Словно распустившийся цветок - Митчелл Сири. Страница 4

 — Тебе там не понравится. Мне самому там не нравится… все эти люди, корабли, шум… Иногда я сам не понимаю, для чего езжу туда.

 Я уже и сама начала задавать себе этот вопрос.

 — Ага! – Он выудил что-то с самого дна сундучка и теперь с торжеством сжимал в руке, словно получил заслуженный приз. Конверт. Отец протянул его мне.

 Я сломала печать и вскрыла его.

 «…а именно: цветок белый, одна штука, называется роза древовидная; цветок белый, одна штука, как мне сказали – лилия с горы Кука [7], хотя, на мой взгляд, она на нее совершенно не похожа; цветок красный, одна штука, принадлежность неизвестна; подозрительные желтые цветки, две штуки, маскирующиеся под лютики…»

 Подозрительные? Маскирующиеся? Цветы ни под кого не маскируются, они остаются сами собой. Мне хотелось, чтобы он изъяснялся не столь причудливо и витиевато. Закончив читать написанное вслух, я перевернула страничку, чтобы убедиться, нет ли каких-либо подробностей на обороте. Их там не было.

 — Здесь есть лилия? Внутри? – Отец с недоумением вглядывался в глубины сундучка, словно не веря своим ушам. Я не могла его винить. Он вздохнул. – Мне бы очень хотелось взглянуть на цветок с одного из этих метросидеросов исполинских [8].

 — Возможно, это он. – Я показала ему голый стебель. – Он выглядит так, словно у него когда-то были лепестки.

 Отец взял у меня стебель.

 — Ему нужно объяснить, что вот эта мешанина образцов, в сущности, совершенно бесполезна. Понадобится слишком много времени, чтобы просто разобрать ее, не говоря уже о том, чтобы классифицировать. Кроме того, не похоже, чтобы он приложил к экземплярам ярлыки или какие-либо обозначения.

 — Завтра я напишу ему еще одно письмо.

 — Будем надеяться, что за это время он не успеет заняться сбором новых образцов.

 После полудня отец отправился на прогулку, а я осталась дома, намереваясь закончить иллюстрацию. Но едва я взялась за кисточку, как вновь задребезжал дверной звонок. Да что же это такое творится сегодня, а? От гостей нет отбоя.

 Я распахнула дверь.

 — Да? В чем дело? – Не успели эти слова слететь с моих губ, как я увидела, что мне протягивают застекленный террарий. Внутри него буйным цветом цвели растения. Собственно, я привыкла к тому, что славные молодые люди отца иногда присылали нам застекленные ящички, но обычно по прибытии они являли собой кладбище совершенно сухих обломков, мало напоминающих растения, которыми были при жизни.

 Затем ящичек немного опустился и я разглядела, что держит его вовсе не посыльный Королевской почты. Хотя голову этого человека венчала непокорная шевелюра темных волос, он выглядел так, словно получил некоторое образование, а черты его угловатого лица нельзя было назвать иначе, чем приятными. Нахмуренной складке на лбу вторила ямочка на подбородке, а из-под темных бровей на меня взирали голубые глаза.

 Я растерянно заморгала.

 — Кто… Я вас не знаю.

 — Надеюсь, вы не станете настаивать на соблюдении всех церемоний и не потребуете должного представления. Ящик, честно вам признаюсь, довольно тяжел…

 — Нет, разумеется, нет. Да. Пожалуйста. Входите. Вы можете поставить его…

 Но он уже перешагнул порог, миновал холл-прихожую и вошел в маленькую гостиную, где и водрузил ящик на мой письменный стол.

 — Я бы предпочла, чтобы вы переместили его в другое место. Хотя все это довольно необычно… Что это вообще такое? – Из кокона длинных и узких листьев выглядывал цилиндр золотистых цветков. Он походил на гиацинт. А наша повариха наверняка приняла бы его за ершик для мытья бутылок. Происходящее стало для меня полной неожиданностью.

 Он склонился над ящиком, чтобы взглянуть на цветок, который я внимательно рассматривала.

 — Это – лилия.

 — Лилия? Этого не может быть. Но выглядит она просто поразительно.

