Верность - Рауэлл Рейнбоу. Страница 52

Скажешь, я дура, но, признаюсь, я подумала: он, наверное, предложение сейчас сделает? Уверена я не была. Может, даже поспорила бы, что не сделает. Но если бы он хотел сделать предложение, более подходящего, более идеального момента и придумать нельзя было.

А он все говорил: «Иногда я люблю тебя так, что просто не могу этого выносить. Иногда у меня на это чувство не хватает сил, мне кажется, оно меня разорвет. Прекратить или уменьшить его я не могу. Иногда я прямо устаю, когда думаю, что вот-вот тебя увижу».

Мне никак не хотелось расставаться со своей мечтой. В голове крутилось: «Но ведь это же, наверное, хорошая усталость?»

А он продолжал: «Я всегда буду любить тебя, но хочу, чтобы ты знала: я на тебе никогда не женюсь».

Вид у меня был, наверное, совершенно дурацкий, потому что Крис повторил разборчиво и четко: «Бет, я на тебе никогда не женюсь».

И все время нежно смотрел на меня влюбленным взглядом. Если бы ты смотрела на нас со стороны, если бы видела, какое у него было лицо, то точно подумала бы: он сделал предложение.

Тогда я поймала себя на мысли, что Крис поступает жестоко. Он, видите ли, на мне никогда не женится. Не мог, что ли, сказать: «Мы никогда не поженимся»? Не мог выразиться так, что это общее решение? Не мог быть чуть повежливее, наконец?

После этого он хотел было еще раз поцеловать меня, вернее, продолжить поцелуй со всей любовью и страстью, да еще под Джона Денвера, как будто ничего такого не сказал. Но для меня разговор был не закончен. Я отстранилась и спросила: «Как это понимать: ты вообще никогда не женишься? Или на мне – никогда?»

Крис немного подумал и ответил: «И то и другое, но второе – скорее». – «Скорее, что ты не женишься на мне?»

Он кивнул: «Но это не потому, что я не люблю тебя. Я тебя очень люблю. Слишком люблю».

Я прямо откинула его от себя, сделала какой-то дикий круг по залу, протиснулась через танцующих, вышла. Поболталась на парковке где-то с минуту, потом поняла, что не знаю, где Крис припарковался, вспомнила, что мои ключи у него. Если бы я была из тех, для кого «влюбиться» то же, что «пожениться», я бы попросила подружек невесты надеть платья с карманами. Оглядываюсь и вижу – Крис в дверях и кричит мне: «Что ты делаешь?!» – «Я-то ничего, – отвечаю. – А вот ты делаешь!»

И тут же решила, что сама себя прокляну, если шагну ему навстречу. Поэтому я крикнула, чтобы он бросил мне ключи. Он не стал, сказал, что сам меня довезет. А я уже просто ору: «Не подходи! Брось ключи!» – «Я знал, как ты себя поведешь, – именно не так, как надо».

А как мне было себя вести?

Крис сказал: весь расчет был, что я сумею разглядеть правду. «Я не вру тебе – я люблю очень сильно». – «Но не так сильно, чтобы жениться». – «Слишком сильно, чтобы жениться».

Даже в том состоянии я умудрилась сделать круглые глаза.

«Я не для этого предназначен! – вопил Крис. – Посмотри на меня! Сама же знаешь, что это правда».

И наверное, в самый первый раз я расслышала, что он не такой уж и крутой. Он как будто чуть-чуть паниковал. И как будто чуть-чуть сердился.

«Не хочу любить никого так, чтобы ни в голове, ни вокруг нее ничего не оставалось. Если бы я знал, что буду такое к тебе чувствовать, то ушел бы давным-давно, пока еще мог!»

Я нисколько не тише орала, чтобы он отдал мне ключи. Помнится, обозвала его немыслимой какой-то сволочью. Как будто ругалась на иностранном языке. Крис швырнул мне ключи, и они грохнули об машину, точно бейсбольная бита.

«Домой даже не приходи! – заявила я. – Видеть тебя не хочу!» – «Мне надо домой, – возразил он, – гитару забрать».

Смотрела «До свидания, дорогая»? Не смотри, если не хочешь разочаровываться в романтических комедиях. После него любому фильму с Джулией Робертс или Сандрой Баллок ничего не остается, как только со стыда сгореть. Не смотри «До свидания, дорогая», если не хочешь до конца жизни восхищаться Ричардом Дрейфусом, даже когда видишь его в «А как же Боб?» или в «Опусе мистера Холланда».

