Плач - Сэнсом К. Дж.. Страница 32
— Но Мэри известна как противница реформ.
— Она избегала даже намеков на заговоры. Мэри не опасна. А теперь я вас покину. — Лорд Парр встал. — Пажей пришлют. Как я вам говорил, если допрос будет проводить кто-то из Научного совета королевы, а не я сам, это привлечет меньше внимания. Я вернусь позже. Да, пропавший перстень выглядит так: из чистого гладкого золота с квадратным рубином в центре и инициалами покойной падчерицы королевы Маргарет Невилл — MN — внутри кольца. — Он шагнул к двери. — Осторожнее с Адрианом Расселом, он может оказаться дерзким щенком. Потом я покажу вам сундук. Кстати, я слышал сегодня, что в следующем месяце король переезжает в Хэмптон-Корт. Туда уже послали крысоловов. Все вещи и все люди из королевских апартаментов отправятся туда на барже. Так что вы должны увидеть здесь все так, как оно было, пока это еще возможно.
Стражник ввел первого пажа, худого светловолосого паренька лет шестнадцати с заносчивыми манерами. На нем была красная ливрея со значком королевы на груди и черная шапка, которую он снял, когда вошел. Я строго посмотрел на него, как будто он был свидетелем противной стороны на суде.
— Ты Адриан Рассел?
— Да, сэр, Рассел Кендальский. Мой отец — дальний родственник королевы и имеет большие владения в Камберленде, — с гордостью проговорил юноша.
— А я сержант Шардлейк из Научного совета королевы, назначенный расследовать пропажу рубинового перстня, украденного из сундука Ее Величества в ее спальне. Ты слышал о краже?
— Да, сэр.
— Он был украден, когда королева была у Его Величества шестого июля, между шестью и десятью вечера. Ты был одним из дежурных в тот вечер?
Рассел дерзко посмотрел на меня:
— Да, сэр. Я и Гарет Линли пришли в шесть, принесли новые свечи, вымыли комнаты и надушили их новыми травами. Я ушел в восемь. Гарет остался. Убраться в спальне, — добавил он.
— А ты вообще входил в спальню королевы? — решительно спросил я.
— Нет, сэр, туда входил только Гарет Линли. — Я снова заметил в голосе Адриана нотку высокомерия. — Только одному пажу позволяется входить туда вечером, и была не моя очередь.
— Двое пажей делают уборку каждый день в течение двух часов?
— Это наше задание по расписанию. Мы должны следить также за галереей королевы и кормить там птиц.
Мне не понравился этот наглый юнец, и я холодно сказал:
— Может быть, это не всегда занимает полтора часа? Может быть, иногда вы присаживаетесь, отдыхаете?
— Как и все слуги, сэр.
— И мальчики любят трогать чужие вещи… Ты, может быть, помнишь: один уже украл что-то у королевы. И его приговорили к повешенью.
Рассел вытаращил глаза и начал громко возмущаться:
— Сэр, я бы никогда ничего такого не сделал! Я ничего не крал, клянусь! Я из хорошей семьи…
— Ты так говоришь. А ты видел кого-нибудь еще, когда был там? Или вообще что-нибудь необычное?
— Нет, сэр.
— Подумай. Подумай хорошенько. Вор мог оставить что-то не на своем месте, сдвинуть что-то…
— Нет, сэр. Клянусь. Я бы сказал вам, если б увидел что-то не на месте.
Молодой Рассел беспокойно потирал руки — его мальчишеская заносчивость быстро испарилась. Я не мог представить, чтобы этот молокосос мог оказаться замешан в похищении книги. Более мягким тоном я опросил его подробно о его передвижениях, а затем сказал, что он может идти. Адриан с облегчением стремглав вылетел из комнаты.
Второй паж, Гарет Линли, был напуган — я сразу это увидел. Он был того же возраста, что и Рассел, высокий и худой, с длинными, аккуратно причесанными волосами. Я предложил ему сесть и спросил о его обязанностях в спальне.
— Я вхожу туда, ставлю новые свечи в подсвечники, кладу новое белье на сундук, а потом меняю цветы и раскладываю в комнате свежие травы и лепестки. Кормлю Рига, собаку королевы, если он там, но в тот вечер его не было. Я, конечно, не притрагиваюсь к постели Ее Величества — это для ее горничных. В тот день, я думаю, дежурной горничной была Мэри Оделл.