 Уголки его губ дрогнули в улыбке:

 — Еще бы.

 Я обошла ящик кругом, чтобы взглянуть на цветок с другой стороны.

 — Я нашел его во время посещения одного из субантарктических островов, о которых мне так много писал мистер Уитерсби. Отвратительная там погода. Пришлось приложить немало усилий, чтобы раздобыть его, и я едва не свернул себе шею, выбираясь из ущелья, в котором я его обнаружил.

 Ничего подобного этому цветку я еще никогда не видела.

 — …вижу, мои подвиги не производят на вас ни малейшего впечатления.

 Я выпрямилась.

 — Прошу прощения. Что вы сказали?

 Он смотрел на меня со скорбной улыбкой.

 — Ничего. Мне хотелось бы знать, дома ли мистер Эндрю Уитерсби. Я хочу увидеться с ним, если это возможно. У меня такое чувство, будто мы с ним давно знакомы, пусть всего лишь по переписке.

 Наконец смысл его слов достиг моего сознания.

 — Это образец обнаружили вы?

 — Да.

 Это в корне меняло дело.

 — А я приняла вас за посыльного… Мне очень жаль. Простите меня.

 — Ничего страшного, я не обиделся. Но если мистер Уитерсби дома, не могли бы вы передать ему, что мистер Эдвард Трим… – Он оборвал себя на полуслове. – Собственно, полагаю, вы можете напомнить ему обо мне, сказав, что его желает видеть мистер Эдвард Тримбл.

 — Значит, вы и есть мистер Э. Тримбл?

 — Да. Он ведь дома, не так ли? Я действительно очень хотел бы повидаться с ним.

 — Вы не можете быть мистером Тримблом.

 Одна из его черных густых бровей удивленно взлетела на лоб.

 — Уверяю вас, он знает меня именно под этим именем. Мы с ним вели поистине замечательную переписку о…

 — Но вы – не… – Похожи на жилистого мужчину средних лет… то бишь того мистера Тримбла, какого нарисовало мое воображение. – Вы просто не можете быть им. – Он ничуть не походил на фермера-овцевода.

 В этот момент с улицы вошел отец. Через плечо у него на ремне болтался жестяной цилиндр [9] для сбора растений.

 — А! Мой славный молодой человек. – У отца была великолепная зрительная память на лица, хотя имен он не помнил никогда.

 Славный молодой человек, который и впрямь выглядел славным и молодым, подошел к нему и протянул руку.

 — Рад новой встрече с вами, сэр.

 Отец пожал руку, протянутую ему мистером Э. Тримблом.

 — Э-э… И когда же мы с вами виделись в последний раз?

 — Три года назад, в Ливерпуле.

 — Три года. – Отец перевел взгляд на меня. – Только представь себе, Шарлотта.

 Что я и сделала. Я как раз вспоминала о переписке, которая завязалась между мистером Тримблом и мной. И о том, что все это время я представляла его себе худощавым, ничем не примечательным мужчиной. И о том, как поверяла ему все свои мечты и надежды и как спорила из-за какой-нибудь очередной ботанической теории.

 Если мне повезет, никто не узнает, что он переписывался со мной.

 Подойдя к дивану, отец принялся опустошать свой жестяной тубус, раскладывая образцы растений поверх стопок бумаг. Кивнув на стул, он обратился к нашему гостю:

 — Присаживайтесь, молодой человек, и расскажите мне о Новой Зеландии.

 Мистер Тримбл попытался было исполнить его просьбу, но вскоре отец перебил его вопросом о лилии, а потом поинтересовался, побывал ли он уже в Австралии и действительно ли горы в колонии [10] настолько бедны флорой, как о том пишут в журналах.

 Пожалуй, мне следовало бы вздохнуть с облегчением, потому что отцовские вопросы эхом вторили тем, что я сама задавала в своих письмах. Однако, на душе у меня скребли кошки – мистер Тримбл явно был озадачен тем, что отец не помнил тех вещей, которые он описывал в мельчайших подробностях. Чувствуя, что пора спасать положение, я вмешалась в их беседу.

 — Ты должен помнить, папа. Он действительно побывал на острове Кэмпбелла. И свой визит он описал нам весьма подробно.