13 сектор. Следствие против знатоков - Левандовский Михаил. Страница 11

— Даша, пойдете работать? Зарплата небольшая, но работы будет немного. Вам же доучиваться надо.

Я узнал, что она все еще учится — на четвертом курсе какого-то вечернего института, вернее, два года на третьем. Девушка была умницей, а сложности с учебой объяснялись занятостью и ночным графиком.

— Что же, Дашенька, работайте.

Не прошло и двух недель, как мне передали, в этот раз без личного звонка, что я наконец взялся за ум и посадил нормальную сотрудницу. Еще через пару недель Даша стала моей кратковременной любовницей. Хотя встречались мы с ней нечасто, а дней десять назад разошлись окончательно, я прекрасно понимал ее привычки, поэтому первую просьбу одолжить на фитнес воспринял очень спокойно. Но когда у меня попросили на фитнес в третий раз, причем явно элитного класса и находящийся где-то в Швейцарии, я честно сказал:

— Дашенька, прости, но я простой красный директор.

— Неужели у тебя нет дополнительных доходов? Ты не первый директор, которого я вижу. Те не жмотничали. У тебя же есть деньги.

— Откуда?

— Ну ты и дурак, — сказала Даша. — Но сейчас все-таки заплати. Видишь, как они удобно сделали? Им по интернету можно заплатить, карточкой.

Я счел, что отказывать в прощальном подарке недостойно джентльмена. После чего мы легко расстались, и видеть ее чаще, чем три раза в месяц на общих собраниях, я не планировал. Тем более, между нашим офисом и Барвихой приличное расстояние.

Сама Барвиха тоже вызывала двойственное впечатление. Там жила часть моих приятелей — новых русских и тех, кто наследовал дачи с советских времен. По семейному преданию, там же находилась государственная дача моего дедушки, но он ее отдал, когда решил вступить в дачный кооператив. Досталась бы она сейчас нам, и можно было бы совсем не думать о том, что меня уволили.

Владимир Николаевич тем временем смотрел по сторонам.

— Молод ты, Саша, молод. Не знаешь, а вот здесь, в Ильинском, был «Овражек чудес», а там такие скульптуры…

— Что значит «молод»? Бывал я в «Овражке чудес».

В советские времена с импортными продуктами в магазинах было не то чтобы очень. Точнее, совсем никак. Но к Олимпиаде в столицу стали завозить финский сыр «Виола». Финляндия среди капиталистических стран занимала особое место, и продукты оттуда зачастую попадали в московские магазины, а иногда из-за непостижимости советской торговли — и в сельпо, где превращались в камень, потому что дорого стоили. Кто-то из обитателей привилегированной Рублевки, точно обладатель безупречного вкуса и свободного времени, догадался превратить лощинку под Ильинским в парк — детскую мечту. Со всего леса собрал причудливой формы коряги, взял баночки из-под «Виолы», фломастером нарисовал глаза. Честно скажу, получилось несколько дико, но для не избалованных дешевой психоделикой советских детей это стало реальным волшебством.

— Где он теперь, тот «Овражек»? Не знаю. Часто ищу следы и не нахожу.

— А вы тут часто бываете?

— Живу здесь.

Я посмотрел на Владимира Николаевича. Зарплата директора по безопасности, как мне представлялось, Рублевки не предполагала. Похоже, Стукалин легко считал удивление, мелькнувшее в моем взгляде, — свою должность он явно занимает по праву — и сказал:

— Ты в мою шкурку не влезай, расследования не веди. Не моя дача, от бати осталась.

— О, вы старожил местный?

— Еще бы! У меня такой батя был, таких зубров охранял…

— То есть у вас потомственное?

— Почти. Батя мой, гад такой, мне компрометирующие обстоятельства оставил. Меня только в милицию взяли, слава богу, приятели были.

— Понятно. Компрометирующие обстоятельства в брежневскую эпоху — значит, отсидка.

— Отсидка, — кивнул Стукалин. — Говорю же, врагов народа сторожил.

«И приятели есть, — анализировал я, — значит МГБ. Да, вполне возможно, и моего деда охранял».