В «До свидания, дорогая», в самом чудесном его конце, героиня – Марша Мейсон, с видом подвыпившей феи, – которая отказалась от настоящей любви после вагона актеров-неудачников, понимает, что герой Ричарда Дрейфуса вернется к ней, как обещал, потому что оставил у нее свою гитару. Вот тогда она поняла, как он сильно, по-настоящему ее любит.

Когда Крис принес свою гитару, я поняла, как сильно, по-настоящему он меня не любит. И пережила ту сцену с Маршей Мейсон, только наоборот.

Я села в машину и долго-долго ехала, чтобы он не смог меня догнать, хотя и не сомневалась: он даже не будет пытаться. Потом я заехала на парковку «Арби» и попробовала расплакаться, но как будто отупела. Ощущение было такое, точно я застряла в том миге, когда бьют под дых и тебе не хватает воздуха. Как говорится, «аж искры из глаз». И вдруг я почувствовала жуткую усталость, такую, что даже не могу доехать до дома. Я была почти уверена, что застану Криса там. А все, кто мог пустить к себе на ночь, догуливали на свадьбе. И я сняла номер в «Холидей Инн», напротив «Арби», и смотрела бесплатный канал, пока не заснула.

Проспала я почти до расчетного часа и оставила это несчастное платье в номере – в машине лежала моя спортивная форма. Ну а потом двинула к себе.

Крис, понятное дело, был дома и заваривал чай. Он только что принял душ. Мокрые волосы кудрявились, футболка валялась на стуле. Точно тебе говорю: от горла до верхней пуговицы джинсов в нем мили три, никак не меньше. Он сказал мне, что волновался всю ночь.

«Не хотелось тебя видеть», – ответила я. «Не хотела?» – переспросил он и разлил чай по кружкам. «И не хочу». – «Бет… – В его голосе зазвучала знакомая крутизна. Он смотрел на меня так, как, ему казалось, следовало на меня смотреть. – Не можешь же ты просто так взять и уйти оттого, что было между нами. Я пробовал… Вместе мы – это сказка. Это волшебство».

Я ответила, что не желаю быть волшебством и хочу быть с человеком, который не бросил бы меня, если бы смог. Который не считал бы, что верность мне – это такое уж бремя.

«Я верен, – сказал Крис. – Ни разу тебя не обманул».

Но я совсем не это имела в виду.

«Ты сказал, что устаешь, даже когда смотришь на меня», – напомнила я. «Я сказал, что иногда этого слишком много». – «А мне нужен человек, который так не думает. У которого огромное сердце, способное меня удержать». – «У кого любви к тебе будет на мизинец». – «Смотри запиши, – хорошая строчка для песни».

Говорить так было жестоко, но я мало-помалу выходила из себя. Я оглядывала кухню, смотрела на Криса, думала, что жизнь была хорошая, правда. Думала, что смешно рвать с ним только за то, что он произнес вслух и что я в глубине души давно уже знала. Думала, каким он может быть теплым и нежным, какой прекрасный день мы бы провели, если бы я оставила все как есть.

«Я хочу, чтобы ты ушел», – сказала я. «Куда же мне идти?» – «Не могу решать за тебя твои проблемы». – «Не можешь? Не в состоянии обо мне позаботиться?» – «Можешь пожить у Стефа. Или у родителей». – «Это и мой дом тоже». – «Тогда уйду я, правда договор придется новый подписывать».

С моей стороны это была жестокая подколка. Я же знаю, что квартиру он не может себе позволить.

«Бет, будет тебе. Хватит. Посмотри на меня». – «Насмотрелась уже».

Мы еще немного попрепирались, и он все-таки согласился уйти. После этого я ушла, чтобы он мог собрать вещи. Я отправилась к родителям.

Моим родителям… Они буквально просияли, узнав, чтó стряслось. По-моему, они больше радовались моему разрыву, чем свадьбе Кайли. «Я так и знала, что не нужно было ему с нами вместе фотографироваться», – твердила мама. «Умница дочка, сильная», – повторял папа.

Крис позвонил мне один раз – спросил что-то о проигрывателе. Он мой, но пластинки слушает только он. Я разрешила забрать проигрыватель вместе со всей стереосистемой. «Ого! – заметил он. – Если бы я знал, что ты будешь так любезна, то не запаковал бы все твои компакт-диски». Я хихикнула. А он продолжил: «Еще вчера ты была вся моя, до каждой веснушки. А вот теперь мы решаем, кто возьмет себе видеомагнитофон». – «Я!» – ответила я.