шургар слушал и думал. Калечить его не будут, он ценная вещь. Остается одно… его хотят изнасиловать. Такое он уже проходил во время учебы в ордене. Среди послушников царили жестокие нравы. Так испытывали его волю. Слабые и не способные сопротивляться погибали. Он тогда не сдался и сейчас не доставит этим скотам удовольствия. Он уже сильный и искушенный посвященный.

– …Шамиль, уршага ему на ноги. Ты, Перуз, руки держи и рот прикрой, чтобы не закричал. Я ему штаны урмиз и первым буду бурмек делать.

Из соседней клетки донеслось:

– Вы бы хоть бессильного не трогали, шакалы.

– Сам шакал, пасть закрой. Не то в рот бурмек делать буду.

– Тьфу на тебя, сволота пустынная. Чтоб ты сгнил от своих похабный затей, урод…

– Сам первый сдохнешь, бледный гяур.

Шургар, не открывая глаз, произнес:

– Я вам вырву то, чем вы собираетесь бурмек делать. Потом сами под бурмек попадете.

– Ожил гяур. Хватайте его! – прозвучал громкий шепот, и трое мужчин одновременно бросились на лежащего на спине инквизитора.

Первый попал под удар ноги. Самый низкорослый. Ему прилетело в пах. Удар был такой силы, что он отлетел к противоположной стене клетки. Пустынник, взвыв, ухватился за пах. Второму Шургар врезал кулаком в то же место, и тот упал рядом, громко застонав. Самому главному насильнику, что был с опущенными штанами, он ударил под дых, ухватил рукой за его хозяйство и сжал кулак.

Дикий рев раненого зверя, переходящий в поросячий визг, прокатился над рынком рабов. Испуганный Ибрагим выпал из гамака на песок и, суматошно ища фонарь, стал ползать на четвереньках по песку. А отчаянный крик человека, которого, казалось, разрывали свирепые тигры, носился над берегом и пробудил всех в округе. Зажглись факелы у соседних торговцев живым товаром. Из своей палатки выбежал испуганный Раам с кривым мечом в руке.

– Ибрагим! – заорал он. – Что случилось? Кто напал? Кого убили?

– Не знаю, хозяин. Я лампу потушил и не могу ее найти.

– Идиот, – воскликнул Раам и, забежав обратно в палатку, вышел с масляной лампой. Поднял над головой и застыл от удивления.

В клетке сидел новый раб. Он, схватив пустынника за уд, сжимал его в руке. А тот орал так, словно его терзал тигр. Два остальных пустынника валялись по углам клетки и громко стонали. В соседних клетках, задыхаясь от смеха, хохотали рабы.

– Эй, инквизитор, ты что делаешь? – воскликнул Раам.

– Я хочу оторвать ему то, чем он хотел делать бурмек, – невозмутимо ответил раб. – Я их предупреждал, а они не поверили.

– Отпусти его, – быстро заговорил Раам. – Иначе без яиц он в цене упадет. Я с тебя спрошу.

Инквизитор спорить не стал.

– Как прикажешь, хозяин, – спокойно произнес он и ногой оттолкнул визжащего, как сирена, пустынника.

– Вот, молодец, – похвалил его Раам. – Ибрагим, отсади его к остальным… – Раам огляделся. – Вон посади его к бабам, имперкам. Они точно не захотят делать бурмек, им нечем, – расхохотался Раам. Ему понравился покорный и сильный раб. Он хорошую цену за него возьмет…

«Неудачи бывают у всех, но они исчезают, как исчезает роса с восходом светила, и новый день приносит новые радости», – философски подумал Раам и ушел в свою палатку…

С наступлением ночи из моря вышел мокрый человек в темной одежде. Он постоял, осматриваясь, у маяка и увидел ворона.

– Что скажешь, Рансир? – спросил человек. – Ты не находишь этот мир странным?

Ворон ответил:

– Кар-р-р.

– Что, старый паршивец, – спросил человек, – не хочешь со мной разговаривать?

Ворон вновь каркнул.

– Понятно, – ответил человек. – Тебе не хватает магического эфира. Я это тоже заметил. Тут мало магии. Магический эфир здесь разряжен и к тому же рваный.

Человек взмахнул руками, превратился в большую летучую мышь. Мышь медленно взмахнула крыльями и попробовала подняться в воздух. Пролетев пару локтей, опустилась на песок.

Следом с земли вновь поднялся мокрый человек.

– И у меня не получается использовать простейшую магию, – проворчал он.

Человек подошел к высокому цоколю маяка и стал раздеваться. Снял сапоги и всю одежду. Выжал ее руками, вылил воду из сапог. Затем оделся, поднял голову и посмотрел вверх.

– Надо наведаться к смотрителю, – пробормотал он и направился к покосившейся двери маяка. Толкнул ее, и дощатая дверь с противным скрипом поддалась, открылась вовнутрь. Человек шагнул в темноту и скрылся с глаз ворона.

Это был колдун Шузмарал. Он весь день пролежал неглубоко на дне залива, и как только стемнело, вышел из воды. Ему нужна была пища и информация. Шузмарал поднялся наверх маяка и остановился у двери, обитой бронзовыми скобами. Потянул на себя дверь и заглянул внутрь. В небольшой комнате на лавке спал бородатый старик. Он не проснулся от скрипа двери и, пуская пузыри в бороду, продолжал безмятежно похрапывать. Шузмарал плотоядно оскалился. Внутри него взыграл лютый голод. Он на цыпочках подошел к старику и жадно приник к его шее.

Жертва так и не проснулась. На лавке осталась лежать только потемневшая оболочка мумии. Утолив голод, Шузмарал спустился вниз.

Ночь – время воров и бандитов. Именно они были нужны Шузмаралу. Они – источник нужной информации и связей. Он направился в сторону города и побрел вдоль его границы, по побережью.