Я понял, что после этого пропасть между мной и Владимиром Николаевичем увеличилась. Дед мой, к счастью, сидел недолго. Нарушил трамвайное правило «Не высовываться» и в пятьдесят втором году принял предложение стать членом коллегии одного из министерств. Пробыл, наверное, полгода. И, естественно, сел. Впрочем, выпустили его в пятьдесят третьем, не успев даже вынести обвинительное заключение, а, тем более, приговор. Следующие полтора года он трудился рабочим, ходил на стройку в тех же штанах с лампасами, в которых был арестован. Строил, кстати, первый телевизионный центр на Шаболовке. Затем его бывший командующий стал министром, и фронтовая дружба вдруг дала деду пост вполне приличный, достаточный, чтобы пожить на маленькой дачке под Барвихой, а в шестидесятые, с пробуждением в обществе собственнических инстинктов, получить честные шесть соток в окружении песка и сосен совсем в другом месте.

Машина свернула направо, и мы оказались на просторном дворе Barvikha luxury village. Двор был, как всегда, пуст. Две или три серые машины охранников олигархов, отдельная площадка за стеклом, «Бугатти», «Мазерати» и, пожалуй, все.

— Пойдем, — уверенно сказал Стукалин.

Мы поднялись на второй этаж комплекса и вошли в дверь офиса с логотипом нашей компании. Увидев нас, Дашенька отложила книгу «Финансовое право». Впрочем, я знал, что это только обложка, антибук, а внутри всегда был любовный роман. Она девушка умнейшая и мудрейшая, но финансы и экономика — вообще не ее тема. Как это часто бывает, родители засунули в вуз, и, помучившись годик-другой, девушка убегает в Москву.

— Здравствуйте, Александр Михайлович, Владимир Николаевич!

Психолог из нее вышел бы замечательный. Дашенька делала вид, что между нами ничего не было и что она ничего не знает о моей скандальной отставке и липовом заявлении об изнасиловании, жертвой которого она фигурировала.

— Что вас сюда привело? Продажи проверять? Так у нас их нет, за последний месяц оформили ОСАГО только охраннику нашего комплекса. Я же вам уже докладывала.

— Да, спасибо, знаю. Вопрос в другом. Ты у Александра Михайловича машину страховала? — спросил Стукалин.

— Конечно. Неделю-другую назад. Вот запись в реестре. Сейчас найду.

— Простите, Даша, какую вы машину страховали? — удивленно переспросил я.

— И осматривала, и страховала. Подождите секунду, сейчас фотографии покажу. Ой, опять компьютер барахлит! Удлинитель плохо в розетку втыкается…

Начав разыгрывать известную мне разводку с удлинителем, Даша перегнулась через кресло и потянулась к вилке сетевого фильтра. Разрез на ее строгой юбке открылся, и нашим со Стукалиным взорам предстали ее длинные стройные ножки — до плоской резинки явно очень дорогих чулок, имитирующих тот нежный загар, который можно получить только на тех дальних курортах, где оценка пять звезд — оскорбление, а слова «все включено» — отсутствуют в словаре, — похоже, это чулки немецкой фирмы Kunert. Пару раз в жизни я с ними сталкивался, покупал своим девушкам. Простая офисная сотрудница — и такие деньги. Мелькнувший краешек белья говорил о том, что оно как минимум из «Дикой орхидеи».

Владимир Николаевич побагровел.

— Я у тебя, Даша, наверное, лично все спрошу.

— Нет уж, при мне, — встрял я.

— Александр Михайлович, если хочешь еще что-то добавить, можешь фотографии посмотреть. А потом иди отсюда, я сам задам все вопросы.

— А возвращаться я как буду?

— А как хочешь. Я тебя отсюда увозить не обязан.

Так, Стукалин понял, что обнаружил в компании девушку, которую он пропустил. Дашенька улыбнулась. Видимо, внимание директоров ей льстило. Впрочем, я знал, что она себя не забудет.

— Вот фотографии.

На экране появился десяток фотографий машины, как две капли воды похожей на мою.

— А где номера? — развел руками я.

— А не получились у меня номера, Александр Михайлович.

— Даша, вы хотите, чтобы я в это поверил?

— А это не ваша забота, верить или нет. Вот фото.

— Саш, смотри и уматывай, — зло просипел Стукалин.

Продолжить личный допрос ему явно не терпелось. Да, машина сильно походила на мою, но я прекрасно помнил, что никогда не посещал офис в Барвихе на новом автомобиле.