На крыльях мечты - Матир Анна. Страница 29

— Но мы же еще не ужинали!

Я зажмурилась, но не заорала, хотя мне очень этого хотелось. Я ответила спокойно, правда, в моих словах не было слащавой просьбы.

— Тогда сами приготовьте себе ужин, а я иду спать!

Я вихрем унеслась наверх со своими письмами, с одной стороны, испытывая вину за то, что оставила девятилетнюю девочку с таким заданием, а с другой — чувствуя облегчение, что никто из детей не последовал за мной.

Глава 22

На следующее утро я сожгла письмо Артура. Его жалкие слова оправдания не облегчили мою боль. Мамино же письмо я, напротив, перечитала еще раз при свете дня. Она сообщала, что чувствует себя уже гораздо лучше и что было много шума из ничего. Она скоро совсем придет в себя и снова будет крутиться по хозяйству. Не считаю ли я, что пора отправляться домой и оставить детей на попечение другого опекуна? Барни Грейвз, упомянула она, скучает по мне.

Все звучало вполне в мамином духе. Но я обещала тете Адабель, Френку и шерифу Джефрису позаботиться о детях, и к чему бы ни подталкивала и ни призывала меня мама, я не нарушу своего слова.

Я снова посмотрела на письмо. Написано дрожащей рукой, на полях чернильные пятна. Обычно все мамины письма очень аккуратны. Похоже, папа все-таки не преувеличивал опасности ее болезни.

Я положила письмо в ящик с одеждой. Я напишу ответ позже и дам ей знать, по-доброму, но твердо, что теперь я могу сама принимать решения и что я намерена выполнить свой долг по отношению к этим детям. Про Артура я не буду ей рассказывать. Пока не буду.

Несколько вечеров спустя я грызла конец карандаша, пытаясь составить список необходимых запасов на зиму. Хлеб из кукурузной муки перестал казаться слишком однообразным, когда я нашла маслобойку и сделала масло. Я даже выдавила кремообразную массу в формочку и выложила причудливую букву «С».

Но нам нужны марки. И дети хотели собрать рождественскую посылку для своего отца. Мне было жаль потратить последние наличные, но я полагала, что нам удастся купить несколько пустяков для Френка: расческу, зубную пасту, жвачки, шоколадки, крем для бритья, шнурки. Кроме того, скоро День Благодарения. А за ним и Рождество. Мне нужны деньги до праздников, иначе у детей не будет подарков.

Бах! Ба-бах! И хором все закричали!

Я бросила карандаш и побежала наверх, перескакивая через две ступеньки. Сердце билось быстрее, чем паровой двигатель, горло жаждало выпустить мой собственный вопль. Но это был не обычный ночной кошмар Джеймса. В лунном свете на меня уставилась пара глаз-бусинок. Глаза-бусинки принадлежали шипящему опоссуму.

В открытое окно, впускающее теплый вечерний воздух, попала ветка старого вяза, растущего около дома. Всего лишь короткий прыжок с ветки — и хитрое существо оказалось в комнате. А кудахтанье, доносившееся из курятника, говорило мне, что этот мошенник уже побывал там сегодняшним вечером.

Олли собрала детей в самом дальнем углу кровати, возле стены, в бледном свете луны ее расширившиеся от страха глаза сверкали. Комнату заполнили крики Дэна: он сидел, зажмурив глаза, но с распахнутым ртом. Во мне нарастал гнев, словно я курица, желающая защитить своих цыплят в гнезде. Я их не подведу!

С языка уже готовы были сорваться слова, которые я однажды услышала от Уилла, когда папин фургон проехал ему по ногам, но я не осмелилась. Вместо этого я сделала то, чему научили меня мама и дети, — помолилась.

— Господи, удержи это противное создание подальше от детей! И от курочек тоже! — Я прошипела слова прямо на опоссума, надеясь, что они его испугают. Но не тут-то было! Он стоял не шелохнувшись.

Мы уставились друг на друга, каждый раздумывал, кто же сделает первый шаг. Я решила, что это буду я, и взлетела на кровать. Опоссум повернулся ко мне.

Я потянулась к плетеному стулу, схватила его и направила ножки на эту громадную крысу: так делал укротитель львов на виденном мной представлении в цирке, который раскинул шатры несколько лет назад на окраине Даунингтона.