Я кивнул:
— Ты кладешь белье на сундук. Тебе известно, что в нем хранятся ценности?
— Клянусь, сэр, я не притрагивался к нему! Полагаю, он был заперт.
— Ты когда-нибудь проверял, заперт ли он?
— Никогда, — ответил юноша. — Я предан Ее Величеству. — Он возвысил голос, и я снова уловил в нем нотку страха.
Тогда я принял более дружелюбный тон.
— Ты не заметил чего-нибудь необычного в комнате в тот вечер? Может быть, что-то с сундуком?
— Нет, сэр. Уже темнело. Я принес лампу. — Паж нахмурился. — Но если бы что-то было не так с сундуком, я думаю, я бы заметил. В ту неделю я клал туда белье каждый вечер.
— Ты когда-нибудь видел тот украденный перстень?
— Нет. Мне говорили, что королева иногда носит его на пальце, но когда она проходит, я всегда низко кланяюсь, так что никогда его не видел.
— Очень хорошо. — Я поверил ему, но Гарет Линли, я был уверен, боялся чего-то более серьезного, чем мой допрос. — Ты сам откуда, мальчик? — непринужденно спросил я. — У тебя северное произношение.
Мой вопрос, похоже, еще сильнее встревожил юношу — его глаза забегали.
— Из Ланкашира, сэр, — ответил он. — Моя мать была когда-то фрейлиной Екатерины Арагонской. Это через нее моя семья получила свои земли. Она знала мать нынешней королевы, старую леди Парр.
— И так ты получил свою должность? Через связи своей семьи с матерью королевы?
— Да, сэр. Она написала лорду Парру, не найдется ли место для меня. — Дыхание Линли заметно участилось.
— Твои родители еще живы?
— Только мать, сэр, — сказал мальчик и немного помолчал в нерешительности. — Десять лет назад, после Северного восстания [23], отца посадили в Тауэр, и он умер там.
Я сосредоточенно обдумал это. Парень, чья мать служила Екатерине Арагонской и чей отец принимал участие в Северном восстании…
— Значит, история твоей семьи может заставить задуматься о твоих религиозных симпатиях, — медленно проговорил я.
Гарет сломался внезапно и полностью. Он чуть не упал со своего кресла и встал на колени, сжав ладони вместе.
— Это неправда! — воскликнул он. — Клянусь, я не папист, я верно следую королевским заповедям! Я постоянно говорю всем, если б только они оставили меня в покое…
— Встань, — ласково сказал я, жалея, что довел его до такого состояния. — Сядь обратно в кресло. Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред. Ты сказал: «говорю всем». Кому это «всем»?
Паж отчаянно замотал головой — по щекам его текли слезы.
— Давай, Гарет! — подбодрил я его. — Если ты не сделал ничего дурного, тебе ничего не будет. А если сделал — и признаешься, — королева будет милостива.
Мальчик издал долгий неровный вздох.
— Я ничего не сделал, сэр. Но, как вы говорите, из-за прошлого моей семьи все думают, что я из тех, кто шпионит за реформаторами. Хотя лорд Парр и королева знают, что моя семья лишь хочет жить тихо и верно служить. Но после того, как я пришел во дворец… — Он опять замялся в нерешительности. — Один человек подходил ко мне, дважды, и спрашивал, не соглашусь ли я замечать, что могу, насчет королевы и сообщать тем, кто, по его словам, служит истинной религии. Я отказался, клянусь… — Юноша жалко уставился на меня. Его лицо распухло от слез, и я вдруг понял, как выгляжу в глазах невинного мальчика, ступившего в эту позолоченную, прекрасную выгребную яму.
— Ты доложил об этом вышестоящим? Лорду Парру?
— Нет, сэр, не посмел. Тот человек, он… напугал меня.
— Когда это случилось?
— Как только я пришел, прошлой осенью. Потом снова, в апреле, когда началась охота на еретиков.
— Два раза подходил один и тот же человек?
— Да, и я не знал его. Я рассказал одному из пажей, и тот сказал, что такое бывает, когда впервые появляешься при дворе, — подходят от одной стороны или другой, и если хочешь уберечь свою шкуру, лучше сказать «нет». Подходит всегда кто-нибудь неизвестный при дворе, слуга кого-нибудь из больших людей, но не из дворца.