— Убирайся! — Я резко дернула стулом. Опоссум начал пятиться к двери. Я еще раз дернула на него стулом. Он зашипел и опять попятился, но направлялся в сторону коридора.

Когда мы достигли ступенек, этот злюка остановился и, очевидно, решил предпринять последнюю попытку. Он кинулся на меня. Олли заорала из спальни. И тут я ткнула опоссума в грудь ножкой стула.

Могут ли опоссумы удивляться? Этот явно удивился, когда покатился вниз по лестнице, — я за ним. Он скатился к входной двери, потом пробежал через столовую, пересек кухню. Я бежала за ним, по дороге схватив швабру и выметая его из дома, пока у него пятки не засверкали. Думаю, к тому времени он уже и сам был рад убраться. Я захлопнула за ним дверь с такой скоростью, что он едва уберег свой лысый хвост.

Дети сгрудились возле меня, обнимая за ноги и талию. Олли увлажнившимися глазами смотрела на меня в сумеречном свете.

— Ты спасла нам жизнь! — сказала она.

Я усмехнулась, стараясь рассеять ее страх, но ноги мои тряслись, как желе, пока я поглаживала девочку по волосам, спускавшимся до лопаток.

В гостиной все еще горела лампа, разгоняя тьму на кухне, как далекая звезда в безлунную ночь.

— Почему бы нам не поспать в гостиной? — предложила я.

Олли так горячо затрясла головой в знак одобрения, что я испугалась, как бы она не отвалилась. Мы забрали одеяла из спален. Я положила Дженни между спинкой дивана и Олли, а затем всех разместившихся на полу укрыла одеялами. Я даже не потрудилась прикрутить фитиль лампы.

Первым на следующее утро встал Дэн, вынырнув из груды одеял, как щенок, сразу готовый играть. Я подняла голову и приложила палец к губам, но призывать четырехлетнего малыша к тишине — это пустая затея.

Джеймс поднял голову, моргая, посмотрел на свет и незнакомую комнату. Затем его лицо посветлело. После того как он убрал свою ногу с моих ребер, я смогла снова вдохнуть. Мальчик побежал на кухню.

— Дэн, пошли посмотрим, нет ли там опоссума!

Дэн, конечно же, пошел, предвкушая, как и брат, увидеть существо, вчера напугавшее его до беспамятства. Олли застонала, когда я поднялась. Она обняла сестру, и они лежали вместе. Потирая шею, я поковыляла в коридор. Еще не успела опомниться, как рядом очутился Джеймс.

— Уверен, что смог бы снять его из папиного ружья! — Он посмотрел на меня с самым серьезным видом. Будто ему было не шесть, а пятнадцать.

Я едва удержалась от смеха.

— Ты знаешь, что не разрешается касаться папиного ружья! — Донесся из гостиной полусонный голос Олли.

Я сделала строгое лицо.

— Да, я уверена, что тебе это известно, Джеймс!

Он весь обмяк, осознавая поражение, и убежал.

— Она сказала «нет», — услышала я его голос из кухни и невольно улыбнулась.

— Всего лишь крыса! — Раздался голос младшего брата, затем глухой стук — две попки опустились на пол.

Смех душил меня. Я представила их недовольные маленькие личики — им не разрешили взять папино ружье и погнаться за противным существом. Я прижала руку ко рту, чтобы удержать смех, пока у меня не заболел живот. Взбежала наверх и рассмеялась, прижав к лицу пуховую подушку. У меня даже слезы полились. Я почувствовала себя так же хорошо, как после горячей ванны холодным днем, и поняла, что вчерашнее приключение того стоило.

Я переоделась в одежду, такую же свежую, как и мое отношение ко всему происходящему, и поспешила вниз — к детям.

— Вы не против, если сегодня я подою корову? — Через москитную сетку на двери донесся баритон шерифа Джефриса.

Теперь я тоже услышала призывное мычание Старого Боба.

— Да, конечно, спасибо.

Я стояла у двери и наблюдала, как мужчина идет, пересекая двор. Почему у меня не было чувств к мужчине, который, кажется, всегда появляется вовремя и говорит то, что следует? Мама назвала бы меня глупой за то, что, фигурально выражаясь, эти ингредиенты я не добавила в свое тесто. Думаю, что сейчас этого мужчину она бы поставила перед мистером Грейвзом